Мы возвращались с охоты, на которую отправились с самого утра. Охота вышла неудачна. Около болот, на которые мы возлагали большие надежды, мы встретили компанию охотников, которые объявили нам, что дичь распугана. Нам удалось отправить на тот свет трех куликов и одного утенка — вот и всё, что выпало на долю десятка охотников. В конце концов у одной из амазонок разболелись зубы, и мы должны были поспешить обратно. Возвращались мы прекрасной дорогой по полю, на котором желтели снопы недавно сжатой ржи, в виду угрюмых лесов... На горизонте белели графская церковь и дом. Вправо от них широко расстилалась зеркальная поверхность озера, влево темнела Каменная Могила... — Какая ужасная женщина! — шептала мне Наденька всякий раз, когда Ольга равнялась с нашим шарабаном. — Какая ужасная! Она столько же зла, сколько и красива... Давно ли вы были шафером на ее свадьбе? Не успела она еще износить с тех пор башмаков, как ходит уже в чужом шелку и щеголяет чужими бриллиантами... Не верится даже этой странной и быстрой метаморфозе... Если уж у нее такие инстинкты, то была бы хоть тактична и подождала бы год, два... — Торопится жить! Ждать некогда! — вздохнул я. — А знаете, что делается с ее мужем? — Говорят, пьянствует... — Да... Папа третьего дня был в городе и видел, как он откуда-то ехал на извозчике. Голова, знаете ли, набок, шапки нет, на лице грязь... Погиб человек! Бедность, говорят, страшная: есть нечего, за квартиру не заплачено. Бедная девочка Саша по целым дням сидит не евши. Папа описал всё это графу... Но ведь вы знаете графа! Он честный, добрый, но не любит задумываться и рассуждать. «Я, говорит, пошлю ему сто рублей». Взял и послал... Я думаю, что большего оскорбления нельзя было нанести Урбенину, как послать ему денег... Он оскорбится этой графской подачкой и станет пять еще больше... — Да, граф глуп, — сказал я. — Он мог бы послать эти деньги через меня и от моего имени. — Он не имел права посылать ему денег! Имею ли я право кормить вас, если я вас душу и вы меня ненавидите? — Это правда... Мы умолкли и задумались... Мысль о судьбе Урбенина была для меня всегда тяжела; теперь же, когда перед моими глазами гарцевала погубившая его женщина, эта мысль породила во мне целый ряд тяжелых мыслей... Что станется с ним и с его детьми? Чем в конце концов кончит она? В какой нравственной луже кончит свой век этот тщедушный, жалкий граф? Возле меня сидело существо, единственно порядочное и достойное уважения... Двух только людей знал я в нашем уезде, которых я в силах был любить и уважать, которые одни только имели право отвернуться от меня, потому что стояли выше меня... Это были Надежда Калинина и доктор Павел Иванович... Что ожидало их? — Надежда Николаевна! — сказал я ей. — Сам того не желая, я причинил вам немало зла и менее, чем кто-либо имею право рассчитывать на вашу откровенность. Но, клянусь вам, никто не поймет вас так, как я пойму. Ваше горе — мое горе, ваше счастье — мое счастье... Если я задам вам сейчас вопрос, то не заподозрите в нем праздное любопытство. Скажите мне, моя дорогая, зачем вы позволяете этому пигмею графу приближаться к вам? Что вам мешает гнать его от себя и не слушать его гнусных любезностей? Ведь его ухаживанья не делают чести порядочной женщине! Зачем вы даете повод этим сплетницам ставить ваше имя рядом с его именем? Наденька поглядела на меня своими ясными глазами и, словно прочитав на моем лице искренность, весело улыбнулась. — Что же они говорят? — спросила она. — Они говорят, что ваш папенька и вы ловите графа и что граф, в конце концов, натянет вам нос. — Не знают они графа, а потому так и говорят! — вспыхнула Наденька. — Бесстыдные сплетницы! Они привыкли видеть в людях одно только дурное... Хорошее недоступно их пониманию! — А вы нашли в нем хорошее? — Да, я нашла! Вы первый должны были бы знать, что я не допустила бы его к себе, если бы не была уверена в его честных намерениях! — Стало быть, у вас дело дошло уже до «честных намерений»? — удивился я. — Скоро... А на что вам сдались его честные намерения? — Вы хотите знать? — спросила она, и глаза ее заблистали. — Те сплетницы не лгут: я хочу выйти за него замуж! Не стройте удивленной физиономии и не улыбайтесь! Вы скажете, что выходить не любя нечестно и прочее, что уже тысячу раз было сказано, но... что же мне делать? Чувствовать себя на этом свете лишнею мебелью очень тяжело... Жутко жить, не зная цели... Когда же этот человек, которого вы так не любите, сделает меня своею женою, то у меня уже будет задача жизни... Я исправлю его, я отучу его пить, научу работать... Взгляните на него! Теперь он не похож на человека, а я сделаю его человеком. — И так далее и так далее, — сказал я. — Вы сбережете его громадное состояние, будете творить благие дела... Весь уезд будет благословлять вас и видеть в вас ангела, ниспосланного на утешение несчастных... Вы будете матерью и воспитаете его детей... Да, великая задача! Умная вы девушка, а рассуждаете, как гимназист! — Пусть моя идея никуда не годится, пусть она смешна и наивна, но я живу ею... Под влиянием ее я стала здоровей и веселей... Не разочаровывайте же меня! Пусть я сама разочаруюсь, но не теперь, а когда-нибудь... после, в далеком будущем... Оставим этот разговор! — Еще один нескромный вопрос: вы ждете предложения руки? — Да... Судя по его записке, которую я сегодня получила от него, судьба моя решится вечером... сегодня... Он пишет мне, что имеет сказать что-то очень важное... От моего ответа, пишет он, будет зависеть счастье всей его жизни... — Спасибо за откровенность, — сказал я. Смысл записки, полученной Наденькой, для меня был ясен. Бедную девушку ожидало гнусное предложение... Я порешил избавить ее от него. — Мы уже приехали к нашему лесу, — сказал граф, поравнявшись с нашим шарабаном. — Не желаете ли, Надежда Николаевна, устроить привал? И, не дожидаясь ответа, он захлопал в ладоши и скомандовал громким, дребезжащим тенорком: — Прива-а-ал! Мы расположились на опушке леса. Солнце спряталось за деревья, крася в золотистый пурпур одни только верхушки самых высоких ольх да играя на золотом кресте видневшейся вдали графской церкви. Над нашими головами залетали встревоженные кобчики и иволги. Кто-то из мужчин выстрелил и еще более встревожил пернатое царство. Поднялся неугомонный птичий концерт. Этот концерт имеет свою прелесть весною и летом, но, когда в воздухе чувствуется приближение холодной осени, он раздражает нервы и напоминает о скором перелете. Из чащи потянуло вечернею свежестью. Носы дам посинели, и зябкий граф стал потирать руки. Как нельзя более кстати запахло самоварной гарью и зазвякала чайная посуда. Одноглазый Кузьма, пыхтя и путаясь в высокой траве, притащил ящик с коньяком. Мы принялись греться. Продолжительная прогулка на свежем, прохладном воздухе действует на аппетит лучше всяких аппетитных капель. После нее балык, икра, жареные куропатки и прочая снедь ласкают взоры, как розы в раннее весеннее утро. — Ты сегодня умен, — сказал я графу, отрезывая себе кусок балыка. — Умен, как никогда. Трудно распорядиться умнее... — Это мы вместе с графом распоряжались! — захихикал Калинин, мигнув глазом на кучеров, таскавших из шарабанов кульки с закуской, вина и посуду. — Пикничок выйдет на славу... К концу шампанея будет... Лицо мирового на этот раз лоснилось таким довольством, как никогда. Не думал ли он, что в этот вечер его Наденьке будет сделано предложение? Не для того ли он припас и шампанского, чтобы поздравить молодых? Я пристально взглянул на его физиономию, но, по обыкновению, не прочел ничего, кроме бесшабашного довольства, сытости и тупой важности, разлитой во всей его солидной фигуре. Мы весело набросились на закуски. К съедобной роскоши, лежавшей перед нами на коврах, отнеслись безучастно только двое: Ольга и Наденька Калинина. Первая стояла в стороне и, облокотившись о задок шарабана, неподвижно и молча глядела на ягдташ, сброшенный на землю графом. В ягдташе ворочался подстреленный кулик. Ольга следила за движением несчастной птицы и словно ждала ее смерти. Надя сидела рядом со мною и безучастно глядела на весело жевавшие рты. «Когда же всё это кончится?» — говорили ее утомленные глаза. Я предложил ей бутерброд с икрой. Она поблагодарила и положила его в сторону. Очевидно, ей было не до еды. — Ольга Николаевна! Вы же чего не садитесь? — крикнул граф Ольге. Ольга не ответила и продолжала стоять неподвижно, как статуя, и глядеть на птицу. — Какие есть бессердечные люди, — сказал я, подходя к Ольге. — Неужели вы, женщина, в состоянии равнодушно созерцать мучения этого кулика? Чем глядеть, как он корчится, вы бы лучше приказали его добить. — Другие мучаются, пусть и он мучается, — сказала Ольга, не глядя на меня и хмуря брови. — Кто же еще мучается? — Оставь меня в покое! — прохрипела она. — Я не расположена сегодня говорить ни с тобой... ни с твоим дураком графом! Отойди от меня прочь! Она вскинула на меня глазами, полными злобы и слез. Лицо ее было бледно, губы дрожали. — Какая перемена! — сказал я, поднимая ягдташ и добивая кулика. — Какой тон! Поражен! Совсем поражен! — Оставь меня в покое, говорят тебе! Мне не до шуток! — Что же с тобой, моя прелесть? Ольга окинула меня взором снизу вверх и отвернулась. — Таким тоном разговаривают с развратными и продажными женщинами, — проговорила она. — Ты меня такой считаешь... ну и ступай к тем, святым!.. Я здесь хуже, подлее всех... Ты, когда ехал с этой добродетельной Наденькой, боялся глядеть на меня... Ну, и иди к ним! Чего же стоишь? Иди! — Да, ты здесь хуже и подлее всех, — сказал я, чувствуя, как мною постепенно овладевает гнев. — Да, ты развратная и продажная. — Да, я помню, как ты предлагал мне проклятые деньги... Тогда я не понимала значения их, теперь же понимаю... Гнев овладел всем моим существом. И этот гнев был так же силен, как та любовь, которая начинала когда-то зарождаться во мне к девушке в красном... Да и кто бы, какой камень, остался бы равнодушен? Я видел перед собою красоту, брошенную немилосердной судьбою в грязь. Не были пощажены ни молодость, ни красота, ни грация... Теперь, когда эта женщина казалась мне прекрасней, чем когда-либо, я чувствовал, какую потерю в лице ее понесла природа, и мучительная злость на несправедливость судьбы, на порядок вещей наполняла мою душу... В минуты гнева я не умею себя сдерживать. Не знаю, что бы еще пришлось Ольге выслушать от меня, если бы она, повернувшись ко мне спиной, не отошла. Она тихо направилась к деревьям и скоро скрылась за ними... Мне казалось, что она заплакала... — Вы, милостивые государыни и милостивые государи! — услышал я речь Калинина. — В сей день, в который мы все соединились для... для того, чтоб объединиться... Мы здесь все в сборе, все между собою знакомы, все веселимся и этим давно желанным объединением нашим мы обязаны не кому другому, как нашему светилу, звезде нашей губернии... Вы, граф, не конфузьтесь... Дамы понимают, о ком я говорю... Хе-хе-хе!.. Ну-с, будем продолжать... Так как всем этим мы обязаны нашему просвещенному и юному... юному... графу Карнееву, то предлагаю выпить сей тост за... Но кто-то едет! Кто это? К опушке, где мы сидели, по направлению от графской усадьбы катила коляска... — Кто бы это мог быть? — удивился граф, направляя свой бинокль в сторону коляски. — Гм... странно... Это, должно быть, проезжие... Ах, нет! Я вижу рожу Каэтана Казимировича... С кем это он? И граф вдруг вскочил, как ужаленный... Лицо его покрылось смертельною бледностью, из рук выпал бинокль. Глаза его забегали, как у пойманной мыши, и, словно прося о помощи, останавливались то на мне, то на Наде... Не все уловили его смущение, потому что внимание большинства было отвлечено приближавшейся коляской. — Сережа, поди сюда на минутку! — зашептал он, хватая меня под руку и отводя в сторону. — Голубчик, умоляю тебя, как друга, как лучшего из людей... Ни вопросов, ни вопрошающих взглядов, ни удивления! Всё расскажу после! Клянусь, что ни одна йота не останется для тебя тайной... Это такое несчастье в моей жизни, такое несчастье, что и выразить тебе не могу! Всё узнаешь, а теперь без вопросов! Помоги мне! Между тем коляска была всё ближе и ближе... Наконец она остановилась, и глупая тайна нашего графа стала достоянием уезда. Из коляски, пыхтя и улыбаясь, вылез Пшехоцкий, облеченный в новый чечунчовый костюм. За ним ловко выпрыгнула молодая дама, лет 23-х. Это была высокая стройная блондинка с правильными, но несимпатичными чертами лица и с синими глазами. Я помню только эти синие, ничего не выражающие глаза, напудренный нос, тяжелое, но роскошное платье и несколько массивных браслетов на обеих руках... Я помню, что запах вечерней сырости и пролитого коньяка уступил свое место пронзительному запаху каких-то духов. — Как вас здесь много! — проговорила незнакомка ломаным русским языком. — Должно быть, очень весело! Здравствуй, Алексис! Она подошла к Алексису и подставила ему свою щеку. Граф быстро чмокнул и тревожно взглянул на своих гостей. — Моя жена, рекомендую! — забормотал он. — А это, Созя, мои хорошие знакомые... Гм... Кашель у меня. — А я только что приехала! Каэтан говорит мне: отдохни! Но я говорю, зачем мне отдыхать, если я всю дорогу спала! И я лучше поеду на охоту! Оделась и поехала... Каэтан, где мои сигареты? Пшехоцкий подскочил к блондинке и подал ей золотой портсигар. — А это — брат моей жены... — продолжал граф бормотать, указывая на Пшехоцкого. — Да помоги же мне! — толкнул он меня под локоть. — Выручи, ради бога! Говорят, что с Калининым сделалось дурно и что Надя, желая помочь ему, не могла подняться с места. Говорят, что многие поспешили сесть в свои экипажи и уехать. Я всего этого не видел. Помню, что я пошел в лес, и, ища тропинки, не глядя вперед, направился, куда ноги пойдут.
На ногах моих висели куски липкой глины, и весь я был в грязи, когда вышел из лесу. Вероятно, мне приходилось перепрыгивать через ручей, но обстоятельства этого я не помню. Словно меня сильно избили палками, до того я чувствовал себя утомленным и замученным. Нужно было отправиться в графскую усадьбу, сесть на Зорьку и ехать. Но я этого не сделал, а отправился домой пешком. Не мог я видеть ни графа, ни его проклятой усадьбы.........................................................................
Дорога моя лежала по берегу озера. Водяное чудовище уже начинало реветь свою вечернюю песню. Высокие волны с белыми гребнями покрывали всю громадную поверхность. В воздухе стояли гул и рокот. Холодный, сырой ветер пронизывал меня до костей. Слева было сердитое озеро, а справа несся монотонный шум сурового леса. Я чувствовал себя с природой один на один, как на очной ставке. Казалось, весь ее гнев, весь этот шум и рев были для одной только моей головы. При других обстоятельствах я, быть может, ощутил бы робость, но теперь я едва замечал окружавших меня великанов. Что гнев природы был в сравнении с той бурей, которая кипела во мне?........................................................................
Придя домой, я не раздеваясь повалился в постель. — Опять, бесстыжие глаза, в озере в одёже купался! — заворчал Поликарп, стаскивая с меня мокрую и грязную одежу. — Опять, наказание мое! Еще тоже благородный, образованный, а хуже всякого трубочиста... Не знаю, чему там в ниверситете вас учили. Я, не вынося ни человеческого голоса, ни лица, хотел крикнуть на Поликарпа, чтоб он оставил меня в покое, но слово мое застряло в горле. Язык был так же обессилен и изнеможен, как и всё тело. Как это ни мучительно было, но пришлось позволить Поликарпу стащить с меня всё, даже измокшее нижнее белье. — И хоть бы повернулся! — ворчал мой слуга, ворочая меня с боку на бок, как маленькую куклу. — Завтра же расчет! Ни-ни... ни за какие деньги! Будет с меня, дурака! Чтобы мне провалиться, ежели останусь! Свежее, теплое белье не согрело и не успокоило меня. Я дрожал и от гнева и от страха до того сильно, что у меня стучали зубы. Страх был необъяснимый... Не пугали меня ни привидения, ни выходцы из могил, ни даже портрет моего предшественника, Поспелова, висевший над моей головой. Он не спускал с меня своих безжизненных глаз и, казалось, мигал ими, но меня нимало не коробило, когда я глядел на него. Будущее мое было не прозрачно, но все-таки можно было с большею вероятностью сказать, что мне ничто не угрожает, что черных туч вблизи нет. Смерть не скоро, болезни мне были не страшны, личным несчастьям я не придавал значения... Чего же я боялся и отчего стучали мои зубы? Не был мне понятен и мой гнев... «Тайна» графа не могла разозлить меня так сильно. Мне не было дела ни до графа, ни до его женитьбы, которую он скрыл от меня. Остается объяснить тогдашнее состояние моей души нервным расстройством и утомлением. Иное объяснение мне не под силу. По уходе Поликарпа я укрылся с головой, намереваясь уснуть. Было темно и тихо... Беспокойно ворочался в своей клетке попугай, да доносилось мерное постукивание стенных часов из Поликарповой комнаты, во всем же остальном царили мир и тишина. Физическое и душевное утомление взяли свое, и я стал засыпать... Я чувствовал, как с меня постепенно спадала какая-то тяжесть, как ненавистные образы сменялись в сознании туманом... Помню, я даже начинал видеть сон. Снилось мне, что в светлое зимнее утро шел я по Невскому в Петербурге и от нечего делать засматривал в окна магазинов. На душе моей было легко, весело... Некуда было спешить, делать было нечего — свобода абсолютная... Сознание, что я далеко от своей деревни, от графской усадьбы и сердитого, холодного озера, еще более настраивало меня на мирный, веселый лад. Я остановился у самого большого окна и стал рассматривать женские шляпки... Шляпки были мне знакомы... В одной из них я видел Ольгу, в другой Надю, третью я видел в день охоты на белокурой голове внезапно приехавшей Сози... Под шляпками заулыбались знакомые физиономии... Когда я хотел им что-то сказать, они все три слились в одну большую, красную физиономию. Эта сердито задвигала своими глазами и высунула язык... Кто-то сзади сдавил мне шею... — Муж убил свою жену! — крикнула красная физиономия. Я вздрогнул, вскрикнул и, как ужаленный, вскочил с постели... Сердце мое страшно билось, на лбу выступил холодный пот. — Муж убил свою жену! — повторил попугай. — Дай же мне сахару! Как вы глупы! Дурак! — Это попугай... — успокоил я себя, ложась в постель. — Слава богу... Слышался монотонный ропот... То о кровлю стучал дождь... Тучи, которые я видел на западе, когда шел по берегу озера, заволокли теперь всё небо. Слабо блеснула молния и осветила портрет покойного Поспелова... Над самой моей головой прогремел гром... «Последняя гроза за это лето», — подумал я. Вспомнилась мне одна из первых гроз... Точно такой же гром гремел когда-то в лесу, когда я первый раз был в домике лесничего... Я и девушка в красном стояли тогда у окна и глядели на сосны, которые освещала молния... В глазах прекрасного создания светился страх. Она сказала мне, что мать ее умерла от молнии и что она сама жаждет эффектной смерти... Хотелось бы ей одеться так, как одеваются богатейшие аристократки уезда. Она чуяла, что к ее красоте шла роскошь наряда. И, сознавая свое суетное величие, гордая им, она хотела бы взойти на Каменную Могилу и там эффектно умереть. Мечта ее сб. . . . . . хотя и не на Камен. . . . Потеряв всякую надежду уснуть, я поднялся и сел на кровати. Тихий ропот дождя постепенно обращался в сердитый рев, который я так любил, когда душа моя была свободна от страха и злости... Теперь же этот рев казался мне зловещим. Удар грома следовал за ударом. — Муж убил свою жену! — каркнул попугай... Эта была последняя его фраза... Закрыв в малодушном страхе глаза, я нащупал в темноте клетку и швырнул ее в угол... — Черти бы тебя взяли! — крикнул я, услышав звон клетки и писк попугая... Бедная, благородная птица! Полет в угол не обошелся ему даром... На другой день его клетка содержала в себе холодный труп. За что я убил его? Если его любимая фраза о муже, убившем свою жену, напомн. . . . . . . Мать моего предшественника, Поспелова, уступая мне квартиру, взяла с меня деньги за всю обстановку, даже за фотографические изображения не знакомых мне людей. Но она ни копейки не взяла с меня за дорогого попугая. Накануне своего отъезда в Финляндию она всю ночь прощалась со своей благородной птицей. Я помню всхлипыванья и причитыванья, которыми сопровождалось это прощанье. Помню слезы, с которыми она просила меня сберечь ее друга до ее возвращения. Я дал ей честное слово, что ее попугай не пожалеет о том, что познакомился со мною. И не сдержал я этого слова. Я убил птицу. Воображаю, что сказала бы старуха, если бы узнала о судьбе своего крикуна! Кто-то осторожно постучался в мое окно. Домишко, в котором я жил, стоял по дороге одним из крайних, и стук в окно приходилось мне слышать нередко, в особенности в дурную погоду, когда проезжие искали ночлега. На сей раз стучались ко мне не проезжие. Пройдя к окну и дождавшись, когда блеснет молния, я увидел темный силуэт какого-то высокого и тонкого человека. Он стоял перед окном и, казалось, ежился от холода. Я отворил окно. — Кто здесь? Что нужно? — спросил я. — Сергей Петрович, это я! — услышал я жалобный голос, каким говорят сильно иззябшие и испуганные люди. — Это я! К вам, мой дорогой! В жалобном голосе темного силуэта узнал я, к своему великому удивлению, голос моего друга, доктора Павла Ивановича. Посещение «щура», ведущего регулярную жизнь и ложащегося спать раньше двенадцати, было непонятно. Что могло заставить его изменить своим правилам и явиться ко мне в два часа ночи да вдобавок еще в такую ужасную погоду? — Что вам нужно? — спросил я, послав в глубине души нежданного гостя к чёрту. — Извините, голубчик... Я хотел постучать в дверь, но ваш Поликарп, наверное, спит теперь, как мертвец. Я решился постучать в окно. — Да что вам нужно? Павел Иваныч подошел ближе к моему окну и забормотал что-то непонятное. Он дрожал и походил на пьяного. — Я вас слушаю! — сказал я, теряя терпение. — Вы... вы, я вижу, сердитесь, но... если бы вы знали всё, что случилось, то вы перестали бы сердиться на также пустяки, как прерванный сон и визит не в пору... Не до сна теперь! Господи боже мой! Жил я на свете три десятка и только впервые сегодня так страшно несчастлив! Я несчастлив, Сергей Петрович! — Ах, да что же случилось? И какое мне дело? Я сам еле стою на ногах... Не до людей мне! — Сергей Петрович! — проговорил «щур» плачущим голосом, протягивая в потемках к моему лицу мокрую от дождя руку. — Честный человек! Друг мой! И засим я услышал мужской плач. Плакал доктор. — Павел Иваныч, идите домой! — сказал я после некоторого молчания. — Сейчас я не могу с вами говорить... Я боюсь и своего и вашего настроения. Мы не поймем друг друга... — Дорогой мой! — проговорил доктор умоляющим голосом. — Женитесь на ней. — Вы с ума сошли! — сказал я, захлопывая окно... После попугая доктор был второй пострадавший от моего настроения. Я не пригласил его в комнату и захлопнул перед его носом окно. Две грубые, неприличные выходки, за которые я вызвал бы на дуэль даже женщину. Но кроткий и незлобный «щур» не имел понятия о дуэли. Он не знал, что значит сердиться. Минуты через две блеснула молния, и я, взглянув на окно, увидел согнувшуюся фигуру моего гостя. Поза его на этот раз была просительная, выжидательная, как у нищего, стерегущего милостыню. Он ждал, вероятно, что я прощу его и позволю ему высказаться. К счастью, во мне зашевелилась совесть. Мне стало жаль себя, жаль, что природа всадила в меня столько жесткости и мерзости! Низкая душа моя была такой же кремень, как и мое здоровое тело... Я подошел к окну и открыл его. — Войдите в комнату! — сказал я. — Некогда!.. Каждая минута дорога! Бедная Надя отравилась, и врачу нельзя отходить от нее... Едва удалось спасти бедняжку... Это ли не несчастье? И вы можете не слушать, захлопывать окно? — Она жива все-таки? — Все-таки... Таким тоном не говорят о несчастных, мой хороший друг! Кто бы мог подумать, что эта умная, честная натура захочет расстаться с жизнью из-за такого субъекта, как граф? Нет, друг мой, к несчастью людей, женщины не могут быть совершенны! Как бы ни была умна женщина, какими бы совершенствами она ни была одарена, в ней все-таки сидит гвоздь, мешающий жить и ей и людям... Возьмем хоть Надю... Ну к чему она это сделала? Самолюбие и самолюбие! Болезненное самолюбие! Чтобы уколоть вас, она задумала выйти за этого графа... Не нужно ей было ни его денег, ни знатности... Ей нужно было только удовлетворить свое чудовищное самолюбие... И вдруг неудача!.. Вы знаете, что приехала его жена... Оказывается, что этот развратник женат... А еще тоже говорят, что женщины выносливы, что они умеют терпеть лучше мужчин!.. Где же тут выносливость, если такая жалкая причина заставляет хвататься за фосфорные спички? Это не выносливость, а суетность! — Вы простудитесь... — То, что я видел сейчас, хуже всякой простуды... Глаза эти, бледность... а! К неудавшейся любви, к неудавшейся попытке насолить вам прибавилось еще неудавшееся самоубийство... Большее несчастье и вообразить себе трудно!.. Дорогой мой, если у вас есть хотя капля сострадания, если... если бы вы ее увидели... ну, отчего бы вам не прийти к ней? Вы любили ее! Если уже не любите, то отчего бы и не пожертвовать ей своей свободой? Жизнь человеческая дорога, и за нее можно отдать... всё! Спасите жизнь! Кто-то сильно постучал в мою дверь. Я вздрогнул... Сердце мое обливалось кровью!.. Я не верю в предчувствие, но на этот раз тревога моя была не напрасна... Стучались ко мне с улицы... — Кто там? — крикнул я в окно... — К вашей милости! — Что нужно? — От графа письмо, ваше благородие! Человека убили! Какая-то темная фигура, закутанная в тулуп, подошла к окну и, ропща на погоду, подала мне письмо... Я быстро отошел от окна, зажег свечу и прочел следующее: «Забудь, ради бога, всё на свете и приезжай сейчас же. Убита Ольга. Я потерял голову и сейчас сойду с ума. Твой А. К. ». Убита Ольга! От этой короткой фразы у меня закружилась голова и потемнело в глазах... Я сел на кровать и, не имея сил соображать, опустил руки. — Это вы, Павел Иваныч? — услышал я голос присланного мужика. — А я только что к вам хотел ехать... И к вам письмо есть. Через пять минут я и «щур» сидели в крытом экипаже и ехали к графской усадьбе... По верху экипажа стучал дождь, впереди нас то и дело вспыхивала ослепительная молния. Слышался рев озера... Начиналось последнее действие драмы, и двое из действующих лиц ехали, чтобы увидеть раздирающую душу картину. — Ну, как вы думаете, что нас ждет? — спросил я дорогой Павла Иваныча. — Ничего я не думаю... Не знаю... — Я тоже не знаю... — Гамлет жалел когда-то, что господь земли и неба запретил грех самоубийства, так я теперь жалею, что судьба сделала меня врачом... Глубоко сожалею! — Боюсь, чтобы, в свою очередь, мне не пришлось пожалеть, что я судебный следователь, — сказал я. — Если граф не смешал убийства с самоубийством и если действительно Ольга убита, то достанется моим бедным нервам! — Вам можно отказаться от этого дела... Я вопросительно поглядел на Павла Иваныча и, конечно, благодаря потемкам, ничего не увидел... Откуда он знал, что я могу отказаться от этого дела? Я был любовником Ольги, но кому это было известно, кроме самой Ольги да, пожалуй, еще Пшехоцкого, угостившего меня когда-то аплодисментами?.. — Почему вы думаете, что мне можно отказаться? — спросил я «щура». — Так... Вы можете заболеть, подать в отставку... Всё это нисколько не бесчестно, потому что есть кому заменить вас, врач же поставлен совершенно в другие условия... «Только-то?» — подумал я. Экипаж после долгой, убийственной езды по глинистой почве остановился наконец у подъезда. Два окна над самым подъездом были ярко освещены, из крайнего правого, выходившего из спальной Ольги, слабо пробивался свет, все же остальные окна глядели темными пятнами. На лестнице нас встретила Сычиха. Она поглядела на меня своими колючими глазками, и морщинистое лицо ее наморщилось в злую, насмешливую улыбку. — Ужо будет вам сюрприз! — говорили ее глаза. Вероятно, она думала, что мы приехали покутить и не знали, что в доме горе. — Рекомендую вашему вниманию, — сказал я Павлу Ивановичу, стаскивая со старухи чепец и обнажая совершенно лысую голову. — Этой ведьме девяносто лет, душа моя. Если бы нам с вами пришлось когда-нибудь вскрывать этого субъекта, то мы сильно разошлись бы во мнениях. Вы нашли бы старческую атрофию мозга, я же уверил бы вас, что это самое умное и хитрое существо во всем нашем уезде... Чёрт в юбке! Войдя в залу, я был поражен. Картина, которую я здесь увидел, была совсем неожиданная. Все стулья и диваны были заняты людьми... В углах и около окон тоже стояли группы людей. Откуда они могли взяться? Если бы мне ранее сказал кто-нибудь, что я встречу здесь этих людей, то я бы расхохотался. До того невероятно и неуместно было их присутствие в доме графа в то время, когда, быть может, в одной из комнат лежала умершая или умиравшая Ольга. Это был цыганский хор обер-цыгана Карпова из ресторана «Лондон», тот самый хор, который известен читателю по одной из первых глав. Когда я вошел, от одной из групп отделилась моя старая приятельница Тина и, узнав меня, радостно вскрикнула. По ее бледному смуглому лицу разлилась улыбка, когда я подал ей руку, и из глаз брызнули слезы, когда она хотела мне что-то сказать... Слезы не дали ей говорить, и я не добился от нее ни одного слова. Я обратился к другим цыганам, и они объяснили мне свое присутствие таким образом. Утром граф прислал им в город телеграмму, требуя, чтобы весь хор в полном своем составе обязательно был в графской усадьбе к 9 часам вечера. Они, исполняя этот «заказ», сели на поезд и в восемь часов были уже в этой зале... — И мы мечтали доставить его сиятельству и господам гостям удовольствие... Мы знаем так много новых романсов!.. И вдруг... И вдруг прилетел верхом мужик с известием, что на охоте совершено зверское убийство, и с приказанием приготовить постель Ольги Николавны. Мужику не поверили, потому что мужик был пьян, «как свинья», но когда на лестнице послышался шум и через залу пронесли черное тело, сомневаться уже нельзя было... — И теперь мы не знаем, что нам делать! Оставаться нам здесь нельзя... Когда здесь священник, веселым людям нужно убираться... Да и к тому же все певицы встревожены и плачут... Они не могут быть в том доме, где покойник... Нужно уехать, а между тем нам не хотят дать лошадей! Господин граф лежат больны и никого к себе не впускают, а прислуга на просьбу о лошадях отвечает насмешками... Не идти же нам пешком в такую погоду и в такую темную ночь! Прислуга вообще ужасно груба!.. Когда мы попросили для наших дам самовар, нас послали к чёрту... Все эти жалобы кончились слезным обращением к моему великодушию: не выхлопочу ли я для них экипажи, чтобы они могли убраться из этого «проклятого» дома? — Если лошади не в загоне и если кучера не разосланы, то вы уедете, — сказал я. — Я прикажу... Беднягам, одетым в шутовские костюмы и привыкшим кокетничать своими ухарскими манерами, были очень не к лицу их постные физиономии и нерешительное позы. Своим обещанием отправить их на станцию я несколько расшевелил их. Мужской шёпот обратился в громкий говор, а женщины перестали плакать... Затем, проходя в графский кабинет через целую анфиладу темных, неосвещенных комнат, я заглянул в одну из многочисленных дверей и увидел умиляющую душу картину. За столом около шумевшего самовара сидели Созя и ее брат Пшехоцкий... Созя, одетая в легкую блузу, но всё в тех же браслетах и перстнях, нюхала что-то из флакона и, томничая, брезгливо отхлебывала из чашки. Глаза ее были заплаканы... Вероятно, событие на охоте сильно расстроило ее нервы и надолго испортило расположение ее духа. Пшехоцкий с таким же деревянным лицом, как и прежде, хлебал большими глотками из блюдечка и что-то говорил сестре. Судя по менторскому выражению его лица и манерам, он успокоивал и убеждал не плакать. Графа, само собою разумеется, я застал в самых разлохмаченных чувствах. Дряблый и хилый человек похудел и осунулся больше прежнего... Он был бледен, и губы его дрожали, как в лихорадке. Голова была повязана белым носовым платком, от которого на всю комнату разило острым уксусом. При моем входе он вскочил с софы, на которой лежал, и, запахнувши полы халата, бросился ко мне... — А? а? — начал он, дрожа и захлебываясь. — Ну? И, издав несколько неопределенных звуков, он потащил меня за рукав к софе и, дождавшись, когда я сяду, прижался ко мне, как испуганная собачонка, и принялся изливать свою жалобу... — Кто б мог ожидать? а? Постой, голубчик, я укроюсь пледом... у меня лихорадка... Убита, бедная! И как варварски убита! Еще жива, но земский врач говорит, что сегодня ночью умрет... Ужасный день!.. Приехала ни к селу ни к городу эта... чёрт бы ее взял совсем, жена... Это моя несчастнейшая ошибка. Меня, Сережа, в Петербурге пьяного женили. Я скрывал от тебя, мне совестно было, но вот она приехала, и ты можешь ее видеть... Гляди и казнись... О, проклятая слабость! Под влиянием минуты и водки я в состоянии сделать всё, что хочешь! Приезд жены — первый подарок, скандал с Ольгой — второй... Жду третьего... Я знаю, что еще случится... Знаю! Я сойду с ума! Всплакнувши, выпивши три рюмки водки и назвав себя ослом, негодяем и пьяницей, граф путающимся от волнения языком описал драму, имевшую место на охоте... Рассказал он мне приблизительно следующее. Минут через 20—30 после моего ухода, когда удивление по поводу приезда Сози несколько поулеглось и когда Созя, познакомившись с обществом, стала изображать из себя хозяйку, компания услышала вдруг пронзительный, раздирающий душу крик. Этот крик несся со стороны леса и раза четыре был повторен эхом. Был он до того необычен, что люди, слышавшие его, вскочили на ноги, собаки залаяли, а лошади наострили уши. Крик был неестественный, но графу удалось узнать в нем женский голос... Звучали в нем отчаяние, ужас... Так должны вскрикивать женщины, когда видят привидение или внезапную смерть ребенка... Встревоженные гости поглядели на графа, граф на них... Минуты три царило гробовое молчание... И пока господа переглядывались и молчали, кучера и лакеи побежали к тому месту, откуда был слышен крик. Первым вестником скорби был лакей, старый Илья. Он прибежал из леса к опушке и, бледный, с расширенными зрачками, хотел что-то сказать, но одышка и волнение долго мешали ему говорить. Наконец, поборов себя и перекрестившись, он выговорил: — Убили барыню! Какую барыню? Кто убил? Но Илья не дал ответа на эти вопросы... Роль второго вестника выпала на долю человека, которого не ожидали и появлением которого были страшно поражены. Были поразительны и нежданное появление и вид этого человека... Когда граф увидел его и вспомнил, что Ольга гуляет в лесу, то у него замерло сердце и подогнулись от страшного предчувствия ноги. Это был Петр Егорыч Урбенин, бывший управляющий графа и муж Ольги. Сначала компания услышала тяжелые шаги и треск хвороста... Казалось, что из леса на опушку пробирался медведь. Потом же показалось массивное тело несчастного Петра Егорыча... Выйдя на опушку и увидев компанию, он сделал шаг назад и остановился как вкопанный. Минуты две он молчал и не двигался и таким образом дал себя осмотреть... На нем были его обиходные серенькие пиджак и брюки, достаточно уже поношенные... На голове шляпы не было, и всклокоченные волосы прилипли к вспотевшим лбу и вискам... Лицо его, обыкновенно багровое, а часто и багрово-синее, на этот раз было бледно... Глаза смотрели безумно, неестественно широко... Губы и руки дрожали... Но что поразительнее всего, что прежде всего обратило на себя внимание ошеломленных зрителей, так это окровавленные руки... Обе руки и манжеты были густо покрыты кровью, словно их вымыли в кровяной ванне. После трехминутного столбняка Урбенин, как бы очнувшись от сна, сел на траву по-турецки и простонал. Собаки, чуявшие что-то необычайное, окружили его и подняли лай... Обведя компанию мутными глазами, Урбенин закрыл обеими руками лицо, и наступил новый столбняк... — Ольга, Ольга, что ты наделала! — простонал он. Глухие рыдания вырвались из его груди и потрясли богатырские плечи... Когда он отнял от лица руки, то компания увидела на его щеках и на лбу кровь, перешедшую с рук на лицо... Дойдя до этого места, граф махнул рукой, выпил судорожно рюмку водки и продолжал: — Дальше мои воспоминания путаются. Как ты можешь себе представить, всё происшедшее так меня ошеломило, что я потерял способность мыслить... Ничего не помню, что потом было! Помню только, что мужчины принесли из лесу какое-то тело, одетое в порванное, окровавленное платье... Я не мог на него смотреть! Положили в коляску и повезли... Не слышал я ни стонов, ни плача... Говорят, что ей в бок засадили тот кинжальчик, который при ней всегда был... помнишь его? Эту вещь я ей подарил. Тупой кинжал, тупее, чем этот край стакана... Какую, стало быть, надо иметь силу, чтобы всадить его! Люблю я, братец, кавказское оружие, но теперь бог с ним, с этим оружием! Завтра же прикажу его выбросить вон!.. Граф выпил еще рюмку водки и продолжал: — Но какой срам! Какая мерзость! Подвозим мы ее к дому... Все, знаешь, в отчаянии, в ужасе. И вдруг, чёрт бы их взял, этих цыган, слышится разудалое пение!.. Выстроились в ряд и давай, подлецы, орать!.. Хотели, видишь ли, с шиком встретить, а вышло очень некстати... Похоже на Иванушку-дурачка, который, встретивши похороны, пришел в восторг и заорал: «Таскать вам, не перетаскать!» Да, брат! хотел угодить гостям, выписал цыган, а вышла ерунда. Не цыган нужно приглашать, а докторов да духовенство. И теперь я не знаю, что делать! Что мне делать? Не знаю я этих формальностей, обычаев. Кого звать, за кем послать... Может быть, тут полиция нужна, прокурор... Ни черта я не смыслю, хоть убей!.. Спасибо, отец Иеремия, узнавши про скандал, пришел приобщить, а сам бы я не догадался его пригласить. Умоляю тебя, дружище, возьми на себя все эти хлопоты! Ей-богу, с ума схожу! Приезд жены, убийство... бррр!.. Где теперь моя жена? Ты ее не видел? — Видел. Она с Пшехоцким чай пьет. — С братцем, значит... Пшехоцкий — это шельма! Когда я удирал из Петербурга тайком, он пронюхал о моем бегстве и привязался... Сколько он у меня денег выжулил за всё это время, так это уму непостижимо! Разговаривать долго с графом мне было некогда. Я поднялся и направился к двери. — Послушай, — остановил меня граф. — Тово... а меня не пырнет этот Урбенин? — А Ольгу разве он пырнул? — Понятно, он... Недоумеваю только, откуда он взялся! Какие черти его принесли в лес? И почему именно в этот самый лес! Допустим, что он притаился там и поджидал нас, но почем он знал, что я захочу остановиться именно там, а не в другом месте? — Ты ничего не понимаешь, — сказал я. — Кстати, раз навсегда прошу тебя... Если я возьму на себя это дело, то, пожалуйста, не высказывай мне своих соображений... Ты потрудишься только отвечать на мои вопросы, но не больше. Оставив графа, я отправился в комнату, где лежала Ольга... В комнате горела маленькая голубая лампа, слабо освещавшая лица... Читать и писать при ее свете было невозможно. Ольга лежала на своей кровати. Голова ее была в повязках; видны были только чрезвычайно бледный заостренный нос да веки закрытых глаз. Грудь в то время, когда я вошел, была обнажена: на нее клали пузырь со льдом. Стало быть, Ольга еще не умерла. Около нее хлопотали два врача. Когда я вошел, Павел Иваныч, щуря глаза, бесконечно сопя и пыхтя, выслушивал ее сердце. Земский врач, чрезвычайно утомленный и на вид больной человек, сидел около кровати в кресле и, задумавшись, делал вид, что считает пульс. Отец Иеремия, только что кончивший свое дело, заворачивал в епитрахиль крест и собирался уходить... — А вы, Петр Егорыч, не скорбите! — говорил он, вздыхая и поглядывая в угол. — На все божья воля, к богу и прибегните. В углу на табурете сидел Урбенин. Он до того изменился, что я едва узнал его. Безделье и пьянство последнего времени сильно сказывались как на его платье, так и на наружности: платье было изношено, лицо тоже. Бедняга неподвижно сидел и, подперев кулаками голову, не отрывал глаз от кровати... Руки и лицо его всё еще были в крови... О мытье было забыто... О, пророчество моей души и моей бедной птицы! Когда моя благородная, убитая мной птица выкрикивала фразу о муже, убившем свою жену, в моем воображении всегда появлялся на сцену Урбенин. Почему?.. Я знал, что ревнивые мужья часто убивают жен-изменниц, знал в то же время, что Урбенины не убивают людей... И я отгонял мысль о возможности убийства Ольги мужем, как абсурд. «Он или не он?» — задал я себе вопрос, поглядев на его несчастное лицо. И, откровенно говоря, я не дал себе утвердительного ответа, несмотря даже на рассказ графа, на кровь, которую я видел на руках и лице. «Если бы он убил, то он давно бы уже смыл с рук и лица кровь... — вспомнилось мне положение одного приятеля-следователя. — Убийцы не выносят крови своих жертв». Если бы я захотел пошевелить мозгами, то я вспомнил бы немало сему подобных положений, но не следовало забегать вперед и набивать свою голову преждевременными заключениями. — Мое почтение! — обратился ко мне земский врач. — Очень рад, что хоть вы пришли... Скажите, пожалуйста, кто здесь хозяин? — Здесь нет хозяина... Здесь царит хаос... — сказал я. — Изречение очень милое, но, тем не менее, мне нисколько не легче, — желчно закашлялся земский врач. — Три часа прошу, умоляю дать сюда бутылку портвейна или шампанского, и хоть бы кто снизошел к мольбам! Все глухи, как тетерева! Льду только что сейчас принесли, хотя я приказал достать его три часа тому назад. Что же это такое? Человек умирает, а они словно смеются! Граф изволит в своем кабинете распивать ликеры, а сюда не могут дать рюмки! Посылаю в город, в аптеку, — говорят, что лошади заморены и ехать некому, потому что все пьяны... Хочу послать к себе в больницу за лекарствами и повязками, и мне делают одолжение: дают мне какого-то пьяницу, который еле на ногах стоит. Послал его два часа тому назад, и что же? Говорят, что он только что сейчас уехал! Ну не безобразие ли это? Все пьяны, грубы, неотесаны!.. Все какие-то идиоты! Клянусь богом, первый раз в жизни вижу таких бессердечных людей! Негодование врача было справедливо. Он нисколько не преувеличивал, а напротив... Чтоб излить желчь на все беспорядки и безобразия, имевшие место в графской усадьбе, не хватило бы целой ночи. Деморализованная бездельем и безначалием прислуга была отвратительна. Не было того лакея, который не мог бы служить типом зажившегося и зажиревшего человека. Я отправился добывать вино. Дав две-три оплеухи, я добыл и шампанского и валерьяновых капель, чем несказанно порадовал медиков. Через час приехал из больницы фельдшер и привез с собою всё необходимое. Павлу Ивановичу удалось влить в рот Ольге столовую ложку шампанского. Она сделала глотательное движение и простонала. Затем ей впрыснули под кожу что-то вроде гофманских капель. — Ольга Николаевна! — крикнул земский врач, нагнувшись к ее уху. — Ольга Ни-ко-ла-евна! — Трудно ожидать, чтоб она пришла в сознание! — вздохнул Павел Иваныч. — Крови много потеряно, да и, кроме того, удар по голове каким-то тупым орудием, наверное, сопровождался сотрясением мозга. Было ли сотрясение мозга или нет, не мое дело решать, но только Ольга открыла глаза и попросила пить... Возбуждающие средства на нее подействовали. — Вы теперь можете спросить, что вам нужно... — толкнул меня под локоть Павел Иваныч. — Спрашивайте. Я подошел к кровати... Глаза Ольги были обращены на меня. — Где я? — спрашивала она. — Ольга Николаевна! — начал я. — Вы узнаёте меня? Ольга несколько секунд поглядела на меня и закрыла глаза. — Да! — простонала она. — Да! — Я — Зиновьев, судебный следователь. Имел честь быть с вами знаком и даже, если припомните, был шафером на вашей свадьбе... — Это ты? — прошептала Ольга, протягивая вперед левую руку. — Сядь... — Бредит! — вздохнул «щур». — Я — Зиновьев, следователь... — продолжал я. — Если помните, я присутствовал на охоте... Как вы себя чувствуете? — Задавайте вопросы по существу! — шепнул мне земский врач. — Я не ручаюсь, что сознание будет продолжительно... — Прошу, пожалуйста, не учить! — обиделся я. — Я знаю, что мне говорить... Ольга Николаевна, — продолжал я, обращаясь к Ольге, — вы потрудитесь припомнить события истекшего дня. Я помогу вам... В час дня вы сели на лошадь и поехали с компанией на охоту... Охота продолжалась часа четыре... Засим следует привал на опушке леса... Помните? — И ты... и ты... убил. — Кулика? После того, как я добил подстреленного кулика, вы поморщились и удалились от компании... Вы пошли в лес... Теперь потрудитесь собрать все свои силы, поработать памятью. В лесу во время прогулки вы потерпели нападение от неизвестного нам лица. Спрашиваю вас как судебный следователь, это кто был? Ольга открыла глаза и поглядела на меня. — Назовите нам имя этого человека! Здесь, кроме меня, трое... Ольга отрицательно покачала головой. — Вы должны назвать его, — продолжал я. — Он понесет тяжелую кару... Закон дорого взыщет за его зверство! Он пойдет в каторжные работы... Я жду. Ольга улыбнулась и отрицательно покачала головой. Дальнейший допрос не привел ни к чему. Больше я не добился от Ольги ни одного слова, ни одного движения. В без четверти пять она скончалась.особое
А. Ч.
Я должен обратить внимание читателя еще на одно очень важное обстоятельство. В продолжение 2—3-х часов г. Камышев занимается только тем, что ходит из комнаты в комнату, возмущается с врачами прислугой, щедро сыплет оплеухи и проч... Узнаёте ли вы в нем судебного следователя? Он, видимо, не спешит и старается чем-нибудь убить время. Очевидно, «ему убийца известен». Затем, описанный ниже, ничем не мотивированный, обыск у Сычихи и допрос цыган, более похожий на издевательство, чем на допрос, могут быть проделаны только для проволочки времени. — А. Ч.
Это уклонение от вопроса первой важности имело в виду только одно: растянуть время и дождаться потери сознания, когда Ольга не могла бы уже назвать имя убийцы. Прием характерный, и удивительно, что врачи не оценили его по достоинству. — А. Ч.
Всё это наивно только на первый взгляд. Очевидно, Камышеву нужно было дать понять Ольге, какие тяжелые последствия для убийцы будет иметь ее сознание. Если ей дорог убийца, ergo — она должна молчать. — А. Ч.
Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.
Вот тебе и глубокая осень. Вот тебе и предзимье.
42
Мы возвращались с охоты с далеко не заурядной добычей – восьмьюдесятью четырьмя дикими утками, настрелянными в течение не скольких часов. Обессилев от охоты и совершенного пути, мы разместились для отдыха под старым вязом и по-товарищески стали угощать друг друга съестными припасами, взятыми из дому.
Солнце, почти невидимое сквозь свинцово-черные тучи, обложившие небо, стоит высоко над горизонтом. Дальше серебристые горы, обвеянные мглой, кажутся диковинными. Легонький ветерок колышет травы, не успевшие засохнуть. Сквозь ветви деревьев виднеется темно-синее небо, а на *censored*чках кое-где висят золоченые листья. В мягком воздухе разлит пряный запах, напоминающий запах вина.
Неожиданно низкие, черные тучи с необыкновенной быстротой поплыли по небу. Нужно не медля убираться из лесу, чтобы в пору укрыться и не вымокнуть под ливнем. К счастью, невдалеке избушка лесного объездчика, в которой приходится задержаться на добрых полчаса.
Но вот отблистали молнии, отгрохотал гром. Яростный ливень вначале приостановил, а затем и вовсе прекратил свою треско тню. Стихии больше не спорят, не ссорятся, не борются. Расстроенные полчища туч уносятся куда-то вдаль.
На очищающемся небе резко вырисовывается чуть-чуть колышущаяся верхушка старой березы. Из-за облачка вот-вот выглянет солнышко. Осматриваешься вокруг и поражаешься, как мгновенно после дождя преображается все окружающее.
Освеженная рожь благодарно трепещет. Все живое суетится и мечется. Над камышом ручья кружатся темно-синие стрекозы. Шмель что-то жужжит не слушающим его насекомым, уже не чувствующим опасности. Из ближних рощ, с пашен и пастбищ – отовсюду доносится радостная птичья разноголосица.
Любезно простившись с уже не молодой хозяйкой, женой объездчика, мы отправляемся в путь. В какой-нибудь полусотне метров от избушки узенький, но быстрый ручей, вытекающий из лесной чащобы. Его не перепрыгнешь и вброд не перейдешь. Ищем перехода. Наконец находим шаткий дощатый мостик, по которому можно пройти только поодиночке. Неукатанной дорогой идем по лесоразработке, простирающейся на несколько километров. На пути попадаются вперемежку то еще не сложенные в ряд дрова, то не распиленные восьмиметровые сосновые бревна.
Выйдя из леса, мы сначала следуем по уже езженному проселку, а затем по асфальтированному шоссе, заменившему старую немощеную дорогу. Еще один километр, и мы дома.
43
О чем твои думы?
Хороши осенью наши перелески под солнечным небом. Смотришь на них и думаешь, что и человек должен быть красивым рядом с этой красотой.
А сегодня лес осиротел, поредел, затих. Да и день-то пасмурный, серенький. Хотел было написать в блокнот, что в лесу стало неуютно, сиротливо. Но рука не поднялась, ведь неправда же это. Он и сейчас по этой поре хорош: в нем просторно, светло. Какая свежая хвоя и какие золотисто-оранжевые вершины берез!
Калина у ручья тяжело опустила свои спелые кисти и ждет не дождется, когда люди придут за ней.
Падают листья, они принарядили отаву, позолотили тропы, сделали оранжевыми лужи. Всюду листья: в овраге, в протоке, под ногами; они лежат то изнанкой, то кверху лицом. И уже пахнет свежей прелью. А последние листья все падают и падают, то они опускаются плавно, то мелькнут перед глазами стремительно, будто пролетели мимо птицы неведомой окраски.
Первыми уронили листья рябина и тополь, холодные утренники обожгли осинки и липки. Но дубы держатся, им опадать до самой белой метели. А еще пламенеет, светится золотом подлесок: кусты бересклета, молодой орешник, бузина. Загляделась на себя в протоке, задумалась молодая талина. Глядит, а сама роняет и роняет по листику в воду, прямо на свое отражение.
А чего стоят осенние песни леса! Гуляет по нему ветер, заставляя шелестеть, петь, шуметь. Просторно здесь ему, озорнику. Вот что-то и мне шепнул на ухо. Поднимаю голов у, а его уже и след простыл, гуляет и поет у соседнего холма. Не зря о нем и говорят, что он вольный. А то взовьется кверху, к самым облакам. Что ему стоит с его легкостью и прытью.
Сегодня у меня в корзиночке с десяток яблок, поднятых под яблоней-лесовухой. А еще больше листьев, самых причудливых расцветок. Яблоки свежие, сочные, подрумяненные с одного бока. Я видел еще недавно эту яблоню всю в яблоках. А она вот возьми и сбрось их за одну ночь. Их на земле много, по щиколотку будет. А уж аромату!
А вскоре был очарован живой трепетной музыкой взлета дюжины куропаток у молодых сосен. Куропатки скрылись, а я все стоял и ждал, будто еще раз услышу это.
Да, лес хорош в любую погоду. Когда же туман, и с мокрых веток падают на листву крупные капли, лес шуршит, будто шепчется, разговаривает. О чем ты шепчешься, милый? Поведай свои думы, дружище.
44
Месторождение бокситов
Все участники экспедиции были налицо, и наш руководитель объявил: «В субботу мы летим в Свердловск. Ознакомьтесь по карте с периферией области и приготовьтесь к дороге. Самолет поведет небезызвестный летчик Птицын».
Геннадий Кузьмич Птицын – авиатор-энтузиаст, не раз проявлявший удивительное бесстрашие во время трансъевропейских и трансатлантических полетов, беспристрастный водитель, влюбленный в свою профессию. По внешности Птицын – типичный уралец: блондин, низкого роста, коренастый, с обветренным и загорелым лицом. Он с легким презрением относится к людям, которые не восторгаются достижениями современной авиации.
У нашей экспедиции немало задач, но основное задание – исследовать месторождение бокситов на Северном Урале для вновь строящегося алюминиевого завода у города Каменск-Уральского.
По прибытии на место назначения мы, разбившись на небольшие группки, отправляемся к бокситам. В течение не скольких часов приходится пробираться дремучим, густым лесом. По обеим сторонам извилистой дорожки растет кудреватый папоротник, в глубине разрослись какие-то диковинные, причудливые травы. Разговоры замирают, а мы, очарованные, молча идем в глубь чащобы. Слышен только шорох и шепот листвы, жужжание насекомых и птичьи голоса.
В пол-одиннадцатого мы находимся в полумиле от месторождения, но кто-то предлагает отдохнуть, с чем нельзя не согласиться. Быстро собираем валежник, разжигаем костер. Пахнет жженой хвоей, едкий дымок синеватыми струйками поднимается вверх. Через полчаса, в продолжение которых никому не хочется двинуться с места, мы получаем кипяченную в нашем неизменном спутнике-чайнике воду для чая, варенный на пару и печенный в золе картофель.
На огонек откуда-то прибежали деревенские мальчишки и девчонки, а с ними молоденький щенок, похожий на волчонка. Мы предлагаем ребятам присоединиться к нашей компании, расположиться у костра. Рыж ий веснушчатый мальчонка задумал достать из пепла самую большую печеную картофелину и ожег себе руку. Зоенька и Олечка, члены нашей экспедиции, быстро и по-хозяйски смазали ожог вазелином.
– Пора двигаться, товарищи! Если удастся, а наше намерение не может не удаться, сегодня мы обследуем месторождение бокситов, – сказал наш руководитель.
Вскоре мы убедились, что он рассчитал верно, правильными оказались и расчеты наших профессоров и преподавателей.
45
Семь погод на дворе
Прошел Покров. С него на Руси начинали справлять свадьбы: заканчивались полевые работы, было время и до веселья. По народным приметам эта зима должна быть теплой и снежной, потому что ветер дул с юго-запада. Но эти приметы частенько не сбываются. Только одна всегда верна: если до Покрова зерновые не убраны с поля, им оставаться в зиму.
В осеннее ненастье каждый солнечный де нь – радость. Вот и вчера. Солнце еще не показалось, а уж побагровели на востоке облака, потом загорелись огнем, стали алыми. Ветер старается разогнать их по всему небу, и от них оно все багровеет. Огнистые облака взбираются кверху, достают даже до холодного серпика луны и застилают его. И вот уже все небо красное, пылающее, тревожное.
Выглянуло и солнце, прорвалось, такое чистое и алое. И небо постепенно очистилось, только на западе ветер сгрудил облака в белые горы. И загорелись окна в домах, засветились лужи, все кругом преобразилось, похорошело. И краски стали чистыми: голубое небо, оранжевые полосы леса, зелень озимых, синь речки. Но это все было недолго – часам к десяти солнце скрылось, небо замутилось, краски поблекли, поле стало сиротливым, речка холодной, темной, день стал сереньким, хмурым. Только и раздолье одному ветру.
И такое бывает: с утра туман, сыро, холодно, слегка моросит дождь. А после обеда день вдруг разгуляется: и солнц е, и тепло, и радостно. Но такое бывает редко. Еще только октябрь, а уж мы видели, как молодым ледком обметало лужи, пруды, видели и снег.
А однажды опускались снежинки, легкие, крупные, лохматые. На углу улицы бабка с внуком все выискивали в воздухе снежинку покрупнее. «Вон какая! Смотри, смотри!» – показывает один другому. Что внук радуется, это понятно. А то ведь и бабка: надоело ненастье.
А как-то после обеда была на небе радуга. Недолго красовалась и радовала. Всю ее не видно было, но широкие концы, опущенные в заречные озера, были хорошо видны. Много приходилось видеть радуг и крутых, и пологих, но ни одна не радовала так, как эта.
Осенью на дворе частенько переменная погода: то солнце, то дождь, то ветер, то туман, то заморозки, то оттепели. И нечему тут удивляться: зима с летом борется, и примирения между ними не жди.
46
На охоте
Был прекрасный июльский день, один из тех дней, которые случаются только тогда, когда погода установилась надолго. С самого раннего утра небо было ясно; утренняя заря не пылала жаром, а разливалась кротким румянцем. Солнце, еще не раскаленное, как во время знойной засухи, но тускло-багровое, как перед бурей, светлое и приветливо-лучезарное, всплывало над длинной тучкой, освежая ее. Тучка блистала, и блеск ее был подобен блеску кованого серебра. В такие дни около полудня обыкновенно появляются высокие облака; они почти не трогаются с места, но далее, к небосклону, они сдвигаются, и кое-где между ними пробиваются сверху вниз сверкающие солнечные лучи.
Точь-в-точь в такой день я охотился за тетеревами. В течение дня я настрелял довольно много дичи; наполненный рюкзак немилосердно резал мне плечо. Вечерняя заря погасла, и в воздухе, еще светлом, хотя не озаренном более лучами восходящего солнца, начали густеть и разливаться холодные тени. Быстрыми шагами прошел я кусты, взобрался на небольшой холм и вместо ожидаемой знакомой равнины с белой церковью в отдалении увидел совершенно другие, незнакомые мне места. У ног моих тянулась узкая долина, а справа возвышался частый осинник. Я остановился в недоумении и оглянулся. «Да, – подумал я, – куда же это я попал? Видимо, я чересчур забрел влево». Я поскорее выбрался на другую сторону холма и пошел, забирая вправо. Я добрался до леса, но там не было никакой дороги: какие-то нескошенные низкие кусты широко расстилались передо мной, а за ними, далеко-далеко, виднелось пустынное поле.
Между тем ночь приближалась и росла, как грозовая туча. Все кругом быстро чернело и утихало, одни перепела изредка кричали. Небольшая птица, неслышно и низко мчавшаяся на своих мягких крыльях, почти наткнулась на меня и пугливо нырнула в сторону. Я уже с трудом различал отдаленные предметы, только одно поле белело вокруг. Я отчаянно устремился вперед, словно вдруг догадался, куда следовало идти, обогнул бугор и очутился в неглубокой, кругом распаханной лощине. Я окончательно удостоверился в том, что заблудился совершенно, и, уже нисколько не стараясь узнавать окрестные места, почти совсем потонувшие во мгле, пошел прямо, по звукам, наугад.
Около получаса шел я так, с трудом переставляя ноги. Казалось, что отроду не бывал я в таких пустынных местах: нигде не было видно ни огонька, не слышно ни звука. Бесконечно тянулись поля, кусты, словно из-под земли вставали перед самым моим носом. Я уже собирался прилечь где-нибудь до утра, как неожиданно узнал, куда я зашел. Эта местность была известна у нас под названием Бежин Луг.
(По И. Тургеневу)
47
Прощание с лесом
Каждую осень я по нескольку раз прихожу прощаться с лесом и вижу его то в багряном наряде, с последними грибами, то грустно роняющим лист, то совсем голым, поредевшим и тихим. Ходишь, пока лесные тропы не заметет с нежная метель.
Вот и сегодня пошел проститься. На улице свежо. Ночью погостил морозец и оставил по обеим сторонам ручья чистое серебро. Осыпал синие цветочки цикорий, поникла душица, лишь на меже зябнут последние ромашки. Но все равно хорошо в лесу, тихо, грустно. Певчие птицы давно улетели, а синички загулялись где-то на озимом клину. Только дятел на месте. Кому-то надо и о лесе позаботиться: осмотреть, перестукать его до весны. С трудом узнал в голой маленькой яблоньке ту лесную красавицу в цвету, которой любовался по весне. Тропинкой спустился в орешник. Я никогда не встречал в октябре так много орехов, как в этом году.
Нагибаю орешину. Вот уже и верхушка в руке. А где же орехи? Ни на ветке, ни на земле. Тянусь за другой, пригибаю – то же самое. Спелые орехи сами высыпаются и скрываются под листьями. Я вырезал палку с рогулиной. Но тронешь грань, и вот уже летит орех, потом листья, а следом и легкая сухая цветоножка. А орешек вмиг убежит, провалится, спрячется. Долго ли ему, такому маленькому, юркому? Пробовал трясти. Спелые орехи звонко ударятся о ствол, отскочат играючи, прозвенят о второй и тяжело упадут в листья. А то ляжет красавец на широкий лист прямо перед тобой. Одно загляденье: крупный, чистый, словно каленый. И ядро в нем полное, крутое, вкусное.
На нижних ветках висят уже пустые грани. Я сначала думал, что вот кто-то прошел передо мной и опорожнил их. Но поднял осторожно листья: улеглись рядком, по-братски, два спелых ореха. А то и такое увидишь в октябре: один орех уже выпал на землю, а другой только приготовился, высунулся наполовину и вот-вот упадет.
К вечеру усилился ветер, холодный, порывистый. Налетит злой листобой раз, налетит второй, и падают на землю спелые орехи, падают листья. А их и без того на тропах целые вороха. Вот пробежит по ним ветер, и тогда весь лес наполнится таинственными шорохами. Только слушай.
С полной корзиночкой спелых орехов я возвращался из леса, так и не успев по-настоящему попрощаться с ним. И не расстраиваюсь: однако будет предлог сходить еще.
Над портом стоит потемневшее от пыли, мутно-голубое небо. Жаркое солнце смотрит в зеленоватое море, точно сквозь тонкую серую вуаль. Оно почти не отражается в воде, рассекаемой ударами весел, пароходных винтов, острыми килями судов, борющихся с высокими морскими волнами. Они, закованные в гранит, бьются о борта судов и ропщут, вспененные, загрязненные разным хламом. Звон якорных цепей, грохот сцепленных вагонов, металлический вопль железных листов, падающих откуда-то на немощеную мостовую, крики тружеников-грузчиков, юных матросов и таможенных солдат – все эти звуки сливаются в оглушительную музыку рабочего дня. Но голоса людей еле-еле слышны в нем, слабы и смешны. И сами люди, первоначально родившие этот шум, работающие на износ и живущие впроголод ь, смешны и жалки. Потные, оборванные, согнутые под тяжестью товаров, они суетливо бегают в тучах пыли. Люди ничтожны по сравнению с окружающими их колоссами, грудами товаров, гремящими вовсю вагонами. Созданное ими поработило и обезличило их.
Стоя под парами, тяжелые пароходы-гиганты свистят, шипят, и в звуке, рожденном ими, чудится насмешливая нота презрения к серым, пыльным фигурам людей. Длинные вереницы грузчиков, несущих на своих плечах тысячи пудов хлеба в железные животы судов для того, чтобы заработать несколько фунтов того же хлеба для своего желудка. Вот так бок о бок и уживаются друг с другом рваные, потные, отупевшие от усталости, шума и зноя люди и могучие, блестящие на солнце машины, созданные этими людьми.
Раздалось одиннадцать ударов в колокол. Когда последний звук замирал, страстная музыка труда звучала уже тише. Наступало обеденное время. Грузчики, бросив работать, рассыпались по гавани шумными группами. Вдруг появился Гриш ка Челкаш, старый травленый волк, несомненно хорошо знакомый всем в этой местности. Он был бос, в старых, поношенных штанах, в грязной ситцевой рубахе с разорванным воротом. Длинный, немного сутулый, он медленно шагал по дощатому тротуару и, поводя своим горбатым хищным носом, кидал вокруг себя острые взгляды. Он как будто высматривал кого-то. Его густые и длинные усы то и дело вздрагивали, как у кота, а заложенные за спину руки потирали одна другую. Даже здесь, среди сотен таких же, как и он, босяцких фигур, он сразу обращал на себя внимание своим сходством с ястребом. В этой бешеной сутолоке порта Челкаш чувствовал себя прекрасно. Впереди ему улыбался солидный заработок, требующий немного труда и много ловкости. Он мечтал о том, как загуляет завтра поутру, когда в его кармане появятся кредитные бумажки.
(По М. Горькому)
Уже более трех часов прошло с тех пор, как я присоединился к мальчикам. Месяц взо шел наконец; я его не тотчас заметил: так он был мал и узок. Эта безлунная ночь, казалось, была все так же великолепна, как и прежде. Но уже склонились к темному краю земли многие звезды, еще недавно высоко стоявшие на небе. Все совершенно затихло кругом, как обыкновенно затихает все только к утру: все спало крепким, неподвижным, предрассветным сном. В воздухе уже не так сильно пахло, – в нем снова как будто разливалась сырость… Недолги летние ночи! Разговор мальчиков угасал вместе с огнями… Собаки тоже дремали; лошади, сколько я мог различить при чуть брезжащем, слабо льющемся свете звезд, тоже лежали, понурив головы… Сладкое забытье напало на меня; оно перешло в дремоту.
Свежая струя пробежала по моему лицу. Я открыл глаза: утро зачиналось. Еще нигде не румянилась заря, но уже забелелось на востоке. Все стало видно, хотя смутно. Бледно-серое небо светлело, холодело, синело; звезды то мигали слабым светом, то исчезали; отсырела земля, кое-где стали раздаваться жи вые звуки, и жидкий, ранний ветерок уже пошел бродить и порхать над землею. Я проворно встал и подошел к мальчикам. Они все спали как убитые вокруг костра; один Павел приподнялся и пристально посмотрел на меня.
Я кивнул ему головой и пошел восвояси вдоль реки. Не успел я отойти двух верст, как уже полились кругом меня по широкому мокрому лугу, и спереди по холмам, от лесу до лесу, и сзади по длинной пыльной дороге, по сверкающим обагренным кустам, и по реке, стыдливо синевшей из-под редеющего тумана, – полились сперва алые, потом красные, золотые потоки молодого, горячего света… Все зашевелилось, проснулось, запело…
Всюду лучистыми алмазами зарделись крупные капли росы; мне навстречу, чистые и ясные, словно тоже обмытые утренней прохладой, пронеслись звуки колокола, и вдруг мимо меня, погоняемый знакомыми мальчиками, промчался отдохнувший табун…
Я, к сожалению, должен прибавить, что в том же году Павла не стало. Он не утонул: он убился, упав с лошади. Жаль, славный был парень!
(По И. Тургеневу)
50
Хорошо идти по земле ранним утром. Воздух еще не знойный, но уже не холодный, приятно освежает. Солнце, еще не вошедшее в силу, греет бережно и ласково. Под косыми лучами весьма неяркого утреннего света все кажется рельефнее, выпуклее: и мостик через неширокую, но полную водой канаву, и деревья, подножья которых еще затоплены тенью, а темно-зеленые верхушки влажно поблескивают (сквозь них брезжат лучи солнца), и невысокие, но сплошь покрытые бессчетным количеством листьев кусты. Даже небольшие неровности на дороге и по сторонам ее бросают свои маленькие тени, чего уж не будет в яркий полдень.
В лесу то и дело попадаются болотца, черные и глянцевитые. Тем зеленее кажется некошеная трава, растущая возле них. Иногда из глубины безгранично обширного леса прибежит рыженький приятно журчащий ручеек. Он пересекает дорожку и торопливо скрывается в смешанном лесу. А в одном месте из лесного мрака выполз, словно гигантский удав, сочный, пышный поток мха. В середине его почти неестественной зелени струится ярко-коричневый ручеек.
Нужно сказать, что коричневая вода этих мест нисколько не мутна. Она почти прозрачна, если зачерпнуть ее граненым стаканом, но сохраняет при этом золотистый оттенок. Видимо, очень уж тонка та торфяная взвесь, что придает ей этот красивый цвет.
На лесной дороге, расходясь веером, лежали бок о бок тени от сосен, берез и елей. Лес был не старый, но чистый, без подлеска.
Километра через два слева и справа от бороздчатой дороги тянулись быстрорастущие кусты, какие могут расти только по берегам небольшой речонки. Возле них всюду была видна молодая поросль.
51
Под легким дуновением знойного ветра море вздрагивало и, покрываясь мелкой рябью, ослепительно я рко отражавшей солнце, улыбалось голубому небу тысячами серебряных улыбок. В пространстве между морем и небом носился веселый плеск волн, взбегавших на пологий берег песчаной косы. Все было полно живой радости: звук и блеск солнца, ветер и соленый аромат воды, жаркий воздух и желтый песок. Узкая длинная коса, вонзаясь острым шпилем в безграничную пустыню играющей солнцем воды, терялась где-то вдали, где знойная мгла скрывала землю. Багры, весла, корзины да бочки беспорядочно валялись на косе. В этот день даже чайки истомлены зноем. Они сидят рядами на песке, раскрыв клювы и опустив крылья, или же лениво качаются на волнах.
Когда солнце начало спускаться в море, неугомонные волны то играли весело и шумно, то мечтательно ласково плескались о берег. Сквозь их шум на берег долетали не то вздохи, не то тихие, ласково зовущие крики. Солнце садилось, и на желтом горячем песке лежал розоватый отблеск его лучей. И жалкие кусты ив, и перламутровые облака, и волны, взбегавши е на берег, – все готовилось к ночному покою. Одинокий, точно заблудившийся в темной дали моря, огонь костра то ярко вспыхивал, то угасал, как бы изнемогая. Ночные тени ложились не только на море, но и на берег. Вокруг было только безмерное, торжественное море, посеребренное луной, и синее, усеянное звездами небо.
(По М. Горькому)
52
Обыкновенная земля
В Мещерском крае нет никаких особенных красот и богатств, кроме лесов, лугов и прозрачного воздуха. И тем не менее этот край нехоженых троп и непуганых зверей и птиц обладает большой притягательной силой. Он так же скромен, как картины Левитана, но в нем, как и в этих картинах, заключается вся прелесть и все незаметное на первый взгляд разнообразие русской природы. Что можно увидеть в Мещерском крае? Цветущие, никогда не кошенные луга, стелющиеся туманы, сосновые боры, лесные озера, высокие стога, пахнущие сухим и теплым сеном. Сено в с тогах остается теплым в течение всей зимы. Мне приходилось ночевать в стогах в октябре, когда иней покрывает траву на рассвете, и я вырывал в сене глубокую нору. Залезешь в нее – сразу согреешься и спишь в продолжение всей ночи, будто в натопленной комнате. А над лугами ветер гонит свинцовые тучи. В Мещерском крае можно увидеть, вернее, услышать такую торжественную тишину, что бубенчик заблудившейся коровы слышен издалека, почти за километры, если, конечно, день безветренный. Летом в ветреные дни леса шумят великим океанским гулом и вершины гигантских сосен гнутся вслед пролетающим облакам.
Вот невдалеке неожиданно блеснула молния. Пора искать убежища для спасения от неожиданного дождя. Надеюсь, удастся скрыться вовремя вон под тем дубом. Под этим естественным, созданным щедрой природой шатром никогда не промокнешь. Но вот отблистали молнии, и полчища туч унеслись куда-то вдаль. Пробравшись через мокрый папоротник и какую-то стелющуюся растительность, выбираемся н а едва приметную тропинку. Как прекрасна Мещера, когда привыкнешь к ней! Все становится родным: крики перепелов, суетливый стук дятлов, и шорох дождей в рыжей хвое, и плач ивы над заснувшей рекой.
(По К. Паустовскому)
53
Теперь по деревням уже не водят медведей. Да и цыгане стали редко бродить, большей частью они живут в тех местах, где приписаны, и только иногда, отдавая дань своей вековой привычке, выбираются куда-нибудь на выгон, натягивают закопченное полотно и живут целыми семьями, занимаясь ковкой лошадей, коновальством и барышничеством. Мне случалось видеть даже, что шатры уступали место на скорую руку сколоченным дощатым балаганам. Это было в губернском городе: недалеко от больницы и базарной площади, на клочке еще не застроенной земли, рядом с почтовой дорогой.
Из балаганов слышался лязг железа; я заглянул в один из них: какой-то старик ковал подковы. Я посмотрел на его работу и увидел, что это уже не прежний цыган-кузнец, а простой мастеровой; проходя уже довольно поздно вечером, я подошел к балагану и увидел старика за тем же занятием. Странно было видеть цыганский табор почти внутри города: дощатые балаганы, костры с чугунными котелками, в которых закутанные пестрыми платками цыганки варили какие-то яства.
Цыгане шли по деревням, давая в последний раз свои представления. В последний раз медведи показывали свое искусство: плясали, боролись, показывали, как мальчишки горох воруют. В последний раз приходили старики и старухи, чтобы полечиться верным, испытанным средством: лечь на землю под медведя, который ложился на пациента брюхом, широко растопырив во все стороны по земле свои четыре лапы. В последний раз их вводили в хаты, причем, если медведь добровольно соглашался войти, его вели в передний угол, и сажали там, и радовались его согласию как доброму знаку.
(По В. Гаршину)
54
В течение прошлого лета мне пришлось жить в старинной подмосковной усадьбе, где было настроено и сдавалось несколько небольших дач. Никак не ожидал я этого: дачи под Москвой, никогда еще не жил дачником без какого-то ни было дела в усадьбе, столь непохожей на наши степные усадьбы, и в таком климате.
В парке усадьбы деревья были так велики, что дачи, кое-где построенные в нем, казались под ним малы, имея вид туземных жилищ под деревьями в тропических странах. Пруд в парке, наполовину затянутый зеленой ряской, стоял как громадное черное зеркало.
Я жил на окраине парка, примыкавшего к негустому смешанному лесу; дощатая дача моя была не достроена, неконопаченые стены, неструганые полы, мебели почти никакой. От сырости, по-видимому никогда не исчезавшей, мои сапоги, валявшиеся под кроватью, обрастали бархатом плесени.
Все лето почти непрестанно шли дожди. Бывало, то и дело в яркой синеве скапливались белые облака и вдали перекатывался гром, потом начинал сыпать сквозь солнце блестящий дождь, быстро превращавшийся от зноя в душистый сосновый пар. Как-то неожиданно дождь заканчивался, и из парка, из леса, с соседних пастбищ – отовсюду снова слышалась радостная птичья разноголосица.
Перед закатом по-прежнему оставалось ясно, и на моих дощатых стенах дрожала, падая в окна сквозь листву, хрустально-золотая сетка низкого солнца.
Темнело по вечерам только к полуночи: стоит и стоит полусвет запада по совершенно неподвижным, притихшим лесам. В лунные ночи этот полусвет как-то странно мешался с лунным светом, тоже неподвижным, заколдованным. И по тому спокойствию, что царило повсюду, по чистоте неба и воздуха все казалось, что дождя уже больше не будет. Но вот я, засыпая, вдруг слышал: на крышу опять рушится ливень с громовыми раскатами, кругом беспредельная тьма и в отвес падающие молнии.
Утром в сырых аллеях, на лиловой земле, расстилались пестрые тени и ослепительные пятна солнца, цокали птички, называемые мухоловками, и хрипло трещали дрозды. А к полудню опять парило, находили облака и начинал сыпать дождь.
(По И. Бунину)
55
Он сердито швырнул окурок, зашипевший в луже, засунул руки в карманы расстегнутого, развеваемого ветром пальто и, нагнув еще не успевшую проясниться от дообеденных уроков голову и ощущая в желудке тяжесть скверного обеда, принялся шагать сосредоточенно и энергично. Но как ни шагал, все, что было кругом, шло вместе с ним: и наискось ливший дождь, мочивший лицо, и заношенный студенческий мундир, и громадные дома, чуждо и молчаливо теснившиеся по обеим сторонам узкой улицы, и прохожие, мокрые, угрюмые, которые казались в дождь все, как один. Все это знакомое, повторяющееся день изо дня, надоедливо шло вместе с ним, ни на минуту, ни на мгновенье не отставая.
И вся обстановка его теп ерешней жизни, все одна и та же, повторяющаяся изо дня в день, казалось, шла вместе с ним: утром несколько глотков горячего чаю, потом бесконечная беготня по урокам.
И все дома его клиентов были на один манер, и жизнь в них шла на один манер, и отношения к нему и его к ним были одни и те же. Казалось, он только менял в течение дня улицы, но входил к одним и тем же людям, к одной и той же семье, несмотря на разность физиономий, возрастов и общественного положения.
Он позвонил. Долго не открывали. Загривов стоял насупившись. Дождь все так же косо мелькал, чисто омытые тротуары влажно блестели. Извозчики, нахохлившись, дергали вожжами так же, как и всегда. В этой покорности чувствовалась своя особенная, недоступная окружающим жизнь.
В пустой, голой, даже без печки комнате стояли три стула. На столе лежали две развернутые тетради с положенными на них карандашами. Обыкновенно при входе Загривова у стола его встречали, глядя и сподлобья, два плечистых угрюмых реалиста.
Долго мы ехали, но метель все не ослабевала, а, наоборот, как будто усиливалась. День был ветреный, и даже с подветренной стороны чувствовалось, как непрестанно гудит в какую-то скважину снизу. Ноги мои стали мерзнуть, и я напрасно старался набросить на них что-нибудь сверху. Ямщик то и дело поворачивал ко мне обветренное лицо с покрасневшими глазами и обындевевшими ресницами и что-то кричал, но мне не разобрать было ничего. Он, вероятно, пытался приободрить меня, так как рассчитывал на скорое окончание путешествия, но расчеты его не оправдались, и мы долго плутали во тьме. Он еще на станции уверял, что к ветрам всегда притерпеться можно, только я, южанин и домосед, претерпевал эти неудобства моего путешествия, скажу откровенно, с трудом. Меня не покидало ощущение, что предпринятая мною поездка вовсе не безопасна.
Ямщик уже давно не тянул свою безыскусную песню; в поле была полная тишина, белая, застывшая; ни столба, ни сто га, ни ветряной мельницы – ничего не видно. К вечеру метель поутихла, но непроницаемый в поле мрак – тоже невеселая картина. Лошади как будто заторопились, и серебряные колокольчики зазвенели на дуге.
Выйти из саней было нельзя: снегу навалило на пол-аршина, сани непрерывно въезжали в сугроб. Я насилу дождался, когда мы подъехали наконец к постоялому двору.
Гостеприимные хозяева долго нянчились с нами: оттирали, обогревали, потчевали чаем, который, кстати сказать, здесь пьют настолько горячим, что я ожег себе язык, впрочем, это нисколько не мешало нам разговаривать по-дружески, будто мы век знакомы. Непреодолимая дрема, навеянная теплом и сытостью, нас, разумеется, клонила ко сну, и я, поставив свои валяные сапоги на протопленную печь, лег и ничего не слышал: ни пререканий ямщиков, ни перешептывания хозяев – заснул как убитый. Наутро хозяева накормили незваных гостей и вяленой олениной, и стреляными зайцами, и печенной в золе картошкой, напои ли теплым молоком.
(По И. Голуб, В. Шейну)
57
Ночь в Балаклаве
В конце октября, когда дни еще по-осеннему ласковы, Балаклава начинает жить своеобразной жизнью. Уезжают обремененные чемоданами и баулами последние курортники, в течение долгого здешнего лета наслаждавшиеся солнцем и морем, и сразу становится просторно, свежо и по-домашнему деловито, точно после отъезда нашумевших непрошеных гостей.
Поперек набережной расстилаются рыбачьи сети, и на полированных булыжниках мостовой они кажутся нежными и тонкими, словно паутина. Рыбаки, эти труженики моря, как их называют, ползают по разостланным сетям, как будто серо-черные пауки, исправляющие разорванную, воздушную пелену. Капитаны рыболовецких баркасов точат иступившиеся белужьи крючки, а у каменных колодцев, где беспрерывной серебряной струйкой лепечет вода, судачат, собираясь здесь в свободные минуты, темнолицые женщины – местные жительницы.
Опускаясь за море, садится солнце, и вскоре звездная ночь, сменяя короткую вечернюю зарю, обволакивает землю. Весь город погружается в глубокий сон, и наступает тот час, когда ниоткуда не доносится ни звука. Лишь изредка хлюпает вода о прибрежный камень, и этот одинокий звук еще более подчеркивает ничем не нарушаемую тишину. Чувствуешь, как ночь и молчание слились в одном черном объятии.
Нигде, по-моему, не услышишь такой совершенной, такой идеальной тишины, как в ночной Балаклаве.
(По А. Куприну)
58
На сенокосе
Трава на некошеном лугу, невысокая, но густая, оказалась не мягче, а еще жестче, однако я не сдавался и, стараясь косить как можно лучше, шел не отставая.
Владимир, сын бывшего крепостного, не переставая махавший косой, почем зря резал траву, не выказывая ни малейшего усилия. Несмот ря на крайнюю усталость, я не решался попросить Владимира остановиться, но чувствовал, что не выдержу: так устал.
В это время Владимир сам остановился и, нагнувшись, взял травы, не торопясь вытер косу и стал молча точить. Я не спеша опустил косу и облегченно вздохнул, оглядевшись.
Невзрачный мужичонка, прихрамывая шедший сзади и, по-видимому, тоже уставший, сейчас же, не доходя до меня, остановился и принялся точить, перекрестившись.
Наточив свою косу, Владимир сделал то же с моей косой, и мы не медля пошли дальше. Владимир шел мах за махом, не останавливаясь, и, казалось, не чувствовал никакой усталости. Я косил из всех сил, стараясь не отставать, и все более ослабевал. С деланным безразличием махая косой, я все более убеждался, что у меня не хватит сил даже для считанных махов косы, нужных, чтобы закончить ряд.
Наконец ряд был пройден, и, вскинув на плечо косу, Владимир пошел по уже хоженому покос у, ступая по следам, оставленным каблуками. Пот, не унимаясь, скатывался с моего лица, и вся рубаха моя была мокра, словно моченная в воде, но мне было хорошо: я выстоял.
Сумерки, может быть, и были причиной того, что внешность прокуратора резко изменилась. Он как будто на глазах постарел, сгорбился и, кроме того, стал тревожен. Один раз он оглянулся и почему-то вздрогнул, бросив взгляд на пустое кресло, на спинке которого лежал плащ. Приближалась прозрачная ночь, вечерние тени играли свою игру, и, вероятно, усталому прокуратору померещилось, что кто-то сидит в пустом кресле. Допустив малодушие, пошевелив брошенный плащ, прокуратор, оставив его, забегал по балкону, то подбегая к столу и хватаясь за чашу, то останавливаясь и начиная бессмысленно глядеть в мозаику пола.
В течение сегодняшнего дня уже второй раз на него пала тоска. Потирая висок, в котором от утренней боли осталось только ноющее воспомина ние, прокуратор все силился понять, в чем причина его душевных мучений, и, поняв это, он постарался обмануть себя. Ему ясно было, что, безвозвратно упустив что-то сегодня утром, он теперь хочет исправить упущенное какими-то мелкими и ничтожными, а главное, запоздавшими действиями. Но это очень плохо удавалось прокуратору. На одном из поворотов, круто остановившись, прокуратор свистнул, и из сада выскочил на балкон гигантский остроухий пес в ошейнике с золочеными бляшками.
Прокуратор сел в кресло; Банга, высунув язык и часто дыша, уселся у ног хозяина, причем радость в глазах пса означала, что кончилась гроза и что он опять тут, рядом с человеком, которого любил, считал самым могучим в мире, повелителем всех людей, благодаря которому и самого себя пес считал привилегированным существом, высшим и особенным. Но, улегшись у ног хозяина и даже не пища на него, пес сразу понял, что хозяина его постигла беда, и поэтому Банга, поднявшись и зайдя сбоку, положил лапы и голо ву на колени прокуратору, что должно было означать: он утешает своего хозяина и несчастье готов встретить вместе с ним. Это он пытался выразить и в глазах, скашиваемых к хозяину, и в насторожившихся, навостренных ушах. Так оба они, пес и человек, любящие друг друга, встретили праздничную ночь.
(По М. Булгакову)
60
Я проснулся ранним утром. Комната была залита ровным желтым светом, будто от керосиновой лампы. Свет шел снизу, из окна, и ярче всего освещал бревенчатый потолок. Странный свет – неяркий и неподвижный – был вовсе не похож на солнечный. Это светили осенние листья.
За ветреную и долгую ночь сад сбросил сухую листву. Она лежала разноцветными грудами на земле и распространяла тусклое сияние, и от этого сияния лица людей казались загорелыми. Осень смешала все чистые краски, какие существуют на свете, и нанесла их, как на холст, на далекие пространства земли и неба.
Я видел сухую листву, не только золотую и пурпурную, но и фиолетовую, и серую, и почти серебряную. Краски, казалось, смягчились из-за осенней мглы, неподвижно висели в воздухе. А когда беспрерывно шли дожди, мягкость красок сменялась блеском: небо, покрытое облаками, все же давало достаточно света, чтобы мокрые леса могли загораться вдали, как величественные багряные и золотые пожары. Теперь конец сентября, и в небе какое-то странное сочетание наивной голубизны и темно-махровых туч. Временами проглядывает ясное солнце, и тогда еще чернее делаются тучи, еще голубее чистые участки неба, еще чернее неширокая проезжая дорога, еще белее проглядывает сквозь полуопавшие липы старинная колокольня.
Если с этой колокольни, забравшись по деревянным расшатанным лестницам, поглядеть на северо-запад, то сразу расширится кругозор. Отсюда особенно хорошо видна речонка, обвивающая подножие холма, на котором раскинулась деревня. А вдали виднеется лес, подковкой охвативший весь горизонт.
Стало смеркаться, с востока наносило то ли низкие тучи, то ли дым гигантского пожара, и я вернулся домой. Уже поздним вечером вышел в сад, к колодцу. Поставив на сруб толстый фонарь, достал воды. В ведре плавали желтые листья. Никуда от них не спрятаться – они были повсюду. Стало трудно ходить по дорожкам сада: приходилось идти по листьям, как по настоящему ковру. Мы находили их и в доме: на полу, на застеленной кровати, на печке – всюду. Они были насквозь пропитаны их винным ароматом.
61
После полудня стало так жарко, что пассажиры перебрались на верхнюю палубу. Несмотря на безветрие, вся поверхность реки кипела дрожащей зыбью, в которой нестерпимо ярко дробились солнечные лучи, производя впечатление бесчисленного множества серебряных шариков. Только на отмелях, там, где берег длинным мысом врезался в реку, вода огибала его неподвижной лентой, спокойно синевшей среди этой блестяще й ряби.
На небе не было ни тучки, но на горизонте кое-где протянулись тонкие белые облака, отливавшие по краям, как мазки расплавленного металла. Черный дым, не подымаясь над трубой, стлался за пароходом длинным грязным хвостом.
Снизу, из машинного отделения, доносилось непрерывное шипение и какие-то глубокие, правильные вздохи, в такт которым вздрагивала деревянная палуба «Ястреба». За кормой, догоняя ее, бежали ряды длинных широких волн; белые курчавые волны неожиданно бешено вскипали на их мутно-зеленой вершине и, плавно опустившись вниз, вдруг таяли, точно прятались под воду. Волны без устали набегали на берег и, разбившись с шумом об откос, бежали назад, обнажая песчаную отмель, всю изъеденную прибоем.
Это однообразие не прискучивало Вере Львовне и не утомляло ее: на весь Божий мир она глядела сквозь радужную пелену тихого очарования. Ей все казалось милым и дорогим: и пароход, необыкновенно белый и чистенький, и ка питан, здоровенный толстяк в парусиновой паре, с багровым лицом и звериным голосом, охрипшим от непогод, и лоцман, красивый чернобородый мужик, который вертел в своей стеклянной будочке колесо штурвала, в то время как его острые, прищуренные глаза неподвижно глядели вдаль.
Вдали показалась пристань – маленький красный дощатый домик, выстроенный на барке. Капитан, приложив рот к рупору, проведенному в машинное отделение, кричал командные слова, и его голос, казалось, выходил из глубокой бочки: «Самый малый! Задний ход!»
Около станции толпились бабы и девчонки; они предлагали пассажирам сушеную малину, бутылки с кипяченым молоком, соленую рыбу, вареную и печеную баранину.
Жара понемногу спадала. Пассажиры заметили, как солнце садилось в пожаре кроваво-пурпурного пламени и растопленного золота. Когда же яркие краски поутихли, то весь горизонт осветился ровным пыльно-розовым сиянием. Наконец и это сияние померкло, и только н евысоко над землей, в том месте, где закатилось солнце, осталась неясная длинная розовая полоска, незаметно переходившая вверху неба в нежно-голубоватый оттенок вечернего неба.
(По А. Куприну)
62
Стелется бескрайняя равнина и, простираясь до самого горизонта, лежит свободно, просторно, открытая настежь всем ветрам. Издавна она славилась сенокосными лугами, пастбищами да вольным житьем овечьих стад. Весной тут наливались соком такие некошеные травы, полыхало такое разноцветие, что когда проходила косилка, то следом за ней расстилалась будто не трава, а ковер из цветов. Давно не стало в этих местах ни трав, ни цветов: вдоль и поперек погуляли плуги, и теперь стояла, покачивая золочеными колосьями, пшеница. Только кое-где на пригорке ранним июньским утром поднимался, как необыкновенное чудо, полевой мак, темно-красный, похожий на затерявшийся в пшеничном царстве одинокий огонек, или на древнем кургане подста вляла в ветреную погоду свои развевающиеся кудри ковыль-трава. Цепко держалась также полынь, не умирала, сизым дымком причудливо курилась то близ дороги, то на выгоне, примыкавшем к хутору.
У моей бабушки с полынью связана древняя дружба. «Полынь – растение полезное», – говорила она. Земляной, мазанный глиной пол в своей хате бабушка устилала полынью, словно зеленым пахучим ковром. Идешь по такому ковру, а он зыблется, потрескивает под ногами и издает ни с чем не сравнимый аромат. Бабушке были известны и целебные свойства полыни. При каких только болезнях не применяла она ее, и одним из бабушкиных пациентов был не кто иной, как я сам.
Когда я учился в пятом классе, у меня заболело горло и бабушка перво-наперво приготовила отвар цветков полыни – это была такая горечь, какой я никогда не пробовал, однако горло вскоре прошло. Прополощешь горло отваром, положишь на нос веточки с цветочками, хорошенько подышишь ими – и хвори как не бывало.
Впоследствии в течение многих лет, особенно в те минуты, когда вспоминаю о бабушке и о хуторе, я чувствую такой приятный для меня запах полыни, и он, этот запах, словно невидимым магнитом, каждую весну тянет туда, на приволье, где я вырос.
Миновав дремучие заросли, мы перешли вброд речонку, на берегу которой заметили следы углежога. К полудню мы подошли к ступенчатому склону, сложенному, по-видимому, искусным каменщиком, и скоро увидели домишко с крышей из оцинкованного железа. А вот и ветхий дощатый заборишко, за которым видны молодые яблоньки, вишенки и черешенки. Тут же находится и немудреное хозяйство: десяток кур и воинственный петушок, взлетевший зачем-то на крыльцо. Робко и не надеясь, что кто-то захочет призреть незваных и нежданных гостей, мы постучали в дверь, обитую циновкой, но хозяева приняли нас радушно, по-свойски.
Хозяйка Мария Саввична потчевала нас то топленым молоком, то печенной в золе картошкой и все не уставала нянчиться с нами. Хозяин Филипп Кузьмич охотно рассказывал о своем хозяйстве, где он знал, казалось, каждое из своих бессчетных деревьев. Скоро пришел его сын – застенчивый парень-стажер (так называл его отец), который хочет быть преемником отца. У Федора (так звали лесника) оказалось много граммофонных пластинок, и мы с удовольствием слушали музыку в грамзаписи. Это было не что иное, как встреча с давно прошедшим временем, и что-то нежданное-негаданное нахлынуло на нас: ушедшая молодость, радость первых встреч, первая любовь…
У отворенного окна лежали аккуратно сложенные свежевыстроганные топорища, и от них в течение ночи шел сильный пряный запах.
Наутро мы изъявили сердечную благодарность любезным хозяевам и отправились в путь, рассчитывая к вечеру быть на месте, но расчет наш не оправдался. Вовсе не легким оказался наш дальнейший путь, неожиданные препятствия встали перед нами.
Ясные дни миновали, и Марусе опять стало хуже. На все наши ухищрения с целью занять ее она смотрела равнодушно своими большими потемневшими глазами, и мы давно уже не слышали ее смеха. Тогда я решил обратиться к своей сестре Соне. У нее была большая кукла, с ярко раскрашенным лицом и роскошными льняными волосами, подарок покойной матери. На эту куклу я возлагал большие надежды и потому, отозвав сестру в боковую аллейку сада, попросил мне дать ее на время. Я так убедительно просил ее об этом, так живо описал ей бедную больную девочку, у которой никогда не было своих игрушек, что Соня, которая сначала только прижимала куклу к себе, отдала мне ее и обещала в течение двух-трех дней играть другими игрушками, ничего не упоминая о кукле. Маруся, которая увядала, как цветок осенью, казалось, вдруг ожила. Маленькая кукла сделала почти чудо: Маруся, давно уже не сходившая с постели, стала ходить, водя за собою свою белокурую дочку, по временам даже бегала, по-прежнему шлепая по полу босыми ногами.
Зато мне эта кукла доставила много тревожных минут. Прежде всего, когда я нес ее за пазухой, направляясь с ней на гору, в дороге мне попался старый Януш, который долго провожал меня глазами. Потом дня через два старушка-няня заметила пропажу и стала соваться по углам, везде разыскивая куклу. Соня старалась унять ее, но своими наивными уверениями, что ей кукла не нужна, что кукла ушла гулять и скоро вернется, только вызвала недоумение служанок и возбуждала подозрение, что тут не простая пропажа.
Отец ничего еще не знал, однако в тот же день остановил меня на пути к садовой калитке и велел остаться дома. На следующий день повторилось то же, и только через четыре дня я встал рано утром и махнул через забор, пока отец еще спал.
На горе дела опять были плохи. Маруся опять слегла, и ей стало еще хуже: лицо ее горело странным румянцем, белокурые волосы раскидались по подушке; о на никого не узнавала. Рядом с ней лежала злополучная кукла, с розовыми щеками и глупыми блестящими глазами.
(По В. Короленко)
65
Ветер, не затихавший в течение долгих, томительных часов, упал. Приумолкшие волны несли изломанные остатки ледяных полей, словно искалеченные обломки гигантского корабля. Тучи поспешно сбегали с небесного свода, унизанного ярко мерцавшими звездами, и северная ночь, прозрачная и холодная, как синие льды, раскинулась над глухо рокотавшим бескрайним морем, еще не улегшимся после недавней бури.
Марина Павлова
Фрагмент курса "Интенсивное повышение грамотности на основе нейролингвистического программирования "
Введение
Конечно, что-то в этом учебном пособии не будет для вас совершенно новым. Мы не предлагаем вам полного теоретического курса грамматики, который содержится в школьных учебниках. Мы просто хотим дать несколько советов, как научить писать грамотно легко и быстро, хотя советы, как ношеное платье, не всякому идеи и в памяти возникнут давно известные упражнения, которые приходятся впору. Но если можно учить легко и успешно, то что мешает вам сделать это? Когда вы закончите чтение, возможно, у вас появятся свои собственные можно использовать на занятиях.
Для тех, кто хочет сделать творческий скачок в обучении, может быть полезно чтение книг по НЛП и посещение семинаров "НЛП в образовании ", которые проводит Московский Центр Нейролингвистического программирования в образовании ". Мы, без сомнения, могли бы "сделать " еще десяток страниц, объясняя, как НЛП меняет подход к образованию (в том числе). Но мы не хотим отнимать у вас возможность самим прочитать книги по НЛП и насладиться идеями и стилем Гриндера и Бэндлера (особенно в хорошем переводе).
На своем опыте мы убедились, что большинство тех, кто покупает книги по образованию, надеются в конце концов приобрести что-то вроде кулинарной книги с точными рецептами. Им мы бы рекомендовали остановить свои поиски на одной из книг типа "Учитесь вкусно готовить ". В нашем пособии нет точных рецептов. Свободно прибавляйте, вычитайте и делите ингредиенты для приготовления вашего "блюда ", которое доставит удовольствие вам и пригодится компании, собравшейся за вашим столом. Если вы хорошо учились в школе, вы, разумеется, помните историю с Милоном Кротонским? Будучи ребенком, он взвалил на плечи теленка и носил его на спине. Мальчик рос, а вместе с ним рос и теленок. Юноша становится знаменитым борцом, победителем Олимпийских игр, о его необычайной силе складывают легенды. почему-то о дальнейшей судьбе быка история умалчиваетЕ Смог ли он ходить, когда Милон наконец поставил его на землю? Вероятно, он сделал дватри шага на дрожащих ногах и упал. Современное образование во многом напоминает этого античного героя. Могут ли самостоятельно ходить ученики, если в течение 10 лет учителя буквально носили их на плечах?
Подход НЛП к образованию поможет вашим ученикам двигаться самостоятельно. Предлагаемое вашему вниманию учебное пособие представляет собой систему работы по интенсивному повышению практической грамотности, развитию внимания, памяти, мышления и речи, включает элементы психокоррекции. Пособие состоит из сведений по НЛП (которые мы, по понятным причинам, опускаем в журнальном варианте), подробных конспектов 26 трехчасовых занятий, и приложения, состоящего из текстов разноплановых упражнений по орфографии и пунктуации, составленных в связи с частотным определением ошибок в письменных работах учащихся (за время работы в школе автором проверено и проанализировано более 1000 диктантов старшеклассников). Пособие дает возможность спланировать индивидуальный подход к повышению практической грамотности и адресовано тем, кто занимается преподаванием русского языка.
В один из дней, предшествующих началу занятий, мы предлагаем участникам группы диктант, содержащий большую часть правил по орфографии и пунктуации курса средней школы. После проверки диктантов данные заносятся в таблицу и составляется график частотности допущенных ошибок. Если текст диктанта покажется вам слишком сложным, вы можете выбрать любой другой текст на ваше усмотрение.
После охоты
Мы возвращались с охоты с далеко не заурядной добычей: восемьюдесятью четырьмя дикими утками, настрелянными в течение нескольких часов. Путь был нелегкий, и мы заметно обессилели, однако настроение ни у кого не портилось: в нашей компании был никогда не унывающий Кирилл. Онто и рассчитал, что через полчаса нам удастся отдохнуть у лесного объездчика. Только мы входим в дом свинцовочерные тучи нависают над лесом, вотвот раздастся гром, заблестит молния. И вот началась гроза. Но через полчаса яростный ливень сначала приостановил, а затем и совсем прекратил свою трескотню. Стихии больше не спорят, не ссорятся, не борются. Расстроенные полчища туч уносятся кудато вдаль, а небо, озаренное прерывающимся солнечным лучом, уже брызжет золотом. Осматриваешься вокруг и поражаешься, как мгновенно после дождя преображается все окружающее: благодарно трепещет освеженная листва, все живое суетится и мечется, над камышом ручья кружатся темносиние стрекозы, шмель что-то интригански жужжит не слушающим его насекомым, уже не чувствующим опасности. И все мы теперь говорим наперебой, а рассудительный Кирилка вставляет: "Да умолкните хоть на минуту! Пока не умолкнете, я ни слова не скажу вам о своем плане ". Мы затихаем. "Пойдемтека к озеру, только договоримся, что вы сами выберете себе дорогу ", предлагает он.
Любезно простившись с немолодой, но очень энергичной хозяйкой, мы отправляемся в путь. В какойнибудь полусотне шагов от избушки из лесной чащобы вытекает ручеек. Его, однако, не перепрыгнешь и вброд не перейдешь. Выручает нас шаткий дощатый мостик, по которому можно пройти лишь поодиночке. Выйдя из леса, мы сначала следуем по уже изъезженному проселку, а затем по асфальтированному шоссе, заменившему немощеную дорогу.
Если вы хотите маркировать начало занятий, то удобнее всего подобрать музыкальный фрагмент, который вы сможете превратить в аудиальный якорь, начиная каждый день с этой мелодии. Можно начинать с ритмичных хлопков, предложив участникам откалибровать темп и ритм хлопков и подстроиться, хлопая в такт. Интересно проследить, как общий ритм и темп хлопков влияют на готовность к началу работы, включают в общее действие. Во время занятий мы часто рассказываем истории, на первый взгляд не имеющие отношения к обучению грамотному письму. В НЛП такие истории называются метафорами. Если вы хотите, чтобы метафора была понята неверно, обязательно разберите ее содержание. Объяснив смысл метафоры, вы непременно сузите ее, ограничите контекст, тогда как без объяснения каждый воспримет рассказанную историю так, как это удобно и важно для него.
Тот, кто останавливается у портрета Джоконды, понимает ее загадочную улыбку посвоему. Каждый понимает что-то свое, что нужно ему именно сейчас. Метафоры активизируют мышление, задействуют глубинные структуры памяти, устанавливают индивидуальные связи. Первые метафоры, кроме всего прочего, позволяют заключить договор с группой о взаимной работе.
Метафора
"Все в твоих руках ".
"Эта история произошла давнымдавно в старинном городе, в котором жил великий мудрец. Слава о его мудрости разнеслась далеко вокруг его родного города. Но был в городе человек, завидующий его славе. И вот решил он придумать такой вопрос, чтобы мудрец не смог на него ответить. И он пошел на луг, поймал бабочку, посадил ее между сомкнутых ладоней и подумал: "Спрошука я у мудреца: скажи, о мудрейший, какая бабочка у меня в руках живая или мертвая? Если он скажет живая, я сомкну ладони, и бабочка умрет, а если он скажет мертвая, я раскрою ладони и бабочка улетит. Вот тогда все поймут, кто из нас умнее ". Так все и случилось. Завистник поймал бабочку, посадил ее между ладонями и отправился к мудрецу. И он спросил у того: "Какая бабочка у меня в руках, о мудрейший, живая или мертвая? " И тогда мудрец, который действительно был очень умным человеком, сказал: "Все в твоих рукахЕ " Метафора "Восемнадцатый верблюд ".
Жил когда-то на Востоке человек, который разводил верблюдов. Всю жизнь он работал, а когда состарился, то позвал к себе сыновей и сказал: "Дети мои! Я стал стар и немощен и скоро умру. После моей смерти разделите оставшихся верблюдов так, как я вам скажу. Ты, старший сын, работал больше всех возьми себе половину верблюдов. Ты, средний сын, возьми себе третью часть. А ты, младший, возьми девятую часть ".
Прошло некоторое время, и старик умер. Тогда сыновья решили разделить наследство так, как велел им отец. Они выгнали стадо на большое поле, пересчитали и оказалось, что в стаде всего семнадцать верблюдов. И нельзя было разделить это число ни на 2, ни на 3, ни на 9. Что было делать никто не знал. И стали сыновья спорить, и каждый предлагал свое решение. Но 17 попрежнему не делилось ни на 2, ни на 3, ни на 9. И они уже устали спорить, но так и не пришли к общему решению. В это время мимо ехал путник на своем верблюде. Услышав крик и спор, он спросил: "Что случилось? " И сыновья рассказали об их беде. Путник слез с верблюда, пустил его в стадо и сказал: "А теперь разделите верблюдов, как велел отец ". И так как верблюдов стало 18, то старший сын взял себе половину, то есть 9, средний треть, то есть 6 верблюдов, а младший девятую часть, то есть двух верблюдов. И когда они разделили таким образом стадо, в поле остался еще один верблюд, потому что 9+6+2 равно 17. А путник сел на своего верблюда и поехал дальше.
Расчистка поля деятельности и мотивация на обучение.
Перед тем как непосредственно переходить к снятию индивидуальной стратегии орфографии каждого участника, важно узнать их ожидания от занятий. Здесь уместно использование вопросов "хорошо сформулированного результата ".
Следующее упражнение Ричард Бэндлер называет "работой со школьными фобиями ". С точки зрения Бэндлера, одна из глубочайших проблем обучения состоит в том, что большинство детей уже испытали в школе неприятные переживания на некоторых уроках и успели сделать вывод, что к этим предметам у них нет способностей. из-за этого определенный предмет или школа вообще становятся сигналом, который запускает неприятные воспоминания, заставляющие ребенка плохо себя чувствовать. Иногда это голос учителя (что-то вроде "Ты ничего не понимаешь! "), но чаще это внутренняя картинка, сопровождающаяся неприятными переживаниями. А вы, должно быть замечали, что людям немногому удается научиться, когда они плохо себя чувствуют. Если реакция ребенка понастоящему сильна, психологи даже определяют ее как "школьную фобию ".
Существует ряд техник, направленных на изменение плохого самочувствия в ответ на школьные ситуации. Самый простой способ снятия неприятного ощущения, связанного с обучением русскому языку, заключается в следующем. На доске слева запишите сложноподчиненное предложение, выделите орфограммы, составьте схему (надеемся, такая работа доставит вам удовольствие). По реакции детей вы почти безошибочно определите, у кого из них есть "фобия " на русский язык. Теперь предложите детям закрыть глаза и подумать о каком-то очень приятном пережитом переживании, например, об ожидании чудесного подарка на день рождения или предвкушении интересной поездки в каникулы (важно, чтобы ожидание действительно сбылось), о какойто ситуации, в которой они чувствовали себя возбужденно и заинтересованно. Затем предложите открыть глаза, чтобы однудве секунды посмотреть на запись на доске. Потом снова попросите закрыть глаза и вернуться к тому восхитительному опыту. Снова попросите посмотреть на доску на несколько секунд дольше и опять вернуться к приятному переживанию. Проделайте чередование еще несколько раз, пока эти два переживания не проинтегрируются прочно. Проверьте результат предложите детям отвернуться и подумать о любом нейтральном переживании, а после этого пусть они посмотрят на доску и поделятся с вами своими чувствами. Удивительно, но это действительно работает! Эта техника называется подругому "интеграцией якорей ".
Если вы хотите достичь успеха в обучении школьников, используйте известный принцип НЛП всегда связывайте начало обучения с радостью и удовольствием. С приятными и неприятными переживаниями связаны и особенности памяти. Чтобы что-то вспомнить, надо вернуться в то состояние сознания, в котором была получена информация. Так работает память. Подумайте, если в начале урока ребенок был огорчен или обижен учителем, а затем получил новые сведения по предмету, то чтобы вспомнить впоследствии изученное, он должен вернуться в то состояние. И поскольку он не хочет чувствовать себя плохо, он вряд ли вспомнит. Бэндлер. возможно, слегка утрирует ситуацию, говоря, что именно этим объясняется "тотальная амнезия " у большинства людей на все 10 лет учебы.
Учитывая способность ребенка видеть внутренние образы, мотивируйте его на обучение. Предложите представить картинку, в которой он испытывает удовольствие от того, что его хвалят за грамотно и красиво написанную работу. Необязательно за диктант или изложение хотя бы за маленькое поздравление с праздником для близкого человека или короткий красочный плакат, который ему поручили нарисовать. Пусть он рассмотрит выражение лица того себя на картинке, услышит чьито благодарные голоса, послушает свой внутренний диалог. Что чувствует тот ребенок? Уточните, действительно ли ему приятно видеть, как хвалят его в картинке. Пусть он "повернет ручку настройки " и сделает чувство максимально ярким и сильным. Спросите, хочется ли ему на самом деле побывать в такой ситуации. А теперь попросите ребенка "войти " в картинку и пережить это радостное состояние. Иногда ребенок упрямо твердит, что он никогда не сможет оказаться в подобной ситуации. В подобном случае уместно использование рамки "Как если бы это случилось ". Хороший эффект дает упражнение "Круг совершенства " те, кто посетил курс НЛПпрактик знают это упражнение.
Вот теперь мы рекомендуем переходить к снятию стратегии орфографии. Если группа большая или по какимто причинам вам неудобно снимать стратегию орфографии на занятиях, это можно сделать после занятий. Участнику занятий предлагаются словарные слова, уже изученные до этого в школе. Проще всего взять учебник и воспользоваться орфографическим словариком в конце. Испытуемому дается задание произнести слово раздельно по буквам. При этом ведущий проводит "распаковку " стратегии, наблюдая за ключами глазного доступа. В процессе снятия стратегии участнику задаются следующие вопросы: "Когда ты произносишь это слово по буквам, как ты понимаешь, что это слово правильное? Что тебе помогает? Какието образы, звуки, ощущения или что-то еще? Что происходит сначала, когда ты начинаешь произносить слово? Что происходит потом? Как ты проверяешь правильность слова? Что ты делаешь внутри, когда сомневаешься в правильном написании слова? " Выявленные стратегии фиксируются. Вот пример записи успешной стратегии: "Вп А Вп/Вк А ", где Вп визуальная память, А аудиальный канал (считывание), Вп/Вк визуальная память и визуальное конструирование (проверка или тест) и А аудиальный выход. Подробнее о снятии стратегий вы можете узнать из статьи А. Плигина и П. Поветьева "Исследование стратегий проверки написания словарных слов " (научнометодический сборник НЛП, №1, 1996).
Есть вероятность, что вы захотите узнать, какие способы развития памяти на основе внутреннего визуализирования удобно использовать в процессе занятий русским языком. Эксперименты показали, что резервы памяти связаны с развитием образной памяти.
Мы твердо верим, что важно не только научиться запоминать, но гораздо важнее научиться вспоминать, воспроизводить запомненное. Трудно поверить, но если мы можем узнать как делают что-то одаренные люди (а НЛП занималось долгое время снятием стратегий успешных людей), значит этому можно научиться. Действительно, если вы умеете грамотно писать, что мешает ребенку научиться делать это так же хорошо, как и вы?
Хороший эффект дают известные мнемотехнические приемы. Практика доказывает, что ученики с удовольствием пользуются методами мнемотехники, способствующими развитию визуальной памяти. На первом занятии мы предлагаем участникам запомнить список из 20 слов, используя "метод Цицерона " ("расставь в своей комнате "). Цицерон тренировал свою память так: то, что ему нужно было запомнить он располагал в знакомой комнате. Потом достаточно было вспомнить комнату и "пройти " по ней, собирая необходимую информацию. Справедливости ради стоит заметить, что этот метод был известен еще до Цицерона.
Своим ученикам мы предлагали следующий список: очки, гусь, шоколадка, сердце, грузовик, носки, книга, чувство, солнце, мышь, пылесос, часы, цветок, компьютер, смех, лестница, ваза, свеча, седло, слон. Проверив, кто сколько слов может воспроизвести в произвольном порядке, попросите рассказать, кто как запоминал слова, которые не имеют предметного образа (смех, чувство). Кстати, их чаще всего и не могут вспомнить. Наиболее успешные ученики создают ассоциативный образ, связанный с этими словами.
Давайте теперь перейдем к объяснению первой темы по русскому языку, если вы еще помните, каким предметом вы собирались заниматься.
Правописание непроизносимых согласных.
Вспомните способы проверки непроизносимых согласных в корне слова и запишите примеры в левой части тетради, выделите орфограмму, непроизносимые согласные напишите другим цветом или увеличьте размер буквы. Правую сторону тетради ребенок заполняет самостоятельно, придумывает свои примеры, конструирует условные обозначения для запоминания материала, рисует. Такое разделение может показаться странным, если вы не знакомы с "ключами глазного доступа ". Записи на листе могут выглядеть примерно так:
Затем правило закрепляется в игре с мячом. Замечено, когда ребенок играет в мяч на занятиях, закрепление материала происходит гораздо быстрее. В данном случае вы называете слово с непроизносимой согласной в корне и бросаете ребенку мяч, а он должен поймать мяч, назвать непроизносимую букву и подобрать проверочное слово. Когда человеку бросают мяч, он впадает в краткое состояние, подобное конфузиоционному трансу. Его сознание занято контролем за движениями и ловлей мячика. В этот момент его бессознательное занято решением вопроса проверкой слова. Вот примерный ряд слов для игры: неизвестный, честный, радостный, окрестный, постный, местность, властный, сердце, лестный, солнце, частный, участник, словесник, доблестный, корыстный, бесстрастный. Список можно легко продолжить.
Работа с текстами. После проверки ученикам предлагается выписать на обратную сторону листа слова, в которых они сделали ошибки.
Следующий этап работы визуальное запоминание этих слов в парах.
Но перед этим дайте ученикам листы со "Стратегией орфографии " и объясните, как ими пользоваться. (Лист "Стратегия орфографии " см. в приложении). После того как работа выполнена, предложите записать собственные примеры ребят в правую часть тетради и выделить орфограмму. Хотим отметить, что выделение орфограмм необходимая часть выполняемых заданий. Графическое обозначение правила поможет зрительному запоминанию правописания, а повторенное затем учеником на уроке в своей школе принесет немалое удовольствие его учителю.
Аналогично на этом же занятии проводится работа над орфограммой "Правописание парных звонких и глухих согласных в корне слова ". Перед изучением темы мы обычно вспоминаем какие согласные являются звонкими, а какие глухими (пары по глухостизвонкости: бп, дт, зс, гк, вф, жш, не имеют пар звонкие р,л,м,н,й и глухие ч, щ, х, ц). Для развития визуальной памяти используйте упражнение "Оживление ". Чтобы запомнить список из 20 слов, ученики должны нарисовать в воображении мультфильм, героями которого станут называемые имена существительные. Можно предложить для запоминания следующие слова: трамвай, ворона, небо, окно, билет, гитара, сачок, винтовка, сундук, апельсин, дискета, пейзаж, муха, компьютер, кружка, скрипка, сережки, книжка, лампа, еж. Чтобы закрепить правило, поиграйте в игру с хлопками. Вы называете слова, содержащие изученную орфограмму, а ученики хлопают в ладоши, если в слове есть звонкая согласная. Если кто-то ошибается, он должен назвать проверочное слово и привести свой пример на это правило.
Затем выполняется работа с текстами на листах. После проверки ученики выписывают слова, в которых они допустили ошибки и запоминают их правописание с помощью "Стратегии орфографии ". Завершается занятие трансовым упражнением с чувством неуверенности. Текст звучит на фоне специально записанной музыки со звуками океанских волн.
Текст упражнения.
"Сейчас, когда вы слушаете шум волн, все, что вам нужно сделать, это устроиться удобно, так чтобы почувствовать свое тело в комфорте. Просто почувствуйте, удобно ли вашим рукам и ногам? Удобно ли вашей спине и голове? Вы отправитесь в приятное путешествие и сможете легко вернуться обратно, как только вы этого захотите. В вашем воображении возникает образ моря и совершенно неважно, туманное ли это утро на море или солнечный день. Возможно, это знакомая вам и приятная картина. И вы можете выбирать. И так приятно дать свободу образам и чувствам. И я не знаю, какого цвета море, может быть, оно темнозеленое или какоето другое, совсем особенное. И вы можете вдохнуть свежий морской воздух, почувствовать свое дыхание.
Мой голос будет сопровождать вас, и вы можете превратить его во все, что захочется. И образы, которые возникают из вашего внутреннего мира, особенные, необычные. И вы можете любоваться и наслаждаться ими. И очень приятно быть свободным, как свободной может чувствовать себя птица, парящая над этим морем, которая может лететь, куда захочет. И так свободно чувствует себя вода, которая может быть частью великого океана и в то же время каждая капелька движется и живет сама по себе.
И вы можете удивиться тому, что вы учитесь, учитесь быть такими же свободными. И может быть, на волнах моря качается маленький поплавок, который уплыл в море. Он движется туда, куда несут его ветер и течения. Большая волна может на некоторое время накрыть его и тогда он погружается в море, и через некоторое время он вновь выныривает на поверхность. И вы можете ощутить эти толчки и выныривания. И может быть, вы ощущаете движение волнЕ тепло солнцаЕ капли дождяЕ Волны проходят одна за другой. И так происходит всегда, когда возникает что-то новое, иное, и одно сменяется другим.
И так, как на смену зиме всегда приходит весна, так и внутри нас сменяют друг друга чувства и мысли, меняются внутренние состояния. И обретая внутреннюю силу и спокойствие, вы можешь привнести эту силу в ваш реальный сегодняшний день. Вы становитесь сильнее, как становится сильнее вода, когда множество волн образуют море, которое свободно. Морские волны имеют возможность двигаться туда, куда им захочется. Бывает иногда, что волны встречают на своем пути скалы. И волны выбирают: остановиться и покатиться назад, встретившись со скалой, или расступиться и обойти скалу, снова соединиться и идти дальше, становясь еще сильнее. Эти волны учатся обретать силу, обходить любые препятствия, которые встречаются на пути. Волны могут стать сильнее и выше. И вы можете удивиться, как легко учиться быть свободным, сильным и уверенным, как легко знать, что вы способны на это. И вы можете чувствовать что-то новое, что-то важное. И вы возьмете столько времени, сколько вам понадобится, чтобы понять это новое и важное.
Когда вы вернетесь из этого путешествия, время будет течь, как обычно, и вы будете чувствовать себя легко и приятно. И может быть, вы понимаете, что значит быть сильнее, а может быть, не понимаете пока этого, и это неважно. Новый опыт и новые возможности легко приходят к вам и остаются с вами. И еще немного вы можете побыть внутри этих образов, а затем возвращайтесь. Когда мелодия закончится, вы вернетесь в реальный сегодняшний день, сохраняя то новое и важное, что возникло, пока звучала музыка. "
Марина Павлова
источник неизвестен
КОНТРОЛЬНЫЙ ДИКТАНТ.
Егорушка.
Егорушка послушал немного, и ему стало казаться, что от заунывной, тягучей песни воздух сделался душнее, жарче и неподвижнее… (220 слов) (По А.П.Чехову)
Правописание безударных гласных в корне слова, проверяемых ударением. Правописание гласных, не проверяемых ударением. Правописание н и нн в прилагательных; окончаний сущ-ных; неопределенных местоимений с - то ; наречий; не и ни с разными частями речи; производных предлогов; частицы бы с другими словами.
Знаки препинания в сложносочиненном и сложноподчиненном предложениях с несколькими придаточными. Знаки препинания при однородных членах предложения (с повторяющимися союзами и с обобщающим словом); при обособленных определениях, выраженных прилагательными и причастными оборотами; при сравнительных оборотах.
АДМИНИСТРАТИВНАЯ
письменная контрольная работа
по русскому языку (диктант)
в 11 классе
(«нулевой» срез).
Егорушка.
Егорушка, задыхаясь от зноя, который особенно чувствовался теперь после еды, побежал к осоке, отсюда оглядел местность. Увидел он то же самое, что видел и до полудня: равнину, холмы, небо, лиловую даль. Из – за скалистого холма возвышался другой, пошире; на нем лепился небольшой поселок из пяти – шести дворов. Около изб не было видно ни людей, ни деревьев, ни теней, точно поселок задохнулся в горячем воздухе и высох. От нечего делать Егорушка поймал в траве скрипача.
Неожиданно послышалось тихое пение. Где- то не близко пела женщина. Песня, тихая, тягучая и заунывная, похожая на плач и едва уловимая слухом, слышалась то справа, то слева, то сверху, то из – под земли, точно над степью носился невидимый дух и пел. Егорушка оглядывался и не понимал, откуда эта странная песня. Потом же, когда он прислушался, ему стало казаться, что это пела трава. В своей песне она, полумертвая, уже погибшая, без слов, но жалобно и искренне убеждала кого – то, что она ни в чем не виновата, что солнце выжгло ее понапрасну; она уверяла, что ей страстно хочется жить, что она еще молода и была бы красивой, если бы не зной и не засуха; вины не было, но она все – таки просила у кого – то прощения и клялась, что ей невыносимо больно, грустно и жалко себя.
Егорушка послушал немного, и ему стало казаться, что от заунывной, тягучей песни воздух сделался душнее, жарче и неподвижнее…(220 слов) (По А.П.Чехову)
ГРАММАТИЧЕСКИЕ ЗАДАНИЯ.
Выполните разбор слов по составу: странная, солнце, послушал
Выполните фонетический разбор слов: Егорушка, пение.
Произведите синтаксический разбор предложения.
От нечего делать Егорушка поймал в траве скрипача.
АДМИНИСТРАТИВНАЯ
письменная контрольная работа
по русскому языку (диктант)
в 11 классе
(«нулевой» срез).
С самого раннего детства и до глубокой старости вся жизнь человека непрерывно связана с языком.
Ребенок еще не научился как следует говорить, а его слух уже ловит журчание бабушкиных сказок, материнской колыбельной песенки. Но ведь сказки и прибаутки – это язык.
Подросток идет в школу. Юноша шагает в институт или университет. Сквозь живые беседы учителей, сквозь страницы сотен книг впервые видится ему отраженная в слове необъятно сложная Вселенная. Через слово он впервые узнает о том, что еще не видели его глаза.
Новый человек роднится с древними мыслями, с теми, что сложились в головах людей за тысячелетия до его рождения. Сам он приобретает возможность обращаться к правнукам, которые будут жить спустя века после его кончины. И все это благодаря языку.
И вы, и я, и каждый из нас – все мы постоянно думаем. А можно ли думать без слов?
Все, что люди совершают в мире действительно человеческого, совершается при помощи языка. Нельзя без него работать согласованно, совместно с другими. Без его посредства немыслимо ни на шаг двинуть вперед науку, технику, ремесла, искусство.
ГРАММАТИЧЕСКИЕ ЗАДАНИЯ.
Выписать ключевые слова текста.
Подобрать синонимы и антонимы к словам:
радостная –
АДМИНИСТРАТИВНАЯ
письменная контрольная работа
по русскому языку (диктант)
в 11 классе
Искусство Возрождения.
ГРАММАТИЧЕСКИЕ ЗАДАНИЯ:
АДМИНИСТРАТИВНАЯ
письменная контрольная работа
по русскому языку (диктант)
в 11 классе
Искусство Возрождения.
Новым в искусстве Возрождения было то, что представления о божестве и небесных силах уже не трактуются как непостижимая тайна и, главное, это искусство проникнуто верой в человека, в силу его разума, творческих возможностей.
Искусство стремилось не только наполнить церкви и дворцы, но и найти себе место на городских площадях, перекрестках улиц, на фасадах домов и в их интерьерах. Трудно было найти человека, равнодушного к искусству. Князья, купцы, ремесленники, духовенство, монахи были нередко людьми, сведущими в искусстве, заказчиками и покровителями художников.
Развитию искусства немало способствовало то, что в больших городах скопились быстро нажитые богатства. Но легкий успех не портил даже самых падких до славы и наживы художников, так как строгие основы цеховой организации художественного труда были еще сильны. Молодежь проходила обучение, работая в качестве подручного у зрелого мастера, поэтому художники так хорошо знали ремесло. Произведения искусства выполнялись бережно и любовно. Даже в тех случаях, когда на них не лежит отпечаток таланта или гения, нас неизменно восхищает прекрасное мастерство.
(Из энциклопедии юного художника) (168 слов)
ГРАММАТИЧЕСКИЕ ЗАДАНИЯ:
Выберите из текста сложноподчиненное предложение и выполните синтаксический разбор.
Выпишите словосочетания с наиболее часто встречающимся в тексте словом.
Первое полугодие
1 четверть
КОНТРОЛЬНЫЙ ДИКТАНТ.
Когда мальчика усадили, он как будто несколько успокоился. Несмотря на странное ощущение, переполнившее все его существо, он все же стал различать отдельные звуки. Темные ласковые волны неслись по – прежнему неудержимо, и ему казалось, что они проникают внутрь его тела. Но теперь они приносили с собой то яркую трель жаворонка, то тихий шелест распустившейся березки, то чуть слышные всплески реки. Ласточка свистела легким крылом, описывая невдалеке причудливые круги, звенели мошки.
Но мальчик не мог схватить этих в их целом, не мог соединить их. Они как будто падали, проникая в темную головку, то тихие, неясные, то громкие, яркие, оглушающие. По временам они толпились одновременно, неприятно смешиваясь в непонятную дисгармонию.
А ветер с поля все свистел в уши, и мальчику казалось, что волны бегут быстрее и их рокот застилает все остальные звуки. И по мере того, как звуки тускнели, в грудь мальчика вливалось ощущение какой – то щекочущей истомы. Лицо подергивалось ритмически пробегавшими по нему переливами; глаза то закрывались, то открывались опять, брови тревожно двигались, и во всех чертах пробивался вопрос, тяжелое усилие мысли и воображения. Не окрепшее еще и переполненное новыми ощущениями сознание начинало изнемогать: оно еще боролось с нахлынувшими со всех сторон впечатлениями, стремясь устоять среди них, слить их в одно целое и таким образом овладеть ими, победить их.
Но задача была не по силам темному мозгу ребенка, которому недоставало для этой работы зрительных представлений.
Мальчик тихо застонал и откинулся назад на траву. Мать быстро повернулась к нему и тоже вскрикнула; он лежал на траве в глубоком обмороке. (245 слов) (По В.Г.Короленко)
Правописание предлогов, союзов, частиц.
Правописание гласных и согласных в корне слова; гласной в суффиксах глаголов. Правописание наречий.
Знаки препинания при однородных членах предложения; в предложениях с обособленными членами; в сложноподчиненном и бессоюзном сложном предложениях. Знаки препинания в сложном предложении с разными видами связи.
КОНТРОЛЬНЫЙ ДИКТАНТ.
Чехов в пути.
(И.Степанов)
3 четверть
КОНТРОЛЬНЫЙ ДИКТАНТ.
Чехов в пути.
Уже немало мучительных дорожных неудобств и огорчений было пережито, но нигде не приходилось видеть такой тяжелой дороги, такого непролазного распутья, как между Томском и Красноярском. Здесь вместе с ямщиками без отдыха пришлось воевать с холодом, весенней слякотью, колоссальными разливами рек, грязными ямами. Сколько раз ломалась повозка! Сколько нужно было сидеть на берегу разных рек под дождем, холодом, ветром и тратить дни и ночи на ожидания паромов и лодок. А как было невесело слазить с повозки и в валенках шлепать по ледяным лужам, грязи, ругаться, не спать по двадцать четыре и тридцать часов кряду, питаться одним хлебом и чаем и даже в уездных городах Сибири голодать, ибо в лавках нельзя было добыть ни колбасы, ни сыру, ни мяса и даже селедки.
Недостатка в жизненных наблюдениях у него никогда не было. Впечатления отроческих и юношеских лет не забылись, и он как художник сумел их расширить, тонизировать и благодаря этому, сидя
на Малой Дмитровке в Москве, мог писать по 120 – 130 рассказов в год. А вот в дороге с трудом успевал лишь вести дорожный дневник, посылать короткие письма родным и небольшие корреспонденции Суворину для «Нового времени».
Белесый туман низко полз по земле. Сумрачно было в безмолвствующем океане холодной тайги. Стужа неумолимо донимала, и уже казалось, что лето в Сибири никогда не настанет.
Тоскливо было глядеть на безобразную дорогу, которую будто
какая – то чудовищная черная оспа всю исковыряла, еще тоскливее было думать, что эта убийственная для людей и лошадей дорога – единственная ниточка, по которой тянется из Европы в Сибирь цивилизация. (250 слов)
(И.Степанов)
АДМИНИСТРАТИВНАЯ
годовая контрольная работа
по русскому языку (диктант)
в 11 классе
Прошел еще один день, и гусар совсем оправился. Он был чрезвычайно весел, без умолку шутил с Дунею, то со смотрителем, насвистывал песни, разговаривал с проезжими, вписывая их подорожные в почтовую книгу, и так полюбился доброму смотрителю, что на третье утро жаль было ему расстаться с любимым своим постояльцем. День был воскресный; Дуня собиралась к обедне. Гусару подали кибитку. Он простился с смотрителем и с Дунею и вызвался довезти ее до церкви, которая находилась на краю деревни. Дуня стояла в недоумении.
«Что же ты боишься? – сказал ей отец, - ведь его высокоблагородие не волк и тебя не съест: прокатись – ка до церкви». Дуня села в кибитку подле гусара, слуга вскочил на облучок, ямщи свистнул, и лошади поскакали.
Бедный смотритель не понимал, каким образом мог он сам позволить своей Дуне ехать вместе с гусаром, как нашло на него ослепление и что тогда было с его разумом. Не прошло и получаса, как сердце его начало ныть, и беспокойство овладело им до такой степени, что он не утерпел и пошел сам к обедне.
(А.С.Пушкин. Станционный смотритель) (172 слова)
ГРАММАТИЧЕСКИЕ ЗАДАНИЯ:
Найдите в тексте устаревшие слова и дайте им толкование.
Разберите по составу слова: довезти, третье, постояльцем, ослепление, позволить.
Выберите предложение с различными видами связи и выполните синтаксический разбор.
Нет необходимости заучивать все группы вводных слов, просто выделите другим шрифтом или другим цветом ключевые слова. Еще раз подчеркните, что вводные слова на письме выделяются запятыми. Затем выполните работу с текстами. После этого предложите каждому участнику составить свои предложения с вводными словами и, используя мяч, поиграйте в кругу в УРазговор с вводными словамиФ. Первый участник называет предложение с вводным словом и бросает мяч другому участнику. Тот придумывает свое предложение с вводными словами так, чтобы по смыслу оно продолжало предыдущее предложение. Таким образом составляется рассказ.
Работа с текстами. Запись собственных предложений с вводными словами.
Итоговый диктант. Предлагаемый вашему вниманию текст рассчитан на тех, кому знакома программа средней школы по русскому языку. Для учеников средней школы мы используем более простые тексты, тем не менее, включающие все изученные до этого момента правила. Во время нашего курса перед началом диктанта мы обычно выполняем простое упражнение УКонцентрация - расслаблениеФ. Сначала напрягите мышцы, сожмите руки в кулаки и положите вытянутые руки на парту перед собой. Сидите очень прямо, чувствуя, как напряжены мышцы. Затем расслабьтесь, разожмите пальцы и опустите руки вниз. Почувствуйте покой и уверенность. Теперь возьмите ручку и слушайте первое предложение текста
После охоты
В безветренную предыюльскую пору по извивающейся тропинке мы возвращались с охоты. У каждого за плечом был холщовый мешочек, наполненный добычей, которую мы настреляли в течение нескольких часов. Охота была удивительно удачной, поэтому нас не расстраивало то, что четырех подстреленных уток собака не смогла разыскать. Обессилев от ходьбы, мы прилегли у поваленной березы, покрытой какой-то вьющейся зеленью. Не на расстеленной скатерти, а на шелковистом мху, чуть-чуть высеребренном паутинкой, разложили мы дорожные яства. Среди них были купленные продукты и не купленные в магазине домашние изделия. Маринованные грибы, прожаренная колбаса, печеный картофель, вывалянный немного в золе, и глоток напитка, настоянного на каком-то снадобье, кажутся вкусными на свежем воздухе самому изысканному гурману. Трудно сравнить с чем-нибудь то очарование и наслаждение, которое испытываешь, когда лежишь на берегу безымянной речонки в лесной чащобе.
Изредка беседу нарушает жужжание насекомых: оводов и комаров. Легкий ветерок едва-едва теребит травы. Сквозь ветки деревьев виднеется голубое небо, а на сучочках кое-где держатся золоченые листочки. В мягком воздухе разлит пряный запах. Вдалеке неожиданно появились свинцовые тучи, блеснула молния. К счастью, вблизи оказалась избушка лесника - низкий бревенчатый домик.
Но вот отблистали молнии, яростный ливень сначала приостановил, а потом и совсем прекратил свою трескотню.
К последнему занятию мы готовим специальные листы с перечнем сделанных ошибок (см. стр.61) и, по возможности, индивидуальные листы с текстами для каждого участника с учетом допущенных им ошибок (если они только есть).
Незаконченная метафора УДождьФ.
Дождь идет уже который день. Целый день сидишь дома и смотришь в окно. Там мутной пеленой стоит стена дождя. Делать нечего. Да и не хочется ничего делать. Дождь затопил всю землю, сравнял горы и долины, леса и поля, города и пустыни. Ничего нет вокруг, кроме дождя. Дождь сверху, дождь снизу, целое море дождя кругом.Сяду-ка я в лодочку, и пусть дождь несет меня куда захочет. А я посмотрю, что еще на земле дождем не залито осталось. Сказано - сделано. Распахнул окно, перекинул ногу через подоконник, а лодочка под окном уже плавает. Плывет лодочка, подо мной качается. Хорошо, делать ничего не нужно, все само происходит. Тут я призадумался: УКак это так само происходит Это же черт знает что произойти может! А как же тогда яФ Огляделся вокруг - ничего нет, только в лодочке весла лежат. Ну и стал я этими веслами грести. Вот только куда - не знаю. Вдруг волны вспенились и стала из глубины подниматься огромная рыба. Все, думаю, сейчас съест. Или не съест Интересно, какие в этом дожде рыбы живут Первое, что мне ясно стало, что рыбы здесь живут очень большие.Второе - что они говорящие. Потому что как вынырнула рыба, так сразу и стала со мной разговаривать. Выспрашивать, кто я, откуда и куда плыву, как в школе учусь, кем быть собираюсь. Только я на некоторые вопросы ей ответить хотел, на те, на которые сам ответ знал, а она хвостом махнула и уплыла. Даром что большая, наверное, думает, что и так все знает. Зачем тогда спрашивает
Поплыл я дальше. Тут и дождь потише стал, солнышко выглянуло. Чудно - с одной стороны от меня дождь стеной, а с другой солнышко светит. А я между ними. Куда захочу, туда и поверну.Стал я думать - может, лучше все время на солнышке плыть Тепло, хорошо, загар опять же. Э, нет, так и до солнечного удара недалеко. Да и то сказать, на той части дождевого моря, где солнышко, все вокруг ясно и пусто. Далеко-далеко видно, а ничего не видать. Нет ничего. Может, думаю, в дождевой стороне тоже ничего не видать, да мало ли с чем встретиться можно. Решил плыть туда. И правда, чувствую, что оно все ближе и ближе. Интересно, какое оно и что с ним делать можно...Ф
Предложите участникам группы (разумеется, если осталось больше 10 минут до окончания занятий) написать, что случилось дальше.
Прежде, чем начать рассказывать одну из заключительных метафор курса, вы, конечно, проверили действие положительного аудиального якоря на начало занятий Кстати, есть люди, которые очень успешно пользуются на своих занятиях пространственными и кинестетическими якорями для обучения. Мы уже говорили, что опытные учителя интуитивно разделяют то место в классе, из которого они объясняют новый материал, и то место, из которого они дисциплинируют класс. Говорили мы и об опасности наложения этих пространств. Если это возможно, устанавливайте положительные якоря в ходе всего процесса обучения, особенно при изучении словарных слов. И тогда за 10-15 минут вы добьетесь того, что дают несколько уроков. Небольшой случай может подтвердить это заявление. Во время подготовки к изложению на доску часто выписывают слова, которые могут вызвать особые трудности при написании. По собственному опыту мы знаем, какое разочарование испытывает учитель, обнаружив затем ошибки именно в этих словах. В восьмом классе был мальчик (вообще-то, не единственный, испытывавший подобные трудности), который сильно затруднялся в запоминании текста, включавшего слова с непроверяемыми буквами. Он верил, что сможет запомнить эти слова, но результат был более чем скромным. Когда он рассказывал, какое УтяжелоеФ чувство он испытывает, запоминая эти слова, я дотронулась до его левой руки и сказала, подражая его интонации: ФЭто правда тяжелое чувство, не так лиФ Он кивнул. Затем я изменила позу и спросила: ФПрежде чем возникло это чувство, что тебе нравилось делатьФ Он поднял голову, затем взглянул на меня, затем поднял глаза вверх влево и сказал: ФЯ люблю бальные танцы. На последнем конкурсе наша пара заняла второе местоФ. Я спросила, были ли у него дни, когда он получал от занятий особое удовольствие. Он улыбнулся и сказал: ФДа, хотя сначала я волновался, тогда на конкурсе мне все удавалосьФ.
В этот момент он сидел прямо, голова была приподнята, он улыбался. Я спросила: ФНеужели правдаФ Он широко улыбнулся и сказал: ФКонечно, правда!Ф Пока он это говорил, я протянула руку, дотронулась до его правой руки и сказала: ФОтлично, я уверена, что это было чудесное чувство!Ф Чтобы усилить положительный якорь, я попросила его описать, что именно он чувствовал внутри, и где это приятное чувство находилось. Он дотронулся до верхней части груди чуть слева и сказал: ФЗдесь очень теплоФ. В этот момент я снова коснулась его правой руки и повторяла прикосновение, пока он продолжал описывать, что он чувствовал, как выглядел, и какая музыка звучала (он отвечал на мои вопросы). УТебе нравится снова вспоминать об этом и испытывать такие приятные чувстваФ- спросила я. Он, продолжая улыбаться, кивнул. Затем я коснулась его левой руки и попросила напрячься и вспомнить, как он чувствовал себя до этого на уроке. Он некоторое время продолжал улыбаться, глядя перед собой, затем на мгновение опустил глаза вниз и снова поднял голову. УЯ не могу вспомнить, как это было. Мне трудно это сделатьФ. Проверив таким образом разрушение старого якоря, я решила проверить положительный якорь. Дотронувшись до правой руки мальчика, я спросила: ФЯ убеждена, что второе переживание гораздо приятнееФ Его ответа просто не требовалось. Затем я коснулась левой руки: ФТы действительно предпочитаешь второе чувствоФ Его лицо изменилось, взгляд опустился, и он проговорил: ФДа, мне уже гораздо спокойнее думать об этомФ. И я снова вернулась к положительному якорю. Затем некоторое время мы работали, чтобы разместить словарные слова на стенах танцевального зала. И когда он представлял себя танцующим, он мог видеть их. В этот момент я одновременно касалась его рук (УнейтрализацияФ якорей). Несколько мгновений он выглядел растерянным, а затем устроился поудобнее и удивленно сказал: ФМогу сказать, что словарные слова не такая уж гадостьФ.
Если вы определили негативное состояние и установили якорь, помните, что при установке положительного якоря выбирается равное по мощности или более сильное позитивное переживание. Иногда может понадобиться два-три положительных якоря. Для реагирования разным людям требуется разный промежуток времени: кто-то мгновенно начинает улыбаться, стоит коснуться положительного якоря, кому-то может понадобиться несколько секунд. Дайте время и понаблюдайте, как это происходит. И еще, пожалуй, самое важное. Без этого почти невозможно добиться нужного результата. Ставьте якоря только тогда, когда вы знаете, что такое РАППОРТ и умеете поддерживать его в процессе коммуникации.
В нашей практике были случаи, когда учителя жаловались, что им трудно взаимодействовать с некоторыми учениками в классе. Первое, чему им необходимо было научиться, - это установка и поддержание раппорта. Довольно часто он возникает незаметно, как бы сам по себе. Но если отношения между учеником и учителем нарушены, то установление раппорта - сверхзадача учителя. Поэтому, если вы хотите быть эффективными, позвольте себе получить удовольствие от умения легко устанавливать и поддерживать раппорт. Гораздо более сложным является установление и поддержание раппорта со всей группой. Но об этом мы расскажем в другой истории.
Итак, наконец обещанная метафора.
Может быть, не вся история, которую ты сейчас слушаешь, покажется тебе очень важной. Забавно, как разные части внутри нас выбирают, что им сейчас особенно интересно И прежде чем я закончу рассказывать, ты поймешь, что заинтересовало тебя больше всего.
Эту историю рассказал мне много лет назад один мальчик, с которым мы сидели за одной партой. Он очень любил собирать цветные стеклышки. У него была целая пригоршня неизвестно где найденных цветных осколков. Он выкладывал из них красивые узоры или просто пересыпал из руки в руку. А у меня было маленькое карманное зеркальце, в которое я частенько тайком смотрелась на уроке.
Однажды учительница задала нам раскрасить карту звездного неба и сказала: ФНарисуйте и сравните рисунок с тем, что существует в реальностиФ. И мой сосед нарисовал на темно-синем фоне яркие звездочки, надписав каждое созвездие, потому что у его брата была отличная книга по астрономии. Здесь было созвездие Большая Медведица и Полярная звезда, созвездие Волосы Вероники и многое другое. Все небо было как на ладони.
А вечером он вышел погулять с собакой, случайно поднял голову вверх и увидел темное звездное небо, которое кружилось над его головой. Оно сверкало миллионами звезд, названий которых он не знал. И чем больше он смотрел, тем сильнее ему казалось, что звезды движутся. И некоторые складывались в созвездия. Он даже нашел Полярную звезду и ковш Большой Медведицы. И многие созвездия, нарисованные на его карте, он не узнавал. И тогда он понял, что скажет завтра в школе: ФКарта не всегда похожа на реальность, которая больше любой картыФ.
Дома, удобно устроившись в кресле, он начал ждать, когда придет мама. Он не заметил, как задремал. Удивительно, как часто самое интересное происходит с нами во сне! Ему снилось, как летом он был на море и ходил на пляж. Ноги утопали в теплом песке, спину пекло солнце, кричали чайки, и волны с шипением набегали на берег. И ему захотелось сделать что-нибудь, и он решил построить замок из мокрого песка. Он брал горсти теплого мокрого песка одну за другой, и они медленно стекали капля за каплей между пальцами. Одна горсть песка, другая, третья... И с помощью воды и прикосновений пальцев он придавал песку форму, пока под его руками песок не превратился в высокий замок. И тогда он обошел замок вокруг, а кто-то сказал: ФЭтим можно гордитьсяФ. И он подумал: ФЕсли волны смоют его, я смогу сделать новый, потому что я знаю, как это делатьФ. И он закрыл глаза и поднял голову. Перед ним возникла картинка. Море, небо, берег и его замок. И он подумал: ФТеперь я знаю, как сохранить это в памяти навсегда. Нужно просто поднять голову и увидетьФ.
Когда домой вернулась мама, она держала в руках какую-то странную вещь. Это был калейдоскоп - горстка цветных стеклышек, зеркальце и пластмассовая трубочка. УЭто тебе, - сказала она. - Знаешь, цветные стеклышки, зеркала и трубочки известны уже много столетий. Для одних они существуют сами по себе, а для других служат материалом для создания фантастических узоров и многоцветных образов, которые открывает перед ними калейдоскоп. Вместе они преображают мирФ. И она протянула ему подарок. Это действительно был калейдоскоп.
Теперь можете раздать диктанты, и пусть каждый поработает со своими ошибками, используя стратегию орфографии и индивидуальные тексты. Затем можете еще раз выполнить упражнение УКруг совершенства.Ф Завершая курс занятий, попросите каждого подумать некоторое время (ровно столько, сколько ему понадобится) и сказать, Укак это былоФ, на что для него было похожа работа на этих занятиях. Предложите начинать свой, возможно, короткий, а может быть, и длинный, рассказ словами: ФЭто было подобно тому, как если бы...Ф (Или просто УЭто было подобно...Ф) Вы знаете, что рамка Укак если быФ является очень эффективной. Это упражнение (на самом деле, это ни что иное, как составление индивидуальных метафор) проводится в общем кругу, включающем, конечно, и ведущего.
ЗАВЕРШЕНИЕ.
Завершая эту работу, я приглашаю вас, но не упрашиваю, попытаться использовать то, о чем вы прочитали. Каждый день делайте на своих уроках что-нибудь новое и неожиданное и расширяйте свою карту, продолжая это делать! Пусть она станет еще ярче, полнозвучнее и богаче. Используйте новое. Я верю, что это будет поддерживать вас.
Pages: | | ... |
