“Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины” – это едва ли не самое известное стихотворение Константина Симонова. Это неспешная беседа с его верным фронтовым товарищем. Краткий анализ “Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины” по плану покажет ученикам 6 класса все стороны этого произведения и поможет лучше понять его на уроке литературы.
Краткий анализ
История создания – произведение написано в самом начале войны, в 1941 году.
Тема стихотворения – величие русской земли и ее народа, который может выдержать все.
Композиция – стихотворение разделено на две части: в первой части показаны воспоминания автора об отступлении. Вторая выражает идею о неразрывности связи солдат и народа.
Жанр – послание к другу.
Стихотворный размер – амфибрахий с перекрестной рифмовкой.
Эпитеты – “злые дожди”, “усталые женщины”, “русская околица”, “дорожная тоска”, “вдовья слеза”, “бабье чутье “, “горькая земля “.
Сравнения – “прижав кринки как детей”, “как на смерть одетый” .
Метафоры – “тракт, измеренный слезами”, “плачущий по мертвому девичий крик”, “война на проселках свела” .
Олицетворения – “говорили пажити”, “говорили леса”, “голоса идут”, “пули милуют” .
История создания
Стихотворение “Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины” Константин Симонов написал в 1941 году. Тогда он находился под впечатлением от отступления советской армии. Как и его друг Алексей Сурков, в военные годы он был корреспондентом, а значит, отступал вместе с ней. Поэт не мог забыть, как встречали и провожали солдат в деревнях, куда скоро должны были прийти немцы. Свои эмоции он и запечатлел в поэтических строках.
Тема
Величие Родины, которое особенно ярко проявляется в сложные для нее периоды. Симонов создал большое полотно, на котором показал это величие через образ дороги: она ведет солдат к новым боям, а те, кто остается позади, готовы подождать, пока они вернутся и прогонят фашистов. Автор высказывает мысль, что корни и сила нации – не в городах, а в простой деревенской глуши.
Композиция
Композиционно стихотворение можно разделить на две части. Первую Константин Симонов посвящает истории отступления, свидетелем которого стал он сам. Они рисует бытовые картины русской деревни – стариков, в хатах которых солдаты останавливались на отдых, женщин, несущих на дорогу крынки с молоком.
Вторая часть наполнена пафосом связи поколений, величия русского народа, представители которого готовы умирать за свою землю.
Жанр
Автор стихотворения “Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины” использует достаточно непривычный жанр послания к другу, что стало обращение к традициям родной поэзии. Этот стих показывает отношение поэта к происходящему – он чувствует связь со своим народом, в том числе и с предками, чувствует, что в деревне она еще сохранилась. Это искренний рассказ о чувствах, которые может понять только близкий человек.
Написан он амфибрахием с перекрестной рифмовкой.
Средства выразительности
В этом произведении Симонов использует большое разнообразие выразительных средств:
- Эпитеты – “злые дожди”, “усталые женщины”, “русская околица”, “дорожная тоска”, “вдовья слеза”, “бабье чутье”, “горькая земля “.
- Сравнения – “прижав кринки как детей”, “как на смерть одетый” .
- Метафоры – “тракт, измеренный слезами”, “плачущий по мертвому девичий крик”, “война на проселках свела” .
- Олицетворения – “говорили пажити”, “говорили леса”, “голоса идут”, “пули милуют” .
С их помощью поэт создает образы, которые помогают ему ярче выразить основную мысль. Также они составляют не менее важную часть стихотворения – его эмоциональный фон.
А. Суркову
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди.
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: «Господь вас спаси!»
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси…
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась.
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти поселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну, что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: «Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем».
«Мы вас подождем!» - говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» - говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирают товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За русскую землю, где я родился.
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941
Источник: Великая Отечественная. Стихотворения и поэмы в двух томах. Том 2. Москва, издательство «Художественная литература», 1970 г. С. 145-146.
Стихотворение «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…» я посвятил своему старшему товарищу по многим фронтовым поездкам, главным образом в 1941 и 1942 годах, поэту Алексею Александровичу Суркову.
Эти стихи - воспоминание об одной из наших поездок на передовую на Западном фронте в июле 1941 года. Конечно, не все подробности этой поездки могли войти в стихи, но многое из того, что оказалось потом в стихах, было в самой жизни. Были эти старик и старуха, которых мы асгретмли в одной из деревень на Смоленщине, были эти сказанные нам горькие слова: «Покуда идите, мы вас подождем». Была и голосившая по убитому молодая соседка. Было и большое старое кладбище около маленькой деревеньки. Кладбище, напоминавшее нам о точа, сколько поколений русских людей легло в эту землю, которую хотели отнять у нас фашисты.
Я написал это стихотворение не тогда, на Смоленщине, а несколькими месяцами позже, в ноябре 1941 года, и совсем в другой обстановке.
Вместе с другими моими товарищами, военными корреспондентами, я возвращался из командировки на Мурманский, самый северный участок фронта, и мы на обратном рути, уже после конца обычной навигации добираясь из Кандалакши в Архангельск, несколько дней не могли пробиться сквозь льды. В эти дни вынужденного бездействия, вспоминая все пережитое с начала еойны, я написал несколько стихотворений и первым из них «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…».
* * *
А. Суркову
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: - Господь вас спаси! -
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» - говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» - говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
Это стихотворение известного фронтового поэта и писателя Константина Симонова, написанное в 1941 году, напомнило мне о боевом пути Николая Никитовича Барматина - жителя одного из окраинных районов Москвы.
Именно под Смоленском он, тогда молодой, необстрелянный курсант, вместе со своими товарищами одногодками принял в 41-м первый свой бой. Кадровый офицер и сегодня не бахвалится геройским прошлым, а говорит о том сражении прямо: «Было страшно».
«Нас 20-летних курсантов школы младших командиров, рассказывает он, - с поезда бросили в пекло боя под Смоленском. Сражение с матёрыми фашистами шло на открытой местности - ни окопов, ни траншей, в руках «драгунка» - винтовка трёхлинейка образца конца 19 века, а с той стороны - шквал автоматных и пулемётных очередей, рёв артиллерии, сверху сыпались бомбы. А ещё в качестве психологического оружия фашисты сбрасывали с самолётов пустые дырявые железные бочки, которые, падая, издавали душераздирающий вой! Это был какой-то ад!..
Наша авиация прилетала каждый раз только после того, как немцы сбросят на нас бомбы и дым развеется в поле. Покрутившись в пустом небе, тупорылые истребители улетали - мы им смеялись вслед сквозь слёзы. В других воинских частях ситуация складывалась не лучше. А если б всё было более серьезно организовано, мы, может быть, отстояли Смоленск.
С нашей стороны, захлёбываясь, тарахтело несколько полковых пулемётов. Но это положения уже не спасало - несмотря на большие потери, фашист напирал нахрапом. Мы отступали, теряя убитых. На руках несли истекающих кровью раненных товарищей.
Остановились на берегу реки Вопь. Там держали оборону до последнего, пока не попали в окружение.
Начальник штаба сунул мне в руку обрывок карты:
- Выводи остатки взвода из окружения. Идите на восток».
Во взводе Барматина оставалось 18 бойцов. Командир проявил смекалку при переправе через приток Днепра.
По понтонному мосту шла техника, а пехоту не жаловали: «Перебирайтесь вплавь».
Барматин заметил пустую санитарную машину с красным крестом. Шофёр сидел на её ступеньке схватившись за голову руками и чуть ли не плакал. «Заводи!» - крикнул командир. Через полчаса, забинтовав руки, голову облитыми йодом бинтами, бойцы сели в кузов.
- Ну, давай, давай, скорей проезжай! - махнул флажком регулировщик машине с красным крестом.
Дальше шли ночью - днём не высовывались, потому что все вокруг оккупировали немцы. Солдаты были голодными. Поесть просили у деревенских жителей. Но не все их встречали с хлебом-солью - некоторые ругали:
- Драпаете от немцев? Нас бросаете? Ну и катитесь к чёрту!
Во взводе было 6-8 украинцев. Они так затосковали по «хлибу, салу», что упёрлись - и не с места:
- Ни пидем дальше - и всё! На кой бис нам ваша Москва!
Расстреливать их командир не стал - не захотелось марать руки.
Где они сгинули? Может, примкнули к бандеровской банде, может, и сегодня, помахивая костылями, ратуют на майдане за самостийную Украину, кричат: «Геть, москали!»
«В конце сентября, - вспоминает ветеран, - подошли к своим - к Звенигороду. Остатки взвода встретили сотрудники НКВД. Руки не заламывали, не мордовали, как это сейчас принято показывать в кино, но под следствием мы находились целый месяц. Про украинцев-дезертиров мы им ничего не сказали, а в остальном к нам нельзя было придраться, и они нас с миром отвезли на пункт формирования. Оттуда ребят направили в воинское расположение, которое занимало оборонительные рубежи на подступах к столице».
Командир взвода химзащиты 144 дивизии 612 стрелкового полка участвовал в декабрьском контрнаступлении. Немецкая армия в Подмосковье к тому времени, по его воспоминаниям, была уже деморализована. Легко одетым фашистам, поверившим в гитлеровский блицкриг, сломил хребет тридцатиградусный мороз и свежее пополнение Красной армии. Они, замотанные в какое-то тряпьё, в ужасе откатывались всё дальше. Взвод Барматина сражался вплотную с противником за один из населённых пунктов в районе Бородино. Под Гжатском взводного командира контузило взрывом авиабомбы. Отлежавшись пару недель в госпитале, он снова встал в строй.
Закончил войну Николай Никитович в звании капитана, а всего он прослужил в армии полтора десятка лет - с 1939 по 1954 год.
Сегодня о боевом пути ему напоминают орден Отечественной войны II степени, медали «За отвагу», «За оборону Москвы», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией»…
