Украинские националисты в Донбассе как пособники фашистских оккупантов (Глава основана на материалах, любезно предоставленных донецким историком Алексеем Мартыновым)Нынешняя украинская власть любой ценой пытается переписать историю нашего государства, что бы в

1. Степан Бандера Ну а теперь вернемся к Украине. Рассмотрим невидимую реальность, ту самую - метафизическую, скрытую.Древнегреческий мыслитель Пифагор оставил нам способ проникновения в мир этой невидимой реальности. Биополе - ее часть.Не откладывая в долгий ящик,

. Автор - Адам ЦИРА
Из украинских националистов, арестованных в Кракове, все женщины, а также большинство мужчин сначала были размещены в камерах женского филиала учреждения Хелцлов (Helclо"w), а часть мужчин — в тюрьме Монтелюпих (Montelupich) в Кракове. Оставшаяся под опекой Украинского комитета помощи группа этапированных националистов насчитывала несколько десятков человек; в их числе были и двое братьев Степана Бандеры — Александр и Василий .

Двадцатого июля 1942 г. полиция безопасности отправила из Кракова в КЛ Аушвиц 70 заключенных под номерами 49689—49758 . Среди них, преимущественно поляков, было 24 бандеровца, которые получили номера с 49721 по 49744. После прохождения карантина в блоке № 11 их первоначально поместили в блоке № 13 .
Следующий отрывок из воспоминаний бывшего заключенного Яна Олшовского (№ 6157), работавшего на регистрации вновь привезенных заключенных, относится скорее всего к этим украинцам: «Только в одном случае наши писари, составляющие описи, проявили равнодушие к судьбе вновь прибывших заключенных. Это было при заполнении данных, относящихся к группе бандеровцев, которых отправили в лагерь, поскольку они восстановили против себя... своих гитлеровских хозяев. Тогда часть блока № 11 была предназначена для карантинного помещения, и у входа в него поздним вечером поместили список этой группы. Высокомерные и заносчивые, уверенные в обещанных им СС снисхождении и привилегиях, эти заключенные с открытой враждебностью вели себя по отношению к польским заключенным и устроили дебош, который прекратила с применением силы вызванная обслуга блока» .
Первым из тех заключенных, называемых в лагере Bandera Gruppe или Bandera Bewegung («Группа Бандеры», «Движение Бандеры») , был зарегистрирован Василий Бандера (№ 49721), студент факультета философии, проживавший в Кракове. Вместе с ним были привезены: Леонтин Дякив (№ 49723) — выпускник факультетов права и богословия; Дмитрий Яцив (№ 49727) — юрист; Роман Полутранка (№ 49737) — банковский служащий из Станислава; Николай Коваль (№ 49729) — журналист из Дрогобыча, Петр Мирчук (№ 49734) — журналист; Степан Ленкавский (№ 49731) — автор «Декалога украинского националиста». Только двое последних из перечисленных пережили освенцимский лагерь .
.

Василий Бандера

___________________________________
* От польск. kresy — окраины, пограничные области.

Статус и бытовые условия бандеровцев в лагере

Список транспортов вместе с фамилиями бандеровцев, этапированных в КЛ Аушвиц

Лев Ребет

В 1942 г. бандеровцев — кроме двух названных транспортов — массово уже не привозили из Монтелюпих, но единично их по-прежнему направляли из этой тюрьмы в КЛ Аушвиц. Например, 30 сентября 1942-го был привезен Ярослав Рак (№ 66676), перед войной осужденный и приговоренный за помощь, оказанную убийце Бронислава Перацкого. Единично из тюрьмы Монтелюпих их еще направляли в КЛ Аушвиц в 1943 г., а двоих 8 мая 1943 г. привезли туда из тюрьмы Праги.
Николай Климишин пользовался наибольшим авторитетом у заключенных-бандеровцев, и они называли его старостой. Об этом он упомянул во время одной из бесед с Людвиком Раевским, когда утверждал, что знает о существовании в лагере подпольной организации и желает передать ей основные постулаты группы бандеровцев, чтобы наиболее ослабленным из них давали работу «под крышей». Также Климишин потребовал, чтобы в блоке № 11 был принят на работу врач-украинец — бандеровец Василий Стронцицкий . Это одобрили арестанты-поляки: Юзеф Циранкевич (№ 62933), Станислав Клодзиньски (№ 20019) и Адам Курилович (№ 18487) .
Следует отметить, что в первые месяцы пребывания в Аушвице отношения между польскими заключенными и бандеровцами были исключительно напряженными. Ситуация особенно накалилась, когда однажды в обособленную больничную палату блока № 20 зашел, вероятно по ошибке, пьяный санитар СС Йозеф Клер. Он собирался выбрать нескольких больных украинских националистов для умерщвления инъекцией фенола в сердце, однако это ему не удалось. Зато бандеровцы ошибочно считали, что это была провокация, подготовленная польскими заключенными, и начали жаловаться и доносить на них в лагерное гестапо.
Владислав Фейкель, понимая, что ситуация становится очень опасной, решил попытаться изменить взаимоотношения. Для этого он отправился в блок № 17, где жили бандеровцы, и сказал, что хочет обсудить дела их больных. Бандеровцы ответили, что не станут говорить с поляком на эту тему. «В тот момент, — вспоминает Фейкель, — ко мне на помощь пришел счастливый случай. С кровати третьего яруса соскочил какой-то высокий, темноволосый заключенный, подошел ко мне и тепло поприветствовал. В первый момент я его не узнал, но вскоре вспомнил: это Михаил Шевчук — мой давний университетский приятель из Львова. Шевчук прервал неприятную и напряженную дискуссию и сказал мне, что посетит меня вечером» .
Он сдержал слово, и в тот же вечер пришел на обещанную встречу с несколькими другими бандеровцами. Последние обязались лояльно относиться к полякам и просили о дальнейшей помощи для своих больных.
Фейкель принял их предложение, надеясь, что таким образом можно будет предотвратить опасность. Он назначил для опеки над их больными надежного польского врача Тадеуша Шиманьского , а также по-прежнему гарантировал работу в больнице в качестве медбратьев бандеровцам Шевчуку и Мостовичу . С этого момента взаимоотношения изменились.
«Дошло даже до того, — вспоминает Фейкель, — что бандеровцы до конца пребывания в лагере предупреждали меня о некоторых неблагоприятных замыслах гестапо по отношению к больнице. (Необходимо признать, что Шевчук и Мостович уже после эвакуации освенцимского лагеря помогали группе поляков, находящихся в лагере в Эбензее.)» .
Третьего октября 1943 г. из тюрьмы на ул. Лонцкого во Львове в Аушвиц привезли 239 женщин (номера 64085—64323) и 730 мужчин (номера 154392—155121), которых разместили в Бжезинке. Среди заключенных этого транспорта было около 50 украинских националистов. Благодаря хлопотам Николая Климишина в лагерном гестапо, служащим которого был унтершарфюрер СС Клаус Дылевски, до войны обучавшийся в Гданьске с украинскими студентами, будущими членами ОУН, все они были переведены из Бжезинки в основной лагерь в Освенциме и размещены в блоке № 17, что многим из них, несомненно, спасло жизнь .
С этим транспортом прибыл и Степан Петелицкий (№ 154922), арестованный немцами за националистическую деятельность и отправленный в тюрьму в Золочеве, откуда его перевезли во львовскую тюрьму на Лонцкого. Позже его переводили в Аушвиц, Маутхаузен и в Эбензее, где он и был освобожден 6 мая 1945 г. .
Следующий большой транспорт — 55 женщин (номера 66315—66369) и 230 мужчин (номера 159046—159275) — прибыл из этой тюрьмы в Аушвиц 28 октября того же года .
Вместе с польскими политзаключенными в этих транспортах прибыли и 132 украинских националиста (в том числе 122 мужчины и 10 женщин), преимущественно украинских студентов . В упомянутых львовских транспортах кроме членов ОУН(Б) были также члены УПА , которая с весны 1943 г. составляла вооруженное крыло ОУН(Б) . В отличие от польских заключенных большинство этих людей в лагере также выжили . Можно предположить, что причиной вышеупомянутых арестов среди членов ОУН-УПА, привезенных в концлагерь Аушвиц из Львова, стал перенос действий ОУН-УПА из Волыни в Восточную Галицию — это вызвало массовые репрессии немцев против украинцев .
Бандеровцы, размещенные в блоке № 17 осенью 1942 г. , занимали две комнаты и находились под покровительством политического отдела или лагерного гестапо, работая в различных хороших командах «под крышей», что давало им шансы на выживание . Они работали, к примеру, на складах арестантской одежды или вещей, полученных «на хранение» от привезенных в лагерь заключенных, в лагерной больнице, пекарне, на скотобойне, а также на кухнях (для заключенных и для эсэсовцев) .
В команду Aufnahme, где работал Казимеж Смолень, были включены трое бандеровцев: Николай Климишин, Зенон Винницкий и Борис Витошинский. Этот явный факт избранности украинцев из «группы Бандеры» польские заключенные трактовали как определенный вид инфильтрации политическим отделом команд, к которым они были причислены.
Как позже выяснилось, эти опасения были преждевременны, а подозрения — безосновательны, что в своем сообщении подтверждает Казимеж Смолень: «Не слышал, чтобы кто-то из украинцев нашей команды доносил в политический отдел. А такую возможность они имели, так как упомянутый гауптшарфюрер СС Малотки время от времени появлялся в Аушвице, беседовал с украинцами и интересовался условиями их пребывания в лагере, следовательно, если бы они хотели, то могли ему рассказать свои замечания» .
Среди бандеровцев, заключенных в концлагерь Аушвиц, можно было заметить не только антипольские, но и антинемецкие настроения.
Чеслав Аркушиньски (№ 131603), работая в лагерной больнице, описывает такой случай: «Другим больным, который перед пробуждением после наркоза выступал против немцев, но также против поляков, был украинский националист по фамилии Чайковски. Произносил целые речи насчет свободной Украины. Из того, что он говорил, следовало, что это был очень интеллигентный и образованный человек» .
Стоит отметить и такой положительный отзыв Казимежа Смоленя об уже упомянутых трех бандеровцах, работающих вместе с ним в Aufnahme: «Говоря о наших украинских коллегах по команде, необходимо добавить, что они сотрудничали с нами — поляками — при составлении нелегального списка транспортов с заключенными. Список этот был скрытно отправлен из концлагеря Аушвиц и сохранился. Если бы эсэсовцы из политического отдела узнали об этой нашей деятельности, ее участникам грозила смерть. В упомянутом списке транспортов можно в числе прочих узнать руку Климишина» .

Соглядатаи из группы бандеровцев

Блок №17

Бывший заключенный Герман Лангбейн (№ 60335) утверждает, что СС использовала непримиримую вражду между бандеровцами и поляками, вербуя соглядатаев из этой украинской группы.
Одним из них был Богдан Комарницкий (№ 3637) , который формально не принадлежал к группе бандеровцев, но в лагере полностью находился под их влиянием . Перед установлением контактов с бандеровцами он был дежурным заключенным в штрафной команде и в исправительной команде в блоке № 11, где издевался над другими и хвастался числом убитых заключенных . Позже работал писарем в лагерной канцелярии, регистрирующим вновь прибывших заключенных, сначала в основном лагере в Освенциме, потом в Бжезинке, где спас жизнь еврейке Элизе Спрингер, направив ее во время регистрации в группу тех, кого оставляли в живых, а не к обреченным на умерщвление в газовых камерах . В январе 1945 г. он был вывезен транспортом в Маутхаузен. После войны бывший заключенный Михал Кула (№ 2718) дал показания: «Во время транспортировки все время находился в сопровождении коменданта транспорта оберштурмфюрера СС и только благодаря этому доехал живым до Маутхаузена. Там «порекомендовали» его местным заключенным, которые действительно его избили, но остался жив и был переведен СС в команду в Мелке (Melku)» .
По мнению Лангбейна, опасным соглядатаем был также Борис Кравченко (№ 105441), привезенный в Аушвиц 4 марта 1943 г. из Флоссенбурга. Лангбейн, ссылаясь на послевоенные показания раппортфюрера Вильгельма Клаузена, утверждает, что Кравченко принадлежал к группе бандеровцев, хотя неизвестно, был ли он украинцем. Находясь в качестве врача в карцере блока № 11, он доносил, когда арестантский персонал помогал там заключенным. Позже Кравченко был переведен в подлагерь «Фюрстенгрубе» (Furstengrube) в Весоле, откуда его вновь собирались перевезти 18 сентября 1944 г. в Лейтмериц (Leitmeritz) (подлагерь Флоссенбурга). Тогда лагерфюрер подлагеря в Весоле по фамилии Шмидт предупредил о доносительской деятельности Кравченко заключенных-поляков, которые будто бы собирались его линчевать .

Транспорты в концлагерь Маутхаузен и общий баланс потерь

Вместо послесловия

Не все бандеровцы после войны были найдены и осуждены. Впрочем, и те, кто попал под суд, получили не самые долгие сроки заключения. Даже будучи за решёткой, бандеровцы продолжали борьбу и организовывали массовые восстания.

В период активной борьбы с УПА и ОУН в 1941 — 1949 годах по данным НКВД были проведены тысячи боевых операций, в ходе которых уничтожены десятки тысяч украинских националистов. Из УССР было выслано множество семей членов УПА, арестованы и выселены в другие регионы тысячи семей.

Один из известных прецедентов суда над бандеровцами - это показательный суд 1941 года над 59 студентами и учащимися Львова, заподозренных в связях с ОУН и в антисоветской деятельности. Самому молодому было 15 лет, старшему - 30. Следствие длилось примерно четыре месяца, было выяснено, что многие из молодых людей были рядовыми членами ОУН, однако студенты не признавали себя виновными и заявляли, что являются врагами советской власти. Первоначально 42 человека приговорили к смертной казни, а 17 хотели дать тюремный срок в 10 лет.

Однако Коллегия верховного суда в итоге смягчила приговор, и 19 осужденных были расстреляны, а другим дали сроки от 4 до 10 лет лишения свободы. Одну из студенток депортировали за границу.

Также можно вспомнить об упоминании украинских националистов на знаменитом Нюрнбергском процессе. Генерал Лахаузен, выступавший как свидетель, прямо заявлял, что украинские националисты сотрудничали с немецким правительством: «Эти отряды должны были осуществлять диверсионные акты в тылу врага и организовывать всеобъемлющий саботаж».

Впрочем, несмотря на очевидные свидетельства участия бандеровцев и других членов расколовшейся ОУН в борьбе с Советским Союзом, украинские националисты не были подсудимыми на Нюрнбергском суде. В СССР даже не был принят закон, осуждавший ОУН и УПА, но борьба с националистическим подпольем продолжалась до середины 1950-х, и являлась, по сути, отдельными конкретными карательными актами.

Те из ОУН и УПА, кто выжил в кровопролитных боях с советскими войсками и не были осуждены на смертную казнь, в основной массе отправлялись в ГУЛАГ. Типичная судьба осужденного бандеровца — это 10 лет лишения свободы в иркутских, норильских и других лагерях ГУЛАГа. Впрочем, за работу в лагере выплачивали зарплату и даже зачитывали лагерный труд, как рабочие дни.

Огромная масса коллаборационистов, сотни тысяч человек, представляли собой серьезную силу. Неудивительно, что после суда и нескольких лет ссылки в лагерях они организовали серию мощных восстаний.

Основную силу представляли собой оуновцы, однако в организации беспорядков участвовали также прибалтийские партизаны и русские каратели. Ссыльные украинские националисты имели грамотно выстроенную иерархию, аналог той, что была в действительности на воле, и потому им удалось сначала побороть «блатных», а затем, применив уже опробованные на практике навыки организации подполья и конспирации, попытаться освободить нескольких заключенных и устроить беспорядки.

Заключенные в лагерях вспоминают: «Мы радовались, когда было сообщено о смерти Сталина в марте 1953 года. В мае 1953 года, два месяца спустя, вспыхнуло восстание в Норильском Горлаге. Я думаю, что это восстание было началом долгого процесса отмирания сталинщины, который на тридцать лет позже привел к развалу советской власти и Советского Союза. Макс и я приняли активное участие в этом восстании, основной движущей силой которого были украинцы Западной Украины, сторонники Степана Бандеры».

В дальнейшем в лагерях именно осужденные оуновцы устраивали забастовки и отказывались выдавать уголь без выполнения необходимых для них требований, к примеру, амнистий. Бандеровцам после нелегких переговоров все же удалось добиться некоторых льгот: им постановили 9-часовой рабочий день, разрешили свидания и переписку с родными, перевод заработанных денег семьям, увеличение зарплат. Однако заключенные хотели только одного — освобождения. Их забастовки были жестоко подавлены, ценой жизни десятков заключенных. Впрочем, это было только начало. Продолжавшиеся смелые выходки бандеровцев в лагерях привели к тому, что в 1955 году им объявили амнистию в честь 10-летия Победы.

Согласно официальным документам, на 1 августа 1956 года более 20 тысяч оуновцев возвратились из ссылки и тюрем в западные земли СССР, в том числе 7 тысяч — во Львовскую область.

В 1950-х «политические» победили «блатных» в советских концлагерях. На очереди — победа над «титушками», псевдосамообороной и «лагерной администрацией»?

История повторяется. В 1918-м под Крутами благородные юноши выступили против вооруженной голытьбы Муравьева. Их было несколько сотен. . В конце 1940-х заключенные в советских концлагерях пассионарные украинские «хлопцы из лесу» начали борьбу с вооруженной босотой и преуспели.

Бандеровцев на огромной «малой зоне» насчитывались десятки тысяч. В 2013-м майдановцы в ярких шарфах с желто-голубыми лентами выступили против вооруженных «титушек» в черных «спортивках». Ярких — около миллиона.

Однако победа еще впереди. Ибо «большая зона» — это на самом деле шестая часть Земли. Босотой, силами которой удерживают здесь тотальный «порядок» — «титушками», «защитниками сепаратизма», «политическими православными» и другими довольно немногочисленными, но проактивными группами, руководит «администрация». Обезвредить ее — большой вызов и испытание для нынешних героев, поддержкой для которых является опыт предшественников.

«Порядок» от «блатных»

Кто-то считает, что с развалом Союза принципы общественной жизни и управления на этих территориях перестали быть советскими. Так ли это? Вспомним основы этого устройства. Для большевистской власти «социально близкими» считались управляемые уголовники, а мыслящие «политические» — смертными врагами.

Более того, страну возглавили уголовники, которые для оправдания своих грабежей изо дня в день убеждали массы, что те, кто хочет вырваться из-под их «родительской» власти — это бандиты, зоологические садисты, которые стремятся «убивать мирных жителей» исключительно для личного удовольствия, или же — по заданию Запада. И их надо изолировать и уничтожать — потому что реально же «мешают жить красиво».

«Малая зона», то есть система а, была своеобразной моделью , называемой в среде политзаключенных «большой зоной». В этой «большой зоне» посредством показательных судебных процессов и пропаганды в СМИ огромные массы населения натравливали на «вражеские» лица, группы и народы. А тем временем откровенные уголовники , научные разработки, идеи и художественные произведения «врагов». А в «малой зоне» бытовых преступников, которые чувствовали себя патриотами, приучали считать политических заключенных «фашистами».

Конечно же, им позволяли отбирать у «недочеловеков» нечастые посылки, заставлять их работать вместо себя, издеваться и калечить их. «Это была сознательная политика ГУЛАГа, чтобы создать повод для жестокой расправы с политическими», — вспоминает политзаключенный, свидетель Кенгирского восстания Руфь Тамарина. По воспоминаниям политзаключенных, «блатные», поощряемые безнаказанностью, становились прямо-таки садистами. Концлагерное начальство довольно искусно использовало такой контингент для поддержания «порядка».

Уголовная «закваска»

«Меня всегда поражали рассказы бывших политзаключенных ГУЛАГа о том, как на лагпункт приходит этап — 5-10 тысяч человек, преимущественно осужденных «ни за что». Это были простые люди, которые привыкли кому-то подчиняться, выполнять чьи-то приказы.

В тот же лагпункт привозят группу из 15-30 уголовников. И через неделю-две на лагпункте устанавливается режим уголовников, — рассказывает кандидат философских наук, доцент Прикарпатского национального университета им. Василия Стефаника Галина Дичковская, дочь известного деятеля освободительного движения Ореста Дичковского. — Это ужасное соотношение: 15 уголовников управляют пятью тысячами покорных людей.

Но когда массово стали прибывать бандеровцы, и их тоже было 15-50 человек на лагерь, уголовники столкнулись с тем, что бандеровцы тоже хотели ввести свои правила. К бандеровцам присоединились бывшие советские военные, которые после 1945 года оказались на зоне или за плен, или за «восхваление иностранной техники». А также «лесные братья» — литовцы и мусульмане, которых было совсем мало.

Люди быстро организовались и уже в 1947 году устанавливали свою власть в лагерях. И тогда уголовники попадали уже под власть политических. Порой они просили перевести их в другое место. Вскоре лагерное начальство стало разделять лагеря для политических и для «бытовиков». Кстати, уголовников удалось усмирить, как выражались убийцы, «военным способом» , с помощью простых орудий подневольного труда.

«Лагерь был для уголовников жизнью, домом, нормальным модусом бытия. Тогда как для большинства „чертей“, „фраеров“, впоследствии — „мужиков“, то есть простых людей, лагерь был аномальной средой, в которой они не жили, а выживали, — пишет об этой ситуации в своем блоге политолог Андрей Круглашов. — Вот и цеплялись за жизнь, как могли. Очень уж боялись смерти». Он отмечает, что секрет способности противостоять — в солидарности, коллективном обеспечении безопасности. Что солидарность и единство привнесли украинские волелюбы.

Бандеровская наука

«Такой молоденький парень, крепенький, воры таких берут в оборот, наколки, шестерки». А другой говорит: «Не бойся, там бандеровцы силу имеют: организация, служба безопасности. Они возьмут его под свое крыло», — случайно услышал разговор о себе профессоров-политзаключенных на пересыльном пункте Григорий Герчак (участник освободительного движения, ныне известный художник).

Впрочем, бандеровская наука оказалась суровой. Однажды в столовой на место Григория сел «блатной». Он не хотел ссориться, взял свою пайку и отошел в сторону. Это увидели воины УПА. Один из них, «кум Слива» с Волыни, подходит: «Григорий, как ты позволил, чтобы тебя так... ты ж политический, наш.

Мы с тобой тогда говорить не будем». Пришлось сжать кулаки и идти к «блатному». Тот ударил Григория, а он с пола применил прием, которому научился в лесу. Хам покатился, а его «коллеги» ножи достают! «И наши уже здесь, дерутся, — вспоминает Герчак. — Как чеченцы. Хоть режь их — не уступят».

Еврейский писатель, бывший советский политзаключенный Анатолий Радыгин писал в воспоминаниях, что среди лагерной толпы выделялись две категории — уголовники (ссутулеленные, взгляд исподлобья) и бывшие воины и командиры УПА, оуновцы и беспартийные украинские патриоты. «Когда вдруг в ковырявшейся массе объявлялся мужчина подтянутый и аккуратный, спокойный и неразговорчивый, выбритый, в чистой рубашке и начищенной обуви, в бережно приглаженной арестантской одежде, можно было почти безошибочно угадать его национальность, партийность и знамя, под которым он воевал», — отмечал Радыгин.

Для них планировали смерть

Впрочем, бандеровцам в свое время предписали не «исправление» в «трудовых лагерях», а полное уничтожение. В лагерях не убивали «просто так», а провоцировали на выступление — и «наказывали». В сентябре 1952 года 1200 протестующих повезли этапом в Норильск.

Перед тем как этап прибыл в местный Горлаг, администрация лагеря раздала местным уголовникам ножи и заверила, что «едут бандеровские головорезы, которые здесь всех уничтожат». Предполагалось, что политзаключенные разозлятся, и их будет за что «наказать». Впрочем, провокация не удалась.

В конце марта 1953 года новое, постсталинское правительство объявило амнистию для мелких уголовников. А политзаключенных стали среди бела дня расстреливать. Почувствовав смертельную угрозу, бандеровцы восстали. «Хватало лишь вспомнить, осознать, что мы сила, мы же ставили свою грудь под пулеметы, когда выступали против организованной чекистской стаи в западных областях Украины, — рассказывал один из руководителей Норильского восстания Данила Шумук.

— Как же мы можем терпеть, чтобы над нами здесь так издевались те, кто служил в гестапо, а теперь — НКВД?». Объявили забастовку. Как вспоминает один из лидеров восстания Евгений Грицяк, тех, кто боялся за свою жизнь, он убеждал: «Мы потому и восстали, чтобы прекратить расстрелы».

Однако люди все-таки опасались лагерного начальства и стали понемногу браться за свои пневмомолотки для мерзлоты. Тогда Грицяк на компрессорной станции перекрыл электропитание молотков. Но звонки в бараках продолжали сообщать о выходе на работу, и немало узников по привычке выбегали на этот звук. Грицяк поручил одному из «политических» обезвредить систему сигнальных электропроводов. «Так стихийное возмущение превратилось в организованное выступление», — пишет господин Евгений в книге воспоминаний.

Сопротивление ради жизни

Хотя Норильское и аналогичные восстания в ГУЛАГе подавили, но результат их был очевиден. Были освобождены до 70 процентов политзаключенных. «Вследствие противостояния погибли в лагере 156 человек. А за годы его существования из привезенных в Норильск только по приговору к каторжным работам погибло более 20 тысяч, — говорит участник восстания Степан Семенюк. — Мы решились и победили — политически и морально».

Сейчас постсоветское пространство продолжает быть «большой зоной», с миллионами несправедливо осужденных на «заключение» в ней. В свое время мелкие кражи, доносы, смертельный страх не оказаться «там, где белые медведи», молчаливое согласие на интервенцию в другие государства, а то и участие в этом вооруженном вмешательстве — повязали всех жителей СССР крепкими кровавыми узами.