1922
Примечания
Многими знакомыми поэта стихотворение воспринималось как биографическое. Один из его ближайших друзей детства, К.П. Воронцов рассказывал: «Он верховодил среди ребятишек и в неучебное время. Без него ни одна драка не обойдется, хотя и ему попадало, но и от него вдвое. Его слова в стихах: „средь мальчишек всегда герой“, „И навстречу испуганной маме я цедил сквозь кровавый рот“, „забияки и сорванца“ - это быль, которую отрицать никто не может» (Восп., 1, 126). П.В. Орешин тоже отмечал автобиографический характер стихотворения и подчеркивал, что оно создано «в пору ясного самосознания и расцвета» (там же, с. 266).
В первых откликах стихотворение рассматривалось, как правило, во взаимосвязи с имажинистскими увлечениями поэта. Но выводы делались критиками весьма различные. Так, А. Ветлугин, считавший, что имажинизм был глубоко органичен есенинскому творчеству, писал: «В революцию, в московском переулке, когда еще полаивали в сумерках пулеметы, встретился Есенин с его сегодняшними соратниками,- Анатолием Мариенгофом и Александром Кусиковым. Созданный их трудами, столько раз воспетый одними, заплеванный другими, имажинизм при осеннем подсчете цыплят оказался благодетелен. Начали дерзостно, прошли через задор, пришли к отваге:
И теперь вот, когда простыла
Этих дней кипятковая вязь,
Беспокойная, дерзкая сила
На поэмы мои пролилась...»
(газета «Накануне», 1922, 4 июня, № 57; Лит. прил. № 6). Противоположную точку зрения высказывал В.П.Правдухин: «Будем помнить, что в нарочитом имажинизме, символизме, футуризме мы не найдем спасения и выхода к широким далям искусства, и мы видим, как от них постепенно уходят настоящие художники, например, Есенин, который тремя стихотворениями „Волчья гибель“, „Не жалею, не зову, не плачу“ (№ 2 - „Кр. новь“, 1922), „Все живое особой метой отмечается с ранних пор“ (кн. 3. „Красная новь“, 1922), сразу - звериным прыжком,- послав к черту свои прежние камерные упражнения, которые нужны лишь бездарным Шершеневичам, очутился опять на свободе и вновь обрел себя, словно снова родился» (журнал «Сибирские огни», Новониколаевск, 1922, № 4, сентябрь-октябрь, с. 157). А.В.Бахрах, осудив богоборческие поэмы Есенина как свидетельство будто бы убитой в нем веры, как «известную позу» и «удаль ради удали», отмечает, что «залог к спасению у него есть». «...Спасет его - чувство, что и ему самому подчас „наплевать“ на все это - это помимо него - поэзия наитием, ибо в поэзии он Моцарт. Слишком больно было бы думать, что вдохновение его истощается, что блекнут краски, что ему не вылезти из тупика. Вместе с ним понадеемся, что „Ничего, что споткнулся о камень. Это к завтраму все заживет“» (альм. «Струги», кн. первая, Берлин, 1923, с. 204).
В последующем критики писали прежде всего о высоких поэтических достоинствах стихотворения. Так, А.З.Лежнев, отметив, что Ст 24 - «лучшая из книг» поэта, отнес это стихотворение к числу наиболее значительных из вошедших в нее (ПиР, 1925, № 1, январь-февраль, с. 131). И. Н. Розанов обратил внимание на одну из особенностей лирического героя Есенина: «Он постоянно называет себя „хулиганом“, „разбойником“, „уличным повесой“, „озорником“». Далее он цитирует стихотворение, комментируя его так: «Но все это с надрывом: настоящей удали, веселого беззаботного озорства мы у него никогда не находим. Это не былинный Васька Буслаев. Он только крепится и сам себя подбадривает» (журнал «Народный учитель», М., 1925, № 2, февраль, с. 112-115).
Пожалуйста! Анализ стихотворения Есенина! Заранее спасибо.
Нужно написать о чем это стихотворение, что автор хочет сказать этим стихотворением.
Немного уже написала, но этого очень мало - В этом стихотворении Есенин пишет о своем честном взгляде на жизнь. Ему не в первый раз падать и подниматься. Во взрослой жизни ему уже не бьют по лицу, а плюют в душу. Особо на это внимание поэт не обращает.
ТОЛЬКО НЕ С ИНЕТА ПОЖАЛУЙСТА! ТАМ НЕТ НУЖНОГО!
Все живое особой метой
Отмечается с ранних пор.
Если не был бы я поэтом,
То, наверно, был мошенник и вор.
Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.
И навстречу испуганной маме
Я цедил сквозь кровавый рот:
"Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму все заживет".
И теперь вот, когда простыла
Этих дней кипятковая вязь,
Беспокойная, дерзкая сила
На поэмы мои пролилась.
Золотая, словесная груда,
И над каждой строкой без конца
Отражается прежняя удаль
Забияки и сорванца.
Как тогда, я отважный и гордый,
Только новью мой брызжет шаг...
Если раньше мне били в морду,
То теперь вся в крови душа.
И уже говорю я не маме,
А в чужой и хохочущий сброд:
"Ничего! я споткнулся о камень,
Это к завтраму все заживет!"
Все живое особой метой
Отмечается с ранних пор.
Если не был бы я поэтом,
№4
То, наверно, был мошенник и вор.
Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
№8
Приходил я к себе домой.
И навстречу испуганной маме
Я цедил сквозь кровавый рот:
«Ничего! Я споткнулся о камень,
№12
Это к завтраму все заживет».
И теперь вот, когда простыла
Этих дней кипятковая вязь,
Беспокойная, дерзкая сила
№16
На поэмы мои пролилась.
Золотая, словесная груда,
И над каждой строкой без конца
Отражается прежняя удаль
№20
Забияки и сорванца.
Как тогда, я отважный и гордый,
Только новью мой брызжет шаг...
Если раньше мне били в морду,
№24
То теперь вся в крови душа.
И уже говорю я не маме,
А в чужой и хохочущий сброд:
«Ничего! я споткнулся о камень,
№28
Это к завтраму все заживет!»
Vse zhivoye osoboy metoy
Otmechayetsya s rannikh por.
Yesli ne byl by ya poetom,
To, naverno, byl moshennik i vor.
Khudoshchavy i nizkorosly,
Sred malchishek vsegda geroy,
Chasto, chasto s razbitym nosom
Prikhodil ya k sebe domoy.
I navstrechu ispugannoy mame
Ya tsedil skvoz krovavy rot:
«Nichego! Ya spotknulsya o kamen,
Eto k zavtramu vse zazhivet».
I teper vot, kogda prostyla
Etikh dney kipyatkovaya vyaz,
Bespokoynaya, derzkaya sila
Na poemy moi prolilas.
Zolotaya, slovesnaya gruda,
I nad kazhdoy strokoy bez kontsa
Otrazhayetsya prezhnyaya udal
Zabiaki i sorvantsa.
Kak togda, ya otvazhny i gordy,
Tolko novyu moy bryzzhet shag...
Yesli ranshe mne bili v mordu,
To teper vsya v krovi dusha.
I uzhe govoryu ya ne mame,
A v chuzhoy i khokhochushchy sbrod:
«Nichego! ya spotknulsya o kamen,
Eto k zavtramu vse zazhivet!»
Dct ;bdjt jcj,jq vtnjq
Jnvtxftncz c hfyyb[ gjh/
Tckb yt ,sk ,s z gj"njv,
Nj, yfdthyj,sk vjityybr b djh/
}