Батеньков г с революционная деятельность. «Я прожил век в гробу темницы. Последние годы жизни

Так, ранний Гумилев тяготел к поэзии старших символистов Бальмонта и Брюсова, увлекался романтикой Киплинга, и в то же время обращался к зарубежным классикам: У.Шекспиру, Ф.Рабле, Ф.Вийону, Т.Готье и даже к эпически-монументальным произведениям Некрасова. Позже он отошел от романтической декоративности экзотической лирики и пышной яркости образов к более четкой и строгой форме стихосложения, что и стало основой акмеистического движения. Он был строг и неумолим к молодым поэтам, первый объявил стихосложение наукой и ремеслом, которому нужно так же учиться, как учатся музыке и живописи. ретья книга Гумилева “Жемчуга” (1910) принесла ему широкую известность. Она была посвящена В.Брюсову, которого автор назвал учителем. Отмечая романтизм стихотворений, включенных в сборник, сам Брюсов писал: “...Явно окреп и его стих. Гумилев медленно, но уверенно идет к полному мастерству в области формы. Почти все его стихотворения написаны прекрасно обдуманными и утонченно звучащими стихами”. А Вяч. Иванов именно в “Жемчугах” увидел точки расхождения Гумилева с Брюсовым и предрек молодому поэту иной путь. Характерно, что именно с освобождением от влияния Брюсова связан поиск своего места в русской поэзии начала века таких разных поэтов, как Блок и Гумилев. Противоречива трактовка сотрудничества Брюсова и Гумилева - от мысли о том, что ученик полностью копировал учителя до мнения об их абсолютной противоположности. Придерживаясь «золотой середины», Ю. Айхенвальд так объяснял этот период творчества Гумилева: «На ранних стихах его легко заметить влияние Брюсова, но свойственные последнему провалы в безвкусии уверенно обошел талантливый и тактичный ученик» . С ним перекликается мнение Е. Вагина: «Пройдя школу подражания В. Брюсову и Вяч. Иванову, поэт убедился, что «достижения художников этого разряда не двигают вперед наше художественное сознание» . Для нас важно понять, что из намеченного еще в молодые годы и взятого из общения с Брюсовым вошло в зрелое творчество Гумилева, какие аспекты творческого мастерства больше всего интересовали поэта, как он относился к самому себе и своему творчеству, как Брюсов оценивал его, насколько близок их поэтический мир друг другу.

В сборник вошли стихотворения:

Я конквистадор в панцире железном...
С тобой я буду до зари...
Песнь Заратустры
Credo
Греза ночная и темная
Песня о певце и короле
Рассказ девушки
Дева Солнца
Осенняя песня
Сказка о королях
Когда из темной бездны жизни...
Людям настоящего
Людям будущего
Пророки
Русалка
На мотивы Грига
Осень
Иногда я бываю печален...
По стенам опустевшего дома...

Существует предположение о том, что позже автор «вычеркнул» «Путь конквистадоров» из списка собственных сборников, косвенным доказательством чего послужило напоминание в четвертом сборнике «Чужое небо», о том, что это третья книга стихов. Дарственная надпись на книге Вере Мелентьевне Гадзятской гласит:

Этот «Путь конквистадоров», Скопище стихов нестройных, Недостоин Ваших взоров, Слишком светлых и спокойных. Он любил три вещи на свете: За вечерней пенье, белых павлинов И стёртые карты Америки.

В лирическом герое этого стихотворения легко узнаётся поэтический профиль Николая Гумилёва. Если вы были внимательными и вдумчивыми читателями, то заметили, что лирике Гумилёва присущи возвышенные, экзотические мотивы, навеянные «музой дальних странствий». Три путешествия в Африку определили основные темы его поэтических сборников «Романтические цветы» , «Жемчуга» , «Чужое небо» и др. Полный тайн и экзотики, жаркого солнца и неведомых растений, удивительных птиц и животных, африканский мир в стихах Гумилева пленяет щедростью звуков и буйством красок. Отголоски африканских впечатлений слышны и в поздних стихотворениях автора с философской, религиозной и социальной проблематикой. Так, в книге стихов «Шатёр» экзотика из внешней декоративности незаметно перетекает во внутреннюю лирическую тему.

В центре поэтического мира Гумилёва - образ независимой и свободной личности. Лирический герой поэта не пассивный созерцатель жизни, а волевая и дерзкая натура, которой чужды серость и обыденность существования. В стихотворении «Старый конквистадор» герой-воин не отступает даже перед лицом смерти. Изнемогая от голода и усталости, он не утратил прежнего азарта, отваги, остался покорителем, завоевателем: «Как всегда, был дерзок и спокоен // И не знал ни ужаса, ни злости… ». Риск, испытания, приключения - смысл жизни романтического героя Николая Гумилёва. Его душа стремится ко всему необыкновенному, прекрасному, изысканному. Так романтика подвига, приключений, преклонение перед отважными завоевателями новых земель звучит в небольшом цикле«Капитаны» : «Ни один пред грозой не трепещет, ни один не свернёт паруса ». Мужественная интонация, волевое начало являются доминирующими в лирике Гумилёва.

Особенности акмеистической поэзии ярко отразились в лирике Николая Степановича Гумилёва. Многоцветная декоративность, живописность композиции, повествовательность описания, стремление к «вещности» образа, предметная детализация, совершенство формы - всё это подтверждает принадлежность стихотворений Гумилёва к акмеизму.

А А Ахматовой Она, не отрицая влияния французской литературы на Н С Гумилева, подчеркивала в статье «Самый непрочитанный поэт» духовную, визионерско-христианскую, а не подражательную основу творчества поэта « Г<умилев> - поэт еще не прочитанный и по какому-то странному недоразум<ению> оставшийся автором "Капитанов" (1909г), которых он сам - ненавидел» 2 Визионерство НС Гумилева выразилось в приверженности христианству, пророческом даре предвидеть свою судьбу, недаром сама А А Ахматова назвала акмеиста «пророком, визионером» 3 Она обратилась и к анализу «античных» произведений Н.С Гумилева Так, А А Ахматова считала поэмы сборника «Путь конквистадоров» близкими античным трагедиям, в которых важную роль играют рок и случайность, а герой попадает в сложную и практически безвыходную ситуацию

Валерий Брюсов

Н. Гумилев. Жемчуга

Лет двадцать тому назад русская поэзия под влиянием ложно понятых принципов реалистического искусства почти совсем чуждалась фантастики. Поэты как-то стыдились всего, на чем лежал отсвет «романтизма», и во что бы то ни стало хотели оставаться в пределах не только современного, но непременно повседневного. Всем еще памятна борьба, которую повело с этими принципами молодое поколение поэтов, выступившие в начале 90‑х годов. Оно защищало равноправность мечты с так называемой действительностью и в разгар борьбы, как то всегда бывает, даже решительно отдавало предпочтение фантастике. Тогда-то были восстановлены у нас в стихах декорации, столь любезные в свое время романтиком: средневековые замки, причудливые дворцы Востока, пустыни, где еще длится дикая жизнь, и, наконец, просто небывалые, воображаемые страны, сотворенные по произволу, по прихоти поэта.

За пятнадцать лет борьбы новые идеи у нас, как на Западе, одержали победу. Реализм должен был сдать те свои позиции, которые пытался он было занять в 80‑х годах. Но в то же время тем ощутительнее стало, что он все же из числа исконных, прирожденных властелинов в великой области искусства. Стало яснее, что начало всякого искусства – наблюдение действительности, как вместе с тем стали виднее те опасности, к которым ведет безудержная фантастика. В наши дни «идеалистическое» искусство, в свою очередь, вынуждено очищать позиции, занятые слишком поспешно. Будущее явно принадлежит какому-то еще не найденному синтезу между «реализмом» и «идеализмом».

Этого синтеза Н. Гумилев еще не ищет. Он еще всецело в рядах борцов за новое, «идеалистическое» искусство. Его поэзия живет в мире воображаемом и почти призрачном. Он как-то чуждается современности, он сам создает для себя страны и населяет им самим сотворенными существами: людьми, зверями, демонами. В этих странах, – можно сказать, в этих мирах, – явления подчиняются не обычным законам природы, но новым, которым повелел существовать поэт; и люди в них живут и действуют не по законам обычной психологии, но по странным, необъяснимым капризам, подсказываемым автором-суфлером. И если встречаются нам в этом мире имена, знакомые нам по другим источникам: античные герои, как Одиссей, Агамемнон, Ромул, исторические личности, как Тимур, Данте, Дон-Жуан, Васко-де‑Гама, некоторые местности земного шара, как степь Гоби, или Кастилия, или Анды, – то все они как-то странно видоизменены, стали новыми, неузнаваемыми.

Страна Н. Гумилева, это – какой-то остров, где-то за «водоворотами» и «клокочущими пенами» океана. Там есть пленительные всегда «ночные» или вечно вечереющие горные озера. Кругом «рощи пальм и заросли алоэ», но они полны «мандрагорами, цветами ужаса и зла». По стране бродят вольные дикие звери: «царственные барсы», «блуждающие пантеры», «слоны-пустынники», «легкие волки», «седые медведи», «вепри», «обезьяны». По временам видны «драконы», распростершиеся на оголенном утесе. Есть там и удивительные камни, которые ночью летают, блестя огнями из своих щелей, и сокрушают грудь своих врагов. Герои Н. Гумилева – это или какие-то темные рыцари, в гербе которых «багряные цветы» и которых даже женщины той страны называют «странными паладинами», или старые конквистадоры, заблудившиеся в неизведанных цепях гор, или капитаны, «открыватели новых земель», в высоких ботфортах, с пистолетом за поясом, или царицы, царствующие над неведомыми народами чарами своей небывалой красоты, или мужчины, «отмеченные знаком высшего позора», или, наконец, просто бродяги по пустыне смерти, соперничающие с Гераклом. Тут же, рядом с ними, стоят существа совсем фантастические или, по крайней мере, встречаемые весьма редко: «угрюмые друиды», повелевающие камнями, «девушки-колдуньи», ворожащие у окна тихой ночью, некто, «привыкший к сумрачным победам», и таинственный скиталец по всем морям, «летучий голландец». И удивительные совершаются в этом мире события среди этих удивительных героев: рыцарь принимает вызов девы-воина и своим последним стоном приветствует победу врага; царица, при взятии ее города, ставит на людной площади ложе и на нем, обнаженной, ожидает победителей; добрые товарищи-собутыльники собираются ехать в путешествие, непременно в Китай, и выбирают капитаном метра Рабле; наконец, изумительный раджа ведет своих парсов на завоевание крайнего севера и там, во льдах и снегах, где виднеются лишь глубокие следы медвежьи, создает царство мечты, в котором белая заря слепительнее, чем в Бирме, и т. д.

Такова поэзия Н. Гумилева, поскольку она отразилась в его книге «Жемчуга», разделенной на три отдела: жемчуг черный, жемчуг серый и жемчуг розовый. Еще больше чудес найдем мы во второй части книги, где собраны более ранние стихи поэта (1906–1908 гг.), изданные прежде в Париже под характерным заглавием «Романтические цветы». В этих «Романтических цветах» фантастика еще свободнее, образы еще призрачней, психология еще причудливее. Но это не значит, что юношеские стихи автора полнее выражают его душу. Напротив, надо отметить, что в своих новых поэмах он в значительной степени освободился от крайностей своих первых созданий и научился замыкать свою мечту в более определенные очертания. Его видения с годами приобрели больше пластичности, выпуклости. Вместе с тем явно окреп и его стих. Ученик И. Анненского, Вячеслава Иванова и того поэта, которому посвящены «Жемчуга», Н. Гумилев медленно, но уверенно идет к полному мастерству в области формы. Почти все его стихотворения написаны прекрасно, обдуманными и утонченно-звучащими стихами. Н. Гумилев не создал никакой новой манеры письма, но, заимствовав приемы стихотворной техники у своих предшественников, он сумел их усовершенствовать, развить, углубить, что, быть может, надо признать даже большей заслугой, чем искание новых форм, слишком часто ведущее к плачевным неудачам.

В этом абзаце, воссоздающем картины гумилевской стихотворной «утопии», Брюсов использует фрагменты из следующих ст‑ний Гумилева, вошедших в Ж 1910: «У берега» (из цикла «Возвращение Одиссея»), «Озера», «Рощи пальм и заросли алоэ…», «Одиночество», «Северный раджа», «Лесной пожар», «В пути», «Камень», «Поединок», «Одержимый», «Старый конквистадор», «Капитаны», «Царица», «Портрет мужчины», «В пустыне», «Колдунья», «Варвары», «Путешествие в Китай».

Т. е. самого Брюсова; книга стихов Гумилева «Жемчуга» в 1910 г. носила посвящение «Моему учителю Валерию Брюсову» (в издании 1918 г. посвящение было снято).

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Валерий Брюсов
Н. Гумилев. Жемчуга

Такова поэзия Н. Гумилева, поскольку она отразилась в его книге «Жемчуга», разделенной на три отдела: жемчуг черный, жемчуг серый и жемчуг розовый. Еще больше чудес найдем мы во второй части книги, где собраны более ранние стихи поэта (1906–1908 гг.), изданные прежде в Париже под характерным заглавием «Романтические цветы». В этих «Романтических цветах» фантастика еще свободнее, образы еще призрачней, психология еще причудливее. Но это не значит, что юношеские стихи автора полнее выражают его душу. Напротив, надо отметить, что в своих новых поэмах он в значительной степени освободился от крайностей своих первых созданий и научился замыкать свою мечту в более определенные очертания. Его видения с годами приобрели больше пластичности, выпуклости. Вместе с тем явно окреп и его стих. Ученик И. Анненского, Вячеслава Иванова и того поэта, которому посвящены «Жемчуга»2
Т. е. самого Брюсова; книга стихов Гумилева «Жемчуга» в 1910 г. носила посвящение «Моему учителю Валерию Брюсову» (в издании 1918 г. посвящение было снято).

Н. Гумилев медленно, но уверенно идет к полному мастерству в области формы. Почти все его стихотворения написаны прекрасно, обдуманными и утонченно-звучащими стихами. Н. Гумилев не создал никакой новой манеры письма, но, заимствовав приемы стихотворной техники у своих предшественников, он сумел их усовершенствовать, развить, углубить, что, быть может, надо признать даже большей заслугой, чем искание новых форм, слишком часто ведущее к плачевным неудачам.

Н. Гумилев. Жемчуга. Стихи. Книгоиздательство "Скорпион". М., 1910 г. Ц. 1 р. 50 к.

Лет двадцать тому назад русская поэзия под влиянием ложно понятых принципов реалистического искусства почти совсем чуждалась фантастики. Поэты как-то стыдились всего, на чем лежал отсвет "романтизма", и во что бы то ни стало хотели оставаться в пределах не только современного, но непременно повседневного. Всем еще памятна борьба, которую повело с этими принципами молодое поколение поэтов, выступившие в начале 90-х годов. Оно защищало равноправность мечты с так называемой действительностью и в разгар борьбы, как то всегда бывает, даже решительно отдавало предпочтение фантастике. Тогда-то были восстановлены у нас в стихах декорации, столь любезные в свое время романтиком: средневековые замки, причудливые дворцы Востока, пустыни, где еще длится дикая жизнь, и, наконец, просто небывалые, воображаемые страны, сотворенные по произволу, по прихоти поэта.

За пятнадцать лет борьбы новые идеи у нас, как на Западе, одержали победу. Реализм должен был сдать те свои позиции, которые пытался он было занять в 80-х годах. Но в то же время тем ощутительнее стало, что он все же из числа исконных, прирожденных властелинов в великой области искусства. Стало яснее, что начало всякого искусства - наблюдение действительности, как вместе с тем стали виднее те опасности, к которым ведет безудержная фантастика. В наши дни "идеалистическое" искусство, в свою очередь, вынуждено очищать позиции, занятые слишком поспешно. Будущее явно принадлежит какому-то еще не найденному синтезу между "реализмом" и "идеализмом".

Этого синтеза еще не ищет. Он еще всецело в рядах борцов за новое, "идеалистическое" искусство. Его поэзия живет в мире воображаемом и почти призрачном. Он как-то чуждается современности, он сам создает для себя страны и населяет им самим сотворенными существами: людьми, зверями, демонами. В этих странах, - можно сказать, в этих мирах, - явления подчиняются не обычным законам природы, но новым, которым повелел существовать поэт; и люди в них живут и действуют не по законам обычной психологии, но по странным, необъяснимым капризам, подсказываемым автором-суфлером. И если встречаются нам в этом мире имена, знакомые нам по другим источникам: античные герои, как Одиссей, Агамемнон, Ромул, исторические личности, как Тимур, Данте, Дон-Жуан, Васко-де-Гама, некоторые местности земного шара, как степь Гоби, или Кастилия, или Анды, - то все они как-то странно видоизменены, стали новыми, неузнаваемыми.

Страна Н. Гумилева, это - какой-то остров, где-то за "водоворотами" и "клокочущими пенами" океана. Там есть пленительные всегда "ночные" или вечно вечереющие горные озера. Кругом "рощи пальм и заросли алоэ", но они полны "мандрагорами, цветами ужаса и зла". По стране бродят вольные дикие звери: "царственные барсы", "блуждающие пантеры", "слоны-пустынники", "легкие волки", "седые медведи", "вепри", "обезьяны". По временам видны "драконы", распростершиеся на оголенном утесе. Есть там и удивительные камни, которые ночью летают, блестя огнями из своих щелей, и сокрушают грудь своих врагов. Герои Н. Гумилева - это или какие-то темные рыцари, в гербе которых "багряные цветы" и которых даже женщины той страны называют "странными паладинами", или старые конквистадоры, заблудившиеся в неизведанных цепях гор, или капитаны, "открыватели новых земель", в высоких ботфортах, с пистолетом за поясом, или царицы, царствующие над неведомыми народами чарами своей небывалой красоты, или мужчины, "отмеченные знаком высшего позора", или, наконец, просто бродяги по пустыне смерти, соперничающие с Гераклом. Тут же, рядом с ними, стоят существа совсем фантастические или, по крайней мере, встречаемые весьма редко: "угрюмые друиды", повелевающие камнями, "девушки-колдуньи", ворожащие у окна тихой ночью, некто, "привыкший к сумрачным победам", и таинственный скиталец по всем морям, "летучий голландец". И удивительные совершаются в этом мире события среди этих удивительных героев: рыцарь принимает вызов девы-воина и своим последним стоном приветствует победу врага; царица, при взятии ее города, ставит на людной площади ложе и на нем, обнаженной, ожидает победителей; добрые товарищи-собутыльники собираются ехать в путешествие, непременно в Китай, и выбирают капитаном метра Рабле; наконец, изумительный раджа ведет своих парсов на завоевание крайнего севера и там, во льдах и снегах, где виднеются лишь глубокие следы медвежьи, создает царство мечты, в котором белая заря слепительнее, чем в Бирме, и т.д.

Такова поэзия Н. Гумилева, поскольку она отразилась в его книге "Жемчуга", разделенной на три отдела: жемчуг черный, жемчуг серый и жемчуг розовый. Еще больше чудес найдем мы во второй части книги, где собраны более ранние стихи поэта (1906-1908 гг.), изданные прежде в Париже под характерным заглавием "Романтические цветы". В этих "Романтических цветах" фантастика еще свободнее, образы еще призрачней, психология еще причудливее. Но это не значит, что юношеские стихи автора полнее выражают его душу. Напротив, надо отметить, что в своих новых поэмах он в значительной степени освободился от крайностей своих первых созданий и научился замыкать свою мечту в более определенные очертания. Его видения с годами приобрели больше пластичности, выпуклости. Вместе с тем явно окреп и его стих. Ученик И. Анненского, Вячеслава Иванова и того поэта, которому посвящены "Жемчуга", Н. Гумилев медленно, но уверенно идет к полному мастерству в области формы. Почти все его стихотворения написаны прекрасно, обдуманными и утонченно-звучащими стихами. Н. Гумилев не создал никакой новой манеры письма, но, заимствовав приемы стихотворной техники у своих предшественников, он сумел их усовершенствовать, развить, углубить, что, быть может, надо признать даже большей заслугой, чем искание новых форм, слишком часто ведущее к плачевным неудачам.

Валерий Яковлевич Брюсов (1873-1924) - поэт, прозаик, переводчик, литературный критик, глава "московской школы" символистов, организатор и руководитель первых символистских издательств, журналов и альманахов, в том числе журнала "Весы" (1904-1908)

Николай Гумилев считается одним из наиболее ярких представителей российского поэтического сообщества, относимого к так называемому серебряному веку.

В начале прошлого столетия им был выпущен сборник "Жемчуга", заслуживший высочайшие оценки и лестные отзывы от таких маститых собратьев по творческому цеху, как Анненский, Брюсов, Иванов. Анализ стихотворения "Вечер" Гумилева позволит более полно понять те приемы, которые вызвали такое восхищение.

Сборник "Жемчуга"

Жемчуг Гумилев считал одним из самых любимых своих камней, поэтому совсем неудивительно, что названия разделов нового поэтического сборника он словно нанизал на шелковую нить, собирая драгоценное ожерелье - "Жемчуг розовый, "Жемчуг серый"... Именно в "Жемчуг серый" и попало у Гумилева стихотворение "Вечер", написанное им в 1908 году.

Литературный анализ стихотворения Николая Гумилева "Вечер"

В стихотворении поэт в качестве ключевых фигур выводит к нам "ненужный день" и "повелительницу" - ночь. Вечера как такового вроде бы и не видно, а есть смятение души, некое предночное томление, ожидание. Описание вечера достаточно метафорично, оно передает как раз смутные терзания некоего лирического героя, неразрывными узами связанного именно с ночью, стремящегося всеми силами сердца именно к ней. А предчувствие зыбкого счастья, которое должна подарить ночь, напоминает о том, что оно возможно только во сне. Отсюда и горькая характеристика дня - "великолепный и ненужный". Особо хочется обратить внимание на желание поэта облачить душу «ризою жемчужной». Надо учесть, что одежда, особенно необычная, пышная или ритуальная, всегда играет особенную роль, достаточно вспомнить иные стихотворения Гумилева.

Анализ "Вечера" подтверждает данное наблюдение: риза по своему назначению - одежда ритуальная, используемая исключительно священнослужителями или ангелами и архангелами. Надев на таинственную ночь (образ женского рода!) ризу, Гумилев фактически поднимает ее на пьедестал, делает ее объектом некоего поклонения и дает своеобразную отсылку к богам и героям Древней Греции или Древнего Рима, прямо указывая на "победный шаг сандалий", которому нельзя не подчиниться. Все творение буквально пронизано лирично-пессимистичными нотами, на которые обращают внимание практически все исследователи, делавшие анализ стихотворения "Вечер" Гумилева. Естественно, что тут же появляются попытки провести некие параллели с событиями, складывающимися на тот момент в повседневной жизни поэта.

Взаимоотношения с А. Ахматовой

В качестве основной причины такого пессимистичного отношения к миру, нашедшего отражение в стихотворении "Вечер", некоторые литературоведы называют сложность и противоречивость взаимоотношений Гумилева с Анной Ахматовой.

К 1908 году поэт уже неоднократно сватался к Анне Андреевне, получая в ответ отказы. Общая подавленность, родившаяся на фоне неудач, привела даже к попыткам самоубийства поэта. Одна из них оказалась даже в своем роде трагикомичной, когда Гумилев, находившийся в то время во Франции, попробовал утопиться. Высокосознательные французы, приняв Гумилева за бродягу, тут же вызвали наряд полиции, вытащивший из воды разочарованного гения. В ноябре 1909 года Ахматова все-таки дала согласие на брак, принимая будущего мужа не как любовь, но как судьбу. На самой церемонии бракосочетания родственников поэта не было, поскольку они просто-напросто в нее не поверили. А вскоре Гумилев охладел к молодой красавице-жене и большую часть времени проводил в разъездах.