Первое назначение он получил при Веспасиане. Впоследствии был квестором, претором (в 88, когда его ввели в комиссию чиновников, отвечавших за проведение Столетних игр в память основания города) и в 97 – консулом. Вероятно, управлял какой-то небольшой провинцией в 89–93, а в 112–113 занимал более ответственный пост проконсула провинции Азия. В пору зрелости Тацит считался одним из виднейших римских юристов.

ТАЦИТ, КОРНЕЛИЙ (Cornelius Tacitus) (ок. 55 – ок. 117 н.э.), один из величайших историков Древнего Рима. Родился, по-видимому, в южной Галлии, в знатной семье. Получил образование, обыкновенное для человека, намеревавшегося посвятить себя государственной службе. Неизвестно, какое личное имя, Публий или Гай, носил Тацит. Первое назначение он получил при Веспасиане. Впоследствии был квестором, претором (в 88, когда его ввели в комиссию чиновников, отвечавших за проведение Столетних игр в память основания города) и в 97 – консулом. Вероятно, управлял какой-то небольшой провинцией в 89–93, а в 112–113 занимал более ответственный пост проконсула провинции Азия. В пору зрелости Тацит считался одним из виднейших римских юристов.

В молодости Тацит склонялся к новомодной пышной риторике, но даже тогда делал это с определенными оговорками. Вероятно, в возрасте 26 лет написал произведение, именуемое теперь Диалогом об ораторах (Dialogus de oratoribus). Это цицероновский по форме драматизированный трактат, в котором несколько ведущих юристов эпохи Веспасиана обсуждают перемены в риторическом стиле и судебной процедуре, произошедшие со времен Цицерона.

Вскоре после создания Диалога, при Домициане, начался период цензуры и репрессий. Тацит уже был женат (с 78) на дочери Юлия Агриколы, который в течение семи лет управлял Британией, пока (в 83) не был отозван Домицианом. В 98, когда Нерва и Траян положили конец домициановским репрессиям, Тацит опубликовал биографию Агриколы. Тацит полагал, что Домициан несправедливо обошелся с его тестем, и эта уверенность в сочетании с возмущением в связи с подавлением свободы слова и действий сената вылились у Тацита в пламенное негодование в отношении императора и имперского строя. Жизнеописание Юлия Агриколы (De vita Iulii Agricolae) соответствует традиционному жанру хвалебной биографии, однако в привычные рамки непринужденно вплетено описание географии народов Британии и истории покорения острова римлянами. Эти эпизоды, очевидно, введены с тем, чтобы прославить не блиставшего на римском политическом горизонте Агриколу и для придания тексту колорита, но сегодня они превратились в бесценный источник сведений по ранней истории Британии.

В том же 98 Тацит опубликовал еще один небольшой трактат, О происхождении германцев и местоположении Германии (De origine, moribus ac situ Germanorum) – описание земель, народов и обычаев Германии. Хотя этот трактат не столь полон горечи и иронии, как Агрикола, он представляет значительный интерес не только благодаря содержащимся в нем ценным сведениям, но и как образец нового стиля Тацита.

В период с 98 по 116 Тацит занимался созданием двух своих основных произведений, Истории (Historiae) и Анналов (Annalium ab excessu divi Augusti). Первый труд охватывает события от смерти Нерона до воцарения Нервы, второй описывал эпоху от смерти Августа до смерти Нерона. Вместе они складывались в единую историю с 14 по 96 н.э. Годы молчания при Домициане Тацит использовал для собирания материалов. Три столетия спустя св. Иероним цитировал оба сочинения как единое произведение в 30 книгах. Из 14 книг Истории, которая появилась первой, уцелели лишь четыре первых и часть пятой. В них содержится яркое описание большой гражданской войны 68–69 н.э. и начало осады Иерусалима Титом. Из Анналов, предположительно состоявших из 16 книг, мы имеем почти полностью большую часть первых шести и в относительной сохранности – книги с 11 по 14. Книги содержат описание правления Тиберия, части правления Клавдия и большей части правления Нерона. Именно созданная Тацитом история 1 в. в значительной мере определила традиционные представления о первых римских императорах, в особенности о Тиберии и Нероне.

Публий Корнелий Тацит, фото изваяния которого представлено в статье, жил в период приблизительно с середины 50-х по 120-е годы. Он является одной из самых известных личностей Древнего Рима.

Корнелий Тацит: биография

В молодые годы он совмещал службу в качестве судебного оратора и политическую деятельность. Впоследствии Корнелий Тацит стал сенатором. К 97 году он стал консулом высшей магистратуры. Поднявшись на вершины политического Олимпа, Корнелий Тацит наблюдал раболепство сената и произвол императорской власти. После убийства Домициана престол заняла династия Антонинов. Именно этот период был первым, мнение о котором начал выражать Корнелий Тацит. Произведения , которые он планировал создать, должны были правдиво отражать происходящее. Для этого ему пришлось тщательно изучить источники. Он стремился создать полную и точную картину событий. Весь накопленный материал он переработал и воспроизвел в своей манере. Эффектный язык, обилие отточенных фраз - основные принципы, которыми пользовался Корнелий Тацит. Автор ориентировался на лучшие образцы латинской литературы. Среди них были книги Тита Ливия, Цицерона, Саллюстия.

Сведения из источников

Первое имя, которое носил историк Корнелий Тацит , доподлинно неизвестно. Современники называли его по номену или когномену. В 5-м столетии Сидоний Аполлинарий упоминал его под именем Гай. Однако средневековые рукописи самого Тацита подписаны именем Публий. Последнее и сохранилось за ним впоследствии. Точно неизвестна и дата рождения Тацита. Появление его на свет относят к 50-м годам на основании последовательности в занятии магистратур. Большая часть исследователей сходится во мнении, что Корнелий Тацит родился между 55 и 58 годами. Место появления его на свет также точно неизвестно. Есть свидетельства о том, что он несколько раз отсутствовал в Риме. Один из них был связан со смертью своего тестя Агриколы, жизнь которого будет впоследствии изложена в одном из сочинений.

Корнелий Тацит: фото, происхождение

Считается, что его предки были выходцами из Южной Франции или Италии. Когномен "Тацит" использовался при образовании латинских имен. Происходит он от слова, которое в переводе означает "быть тихим", "молчать". Чаще всего когномен "Тацит" использовался в Нарбонской и Цизальпийской Галлии. Из этого исследователи делают вывод о кельтских корнях семьи.

Обучение

Корнелий Тацит, труды которого впоследствии станут широко известными во всем Древнем Риме, получил очень хорошее образование. Предположительно, учителем риторики был сначала Квинтилиан, а затем - Юлий Секунд и Марк Апр. По всей видимости, философию ему никто не преподавал, поскольку он впоследствии достаточно сдержанно относился к ней и к мыслителям вообще. Большого успеха Корнелий Тацит добился в публичных выступлениях. Об этом свидетельствуют и слова Плиния Младшего.

"Кандидат цезаря"

В 76-77 году Корнелий Тацит женился на дочери Гнея Юлия Агриколы. В то же время началась активно развиваться и его карьера. В своих записях Тацит признавался, что быстрому успеху способствовало три императора: Домициан, Тит и Веспасиан. На политическом языке это значит, что он был внесен в списки претура, квестора и сената. Обычно в состав последнего попадали магистраты от квестора или трибуна. Тацит был включен в список досрочно. Это свидетельствовало об особом доверии императора. Так Тацит попал в список "кандидатов цезаря" - людей, которые были рекомендованы к получению должности и утвержденных сенатом независимо от способностей и заслуг.

Консулат

В 96 г. был свергнут Домициан. Вместо него императором стал Нерва. Из источников не вполне ясно, кто именно из них формировал и утверждал списки консулата. Предположительно, составителем был Домициан. Окончательное утверждение осуществлял уже Нерва. Так или иначе, в 97 г. Корнелий Тацит получил должность консула-суффекта. Для него это была вершина его достаточно удачной карьеры. В период консулата Тацит стал свидетелем и непосредственным участником попыток подавить мятеж преторианцев. Приблизительно в 100 году с Плинием Младшим он занимался делом африканских провинциалов, выступавших против Мария Приска - консула, известного злоупотреблениями.

Последние годы жизни

Из источников, найденных в Милясах в конце 19-го столетия, известно о проконсульстве Корнелия Тацита в Азии в 112-113 гг. Его должность и имя были зафиксированы в надписи. Провинция имела особое значение для Рима. Императоры направляли в нее только проверенных людей. При этом назначение Корнелия Тацита было особо ответственным. Важность была связана с планировавшимся походом Траяна на Парфию. В течение всей жизни Тацит был дружен с Плинием Младшим. Последний считался известнейшим римским интеллектуалом конца 1-го столетия. К сожалению, неизвестна точная дата смерти Тацита. Основываясь на его стремлении задокументировать правление Траяна, Нервы и Октавиана Августа, однако не осуществленном, исследователи делают вывод, что он скончался спустя некоторое время после опубликования "Анналов". Но упоминания о Таците отсутствуют и у Светония. Это может указывать на смерть в районе 120 года или даже позже.

Литература Др. Рима

К концу 1-го столетия в империи было написано достаточно много сочинений, в которых иллюстрировалось ее развитие. В них присутствовали свидетельства об основании Рима, прошлом провинций, существенная часть которых когда-то являлась самостоятельными государствами. Были также подробные работы о войнах. В то время история приравнивалась к разновидности ораторского искусства. Обусловлено это было тем, что в Греции и Риме древнего периода любые сочинения, как правило, зачитывались и, соответственно, воспринимались людьми на слух. Занятие историей считалось почетным. Несколько сочинений было у императора Клавдия. Оставили свои автобиографические произведения современники Тацита. Среди них были Адриан и Веспасиан. Траян засвидетельствовал события Дакийской кампании.

Проблемы древности

Однако если говорить в целом, то историография во время Тацита была в упадке. В первую очередь, этому виной было установление принципата. Из-за него историки разделились на две категории. Первые поддерживали империю. Они старались не фиксировать события, произошедшие в последние десятилетия. Авторы ограничивались обычно описанием отдельных эпизодов, совсем недавних явлений и прославляли действующего императора. При этом они придерживались официальных версий происходящего. В другую категорию входила оппозиция. Соответственно, они в своих сочинениях несли совершенно противоположные идеи. Это очень настораживало власть. Авторы, которые описывали современные события, испытывали трудности в поиске источников. Дело в том, что многие из очевидцев хранили строгое молчание, были убиты или высланы из империи. Все документы, подтверждавшие заговоры, перевороты, интриги, находились при дворе правителя. Доступ туда имел очень ограниченный круг людей. Мало кто из них решался выдавать тайны. А если и находились такие люди, просили высокую цену за сведения.

Цензура

Кроме всего, правящая элита стала понимать, что авторы, фиксируя прошлые события, неизменно проводят параллель с современными реалиями. Соответственно, они высказывали собственное мнение о происходящем. В этой связи императорский двор ввел цензуру. Об этом был прекрасно уведомлен и Тацит, описавший трагические события, связанные с Кремуцием Кордом. Последний покончил с собой, а все его сочинения были преданы огню. Все, что написал Корнелий Тацит, свидетельствует о расправах над оппозиционными мыслителями современности. Например, в сочинениях он упоминает Геренния Сенециона и Арулена Рустика, которых казнили. В своем "Диалоге об ораторе" автор озвучивает распространенное в тот период мнение о том, что нежелательны публикации, которые правящая власть может истолковать как выпад против нее. На потенциальных сочинителей началось активное давление за их стремление раскрыть тайны придворной жизни и деятельности сената. Например, свидетельствует о том, что Тацита, зачитывавшего свое произведение, прервали друзья "одного человека". Они упрашивали не продолжать, поскольку полагали, что может открыться информация, способная негативно повлиять на репутацию их знакомого. Написание историй стало сопровождаться, таким образом, различными сложностями. Именно поэтому относительно нейтральных сочинений к концу 1-го столетия так и не появилось. За написание таких произведений как раз и взялся Тацит.

Обзор сочинений

Что написал Корнелий Тацит ? Предположительно, мысль о создании сочинения о недалеком прошлом пришла к нему спустя некоторое время после гибели Домициана. Тем не менее начал Тацит с небольших работ. Сначала он создал биографию Агриколы (своего тестя). В ней, в числе прочего, Тацит собрал множество этнографических и географических подробностей о жизни британских народностей. Во вступлении к сочинению он дает характеристику периоду правления Домициана. В частности Тацит говорит о нем как о времени, которое было отнято императором у римлян. В этом же предисловии указано намерение изложить всеобъемлющее сочинение. Впоследствии в отдельном труде "Германия" Тацит описывает северных соседей империи. Стоит отметить, что эти первые два сочинения перекликаются с общей идеей и более поздних его работ. Закончив "Агриколу" и "Германию", Тацит приступил к масштабному труду о событиях 68-96 годов. В процессе его создания он опубликовал "Диалог об ораторах". В конце жизни Тацит начал создание "Анналов". В них он хотел изложить события 14-68 гг.

Заключение

Корнелий Тацит обладал ярчайшим писательским талантом. В своих сочинениях он не использовал избитых клише. Оттачивая мастерство с каждым новым произведением, Тацит стал величайшим летописцем своего времени. Во многом это обусловлено тем, что он проводил глубокий анализ использованных им источников. Более того, в своих сочинениях он стремился раскрыть психологию действующих лиц. Произведения Тацита в Новое время приобрели огромную популярность в европейских странах. Несмотря на введенную цензуру и давление, он смог создать величайшие сочинения. Произведения Тацита оказали огромное влияние на развитие политической мысли в европейских странах.

Знаменитый римский историк Корнелий Тацит (ок. 55 - раньше 117 гг. н.э.) прошел путь политика, военачальника, писателя. Из многочисленных трудов Тацита до нас дошли "Диалог об ораторах", "Жизнеописание Юлия Агриколы", "О происхождении германцев и местоположении Германии" ("Германия"), "История" и "Анналы". В трех последних трудах содержится большая и актуальная информация о событиях, произошедших в I - начале II в. н.э. в Северном Причерноморье и в Восточной Европе.
Издания: P. Cornelii Taciti libri qui supersunt / Ed. E. Kostermann. Vol. I-IV. Lipsiae, 1963-1968.
Переводы: Корнелий Тацит. Сочинения в двух томах / Изд. подготовили А.С. Бобович, Я.М. Боровский, М.Е. Сергеенко. Л., 1970.
Литература: Браун 1899; Гревс 1946; Кнабе 1978; Модестов 1864; Тронский 1970. С. 203-247; Benario 1975; Dudley 1968; Martin 1981; Mendell 1957; Syme 1958.

ГЕРМАНИЯ

46. Здесь конец Свебии . Отнести ли певкинов, венедов и феннов к германцам или сарматам, право, не знаю, хотя певкины, которых некоторые называют бастарнами, речью, образом жизни, оседлостью и жилищами повторяют германцев. Неопрятность у всех, праздность и косность среди знати. Из-за смешанных браков их облик становится все безобразнее, и они приобретают черты сарматов. Венеды переняли многое из их нравов, ибо ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только ни существуют между певкинами и феннами . Однако их скорее можно причислить к германцам, потому что они сооружают себе дома, носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой; все это отмежевывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне. У феннов - поразительная дикость, жалкое убожество; у них нет ни оборонительного оружия, ни лошадей, ни постоянного крова над головой; их пища - трава, одежда - шкуры, ложе - земля; все свои упования они возлагают на стрелы, на которые, из-за недостатка в железе, насаживают костяной наконечник. Та же охота доставляет пропитание как мужчинам, так и женщинам; ведь они повсюду сопровождают своих мужей и притязают на свою долю добычи. И у малых детей нет другого убежища от дикого зверя и непогоды, кроме кое-как сплетенного из ветвей и доставляющего им укрытие шалаша; сюда же возвращаются фенны зрелого возраста, здесь же пристанище престарелых. Но они считают это более счастливым уделом, чем изнурять себя работою в поле и трудиться над постройкой домов и неустанно думать, переходя от надежды к отчаянью, о своем и чужом имуществе: беспечные по отношению к людям, беспечные по отношению к божествам, они достигли самого трудного - не испытывать нужды даже в желаниях. Все прочее уже баснословно: у геллузиев и оксионов головы и лица будто бы человеческие, туловища и конечности - как у зверей; и так как ничего более достоверного я не знаю, пусть это останется нерешенным и мною.

(Перевод А.С. Бобовича из: Корнелий Тацит. 1970. I. С. 372-373)

ИСТОРИЯ

I. 79. У всех мысли были заняты гражданской войной, и границы стали охраняться менее тщательно. Сарматское племя роксоланов, предыдущей зимой уничтожившее две когорты и окрыленное успехом, вторглось в Мезию . Их конный отряд состоял из девяти тысяч человек, опьяненных недавней победой, помышлявших больше о грабеже, чем о сражении. Они двигались поэтому без определенного плана, не принимая никаких мер предосторожности, пока неожиданно не встретились со вспомогательными силами третьего легиона. Римляне наступали в полном боевом порядке, у сарматов же к этому времени одни разбрелись по округе в поисках добычи, другие тащили тюки с награбленным добром; лошади их ступали неуверенно, и они, будто связанные по рукам и ногам, падали под мечами солдат. Как это ни странно, сила и доблесть сарматов заключены не в них самих: нет никого хуже и слабее их в пешем бою, но вряд ли существует войско, способное устоять перед натиском их конных орд. В тот день, однако, шел дождь, лед таял, и они не могли пользоваться ни пиками, ни своими длиннейшими мечами , которые сарматы держат обеими руками; лошади их скользили по грязи, а тяжелые панцири не давали им сражаться. Эти панцири , которые у них носят все вожди и знать, делаются из пригнанных друг к другу железных пластин или из самой твердой кожи; они действительно непроницаемы для стрел и камней, но если врагам удается повалить человека в таком панцире на землю, то подняться он сам уже не может. Вдобавок ко всему их лошади вязли в глубоком и рыхлом снегу, и это отнимало у них последние силы. Римские солдаты, свободно двигавшиеся в своих легких кожаных панцирях, засыпали их дротиками и копьями, а если ход битвы того требовал, переходили в рукопашную и пронзали своими короткими мечами ничем не защищенных сарматов, у которых даже не принято пользоваться щитами. Немногие, которым удалось спастись, бежали в болото, где погибли от холода и ран. После того как весть об этой победе достигла Рима, проконсул Мезии Марк Апоний был награжден триумфальной статуей, а легаты легионов Фульв Аврелий, Юлиан Теттий и Нумизий Луп - консульскими знаками отличия. Отон был весьма обрадован, приписал славу этой победы себе и старался создать впечатление, будто военное счастье ему улыбается, а его полководцы и его войска стяжали государству новую славу.

(Перевод Г.С. Кнабе из: Корнелий Тацит. 1970. II. С. 42)

АННАЛЫ

XII, 15. Между тем Митридат Боспорский , который, лишившись трона, не имел и постоянного пристанища, узнает об уходе основных сил римского войска во главе с полководцем Дидием и о том, что в наново устроенном царстве остались лишь неопытный по молодости лет Котис и несколько когорт под начальством римского всадника Юлия Аквилы ; не ставя ни во что ни римлян, ни Котиса, он принимается возмущать племена и сманивать к себе перебежчиков и, собрав в конце концов войско, прогоняет царя дандаров и захватывает его престол. Когда это стало известно и возникла опасность, что Митридат вот-вот вторгнется в Боспорское царство, Котис и Аквила, не рассчитывая на свои силы, тем более что царь сираков Зорсин возобновил враждебные действия против них, стали искать поддержки извне и направили послов к Эвнону , правившему племенем аорсов. Выставляя на вид мощь Римского государства по сравнению с ничтожными силами мятежника Митридата, они без труда склонили Эвнона к союзу. Итак, было условлено, что Эвнон бросит на врага свою конницу, тогда как римляне займутся осадою городов.
16. И вот, построившись походным порядком, они выступают: впереди и в тылу находились аорсы, посередине - когорты и вооруженные римским оружием отряды боспорцев. Враг был отброшен, и они дошли до покинутого Митридатом вследствие ненадежности горожан дандарского города Созы ; было принято решение им овладеть и оставить в нем гарнизон. Отсюда они направляются в земли сираков и, перейдя реку Панду , со всех сторон подступают к городу Успе , расположенному на высоте и укрепленному стенами и рвами; впрочем, его стены были не из камня, а из сплетенных прутьев с насыпанной посередине землей и поэтому не могли противостоять натиску нападавших, которые приводили в смятение осажденных, забрасывая их с возведенных для этого высоких башен пылавшими головнями и копьями. И если бы ночь не прервала сражения, город был бы обложен и взят приступом в течение одного дня.
17. На следующий день осажденные прислали послов, просивших пощадить горожан свободного состояния и предлагавших победителям десять тысяч рабов. Эти условия были отвергнуты, так как перебить сдавшихся было бы бесчеловечной жестокостью, а сторожить такое множество - затруднительно: пусть уж лучше они падут по закону войны; и проникшим в город с помощью лестниц воинам был подан знак к беспощадной резне. Истребление жителей Успе вселило страх во всех остальных, решивших, что больше не стало безопасных убежищ, раз неприятеля не могут остановить ни оружие, ни крепости, ни труднодоступные и высокогорные местности, ни реки, ни города. И вот Зорсин после долгих раздумий, поддержать ли попавшего в беду Митридата или позаботиться о доставшемся ему от отца царстве, решил, наконец, предпочесть благо своего народа и, выдав заложников, простерся ниц перед изображением Цезаря, что принесло великую славу римскому войску, которое, одержав почти без потерь победу, остановилось, как стало известно, в трех днях пути от реки Танаиса . Однако при возвращении счастье изменило ему: несколько кораблей (ибо войско возвращалось морем) выбросило к берегу тавров, и их окружили варвары, убившие префекта когорты и множество воинов из вспомогательного отряда.
18. Между тем Митридат, не находя больше опоры в оружии, задумывается над тем, к чьему милосердию он мог бы воззвать. Довериться брату Котису, в прошлом предателю, в настоящем - врагу, он опасался. Среди римлян не было никого, наделенного такой властью, чтобы его обещания можно было счесть достаточно вескими. И он решил обратиться к Эвнону, который не питал к нему личной вражды и, недавно вступив с нами в дружбу, пользовался большим влиянием. Итак, облачившись в подобавшее его положению платье и придав своему лицу такое же выражение, он вошел в покои царя и, припав к коленям Эвнона, сказал: "Пред тобою добровольно явившийся Митридат, которого на протяжении стольких лет на суше и на море преследуют римляне; поступи по своему усмотрению с потомком великого Ахемена - лишь одного этого враги не отняли у меня".
19. Громкое имя этого мужа , лицезрение превратностей дел человеческих и его полная достоинства мольба о поддержке произвели сильное впечатление на Эвнона, и тот, подняв Митридата с колен, хвалит его за то, что он предпочел предаться племени аорсов и лично ему, Эвнону, дабы с их помощью испросить примирения. И Эвнон отправляет к Цезарю послов и письмо, в котором говорилось так: "Начало дружбе между римскими императорами и царями великих народов кладется схожестью занимаемого ими высокого положения; но его с Клавдием связывает и совместно одержанная победа. Исход войны только тогда бывает истинно славным, когда она завершается великодушием к побежденным - так и они ничего не отняли у поверженного ими Зорсина. Что касается Митридата, заслужившего более суровое обхождение, то он, Эвнон, просит не о сохранении за ним власти и царства, но только о том, чтобы его не заставили следовать за колесницею триумфатора и он не поплатился своей головой".
20. Однако Клавдий, обычно снисходительный к чужеземной знати, на этот раз колебался, что было бы правильнее, принять ли пленника, обязавшись сохранить ему жизнь, или захватить его силой оружия. К последнему его толкала горечь нанесенных ему оскорблений и жажда мести; но возникали и такие возражения: придется вести войну в труднодоступной местности и вдали от морских путей; к тому же цари в тех краях воинственны, народы - кочевые, земля - бесплодна; медлительность будет тягостна, а торопливость чревата опасностями; победа обещает мало славы, а возможное поражение - большой позор. Не лучше ли поэтому удовлетвориться предложенным и оставить жизнь изгнаннику, который, чем дольше проживет в унижении, тем большие мучения испытает. Убежденный этими соображениями, Клавдий ответил Эвнону, что, хотя Митридат заслуживает наистрожайшего примерного наказания и он, Клавдий, располагает возможностью его покарать, но так уже установлено предками: насколько необходимо быть непреклонным в борьбе с неприятелем, настолько же подобает дарить благосклонность молящим о ней - ведь триумфы добываются только в случае покорения исполненных силы народов и государств.
21. После этого Митридат был выдан римлянам и доставлен в Рим прокуратором Понта Юнием Цилоном. Передавали, что он говорил с Цезарем более гордо, чем надлежало бы в его положении, и получили известность такие его слова: "Я не отослан к тебе, но прибыл по своей воле; а если ты считаешь, что это неправда, отпусти меня и потом ищи". Он сохранял бесстрастное выражение лица и тогда, когда, окруженный стражею, был выставлен напоказ народу у ростральных трибун. Цилону были определены консульские отличия, Аквиле - преторские.

(Перевод А.С. Бобовича из: Корнелий Тацит. 1970. I. С. 202-204)

Биография

Публий (или Гай) Корнелий Тацит - древнеримский историк, один из самых известных писателей античности, автор трёх небольших сочинений («Агри́кола», «Германия», «Диалог об ораторах») и двух больших исторических трудов («История» и «Анналы»).

В молодости Тацит совмещал карьеру судебного оратора с политической деятельностью, стал сенатором, а в 97 году добился высшей магистратуры консула. Достигнув вершин политической карьеры, Тацит воочию наблюдал произвол императоров и раболепство сената. После убийства императора Домициана и перехода власти к династии Антонинов он решился описать события последних десятилетий, но не в русле придворной историографии, а как можно более правдиво. Для этого Тацит скрупулёзно изучал источники и старался восстановить полную картину событий. Накопленный материал историк излагал эффектным языком с обилием кратких отточенных фраз, сторонясь избитых выражений и ориентируясь на лучшие образцы латинской литературы (Саллюстия, Цицерона, Тита Ливия). В своих работах он не всегда был нейтрален, и описание правления императоров Тиберия и Нерона стилизовал под трагедию.

Благодаря таланту писателя, глубокому анализу источников и раскрытию психологии действующих лиц Тацит нередко считается величайшим из римских историков. В Новое время его сочинения обрели популярность в Европе и повлияли на развитие исторической и политической мысли.

Происхождение, рождение, детство

Настоящее первое имя (преномен) Тацита точно неизвестно. Современники называли его просто Корнелием (по номену) или Тацитом (по когномену). В V веке Сидоний Аполлинарий упомянул его под именем Гай, но средневековые рукописи его сочинений подписаны именем Публий . В современной историографии его чаще называют Публием.

Неизвестна и точная дата рождения Тацита. Основываясь на последовательности занятия магистратур (cursus honorum), его рождение относят к 50-м годам. Большинство исследователей называют даты в промежутке с 55 до 58 года (Б. Боргези пишет, что Тацит родился в 55-56 годах, И. М. Гревс - около 55, Р. Сайм - в 56-57, Г. С. Кнабе - в 57-58 годах, М. фон Альбрехт - вскоре после середины 50-х годов, С. И. Соболевский - в 54-57 годах; в авторитетной энциклопедии Pauly-Wissowa время рождения Тацита относится к 55-56 годам).

Неизвестно и место рождения Тацита. Его отца часто отождествляют с Корнелием Тацитом, которого Плиний Старший упоминает в «Естественной истории» как всадника и прокуратора Белгской Галлии (Белгики). Плиний пишет, что наблюдал, как сын прокуратора необычайно быстро рос уже в первые три года жизни. В XIX веке было распространено мнение, что упомянутый Плинием Корнелий Тацит - отец историка, а быстро росший ребёнок - его брат. Альтернативной точкой зрения тогда было мнение, что прокуратором Белгики был сам римский историк. В XX веке возобладало мнение о том, что прокуратор Белгики - отец известного Тацита. Также допускается возможность, что речь могла идти о его дяде. Но отсутствие надёжных сведений о времени пребывания Плиния на Рейне не даёт возможности установить, действительно ли он родился в Белгике. Кроме того, в середине I в. н. э. недавно присоединённая к Римской империи Белгика оставалась варварской областью, и местом его рождения чаще называют Транспаданию (северную часть бывшей Цизальпийской Галлии) или Нарбонскую Галлию. По мнению Г. С. Кнабе, более вероятно рождение Тацита в Нарбонской Галлии, поскольку там наблюдается самая высокая плотность эпиграфических памятников с упоминанием имени Тацитов. Аналогичного мнения придерживаются авторы «Кембриджской древней истории» Г. Тауненд и Г. Вулф. Некоторые исследователи предполагают, что Тацит родился в Риме, поскольку видят в его творчестве высокомерное отношение к провинциалам. Наконец, на основании того, что император Марк Клавдий Тацит родился в городе Интерамн (Терни), в эпоху Возрождения горожане решили считать историка своим земляком и поставили ему памятник[коммент. 2]. Но уже в XVI веке это было подвергнуто сомнению и в настоящее время не воспринимается всерьёз.

Его предки, скорее всего, происходили из Италии или Южной Франции. Когномен «Тацит» характерен для принципов образования имён в латинском языке. Он происходит от глагола taceō - молчать, быть тихим. Наиболее часто когномен «Тацит» встречается в Цизальпийской Галлии и Нарбонской Галлии, поэтому вполне вероятны кельтские корни семейства. Несмотря на свидетельство Плиния о том, что Корнелии Тациты были всадниками (представителями плебейских ветвей рода Корнелиев), существует версия, что на самом деле он происходил из патрицианской ветви Корнелиев. Некоторые учёные предполагают, что Тациты были потомками вольноотпущенников и, возможно, происходили от кого-то из десяти тысяч рабов, которым даровал свободу Луций Корнелий Сулла. Но в современной историографии более распространено мнение, что предки Тацита получили римское гражданство примерно за сто-двести лет до его рождения при поддержке некоего римского магистрата Корнелия.

На основании анализа детальных описаний историком различных провинций Римской империи Г. С. Кнабе предположил, что можно узнать районы, где он рос. По его мнению, ими были Белгика, Нижняя Германия, северо-восточная часть Нарбонской Галлии и долина реки По. Р. Сайм, впрочем, указывает на то, что подробное описание Тацитом особенностей провинциальной географии было следствием использования хороших источников. Если упомянутый Плинием Корнелий Тацит - отец историка и прокуратор провинции, то его детство должно было пройти в городе Августа Треверов (лат. Augusta Treverorum; современный Трир) или в Колонии Клавдия алтаря Агриппины (лат. Colonia Claudia Ara Agrippinensium; современный Кёльн).

Некоторые исследователи находят в творчестве Тацита галлицизмы (диалектные слова, распространённые в галльских провинциях), которые могут свидетельствовать о том, что образование историк получил за пределами Италии. Кроме того, благодаря его неоднократным публичным выступлениям в Риме имеются свидетельства о заметном акценте историка. Этот акцент мог сложиться под влиянием формирования речевых навыков среди романизированных германцев. Возвращение Тацита из Белгики в Рим, таким образом, произошло после середины 60-х годов, когда его акцент уже сложился. Впрочем, эта гипотеза не является общепринятой.

Молодость, начало политической карьеры

Тацит получил хорошее риторическое образование. Предполагается, что его учителем риторики мог быть Квинтилиан, а позднее - Марк Апр и Юлий Секунд. Философской подготовки он, вероятно, не получил и позднее сдержанно относился к философии и философам. Будущий историк добился большого успеха в публичных выступлениях, и Плиний Младший пишет о том, что в конце 70-х годов «громкая слава Тацита была уже в расцвете». Ничего не известно о его военной службе.

В 76 или 77 году Тацит обручился с дочерью полководца Гнея Юлия Агриколы по инициативе последнего. Примерно в это же время начала стремительно развиваться карьера Тацита. Его собственное признание о том, что его карьере способствовали три императора - Веспасиан, Тит и Домициан - обычно истолковывается как внесение в список сенаторов Веспасианом, квестура во времена Тита и претура при Домициане. Как правило, в римский сенат попадали все магистраты начиная с квестора или трибуна. Досрочное попадание Тацита в сенат стало свидетельством доверия со стороны нового императора. Таким образом, Тацит попал в число «кандидатов цезаря» - лиц, рекомендованных императором к занятию должности и утверждавшихся сенатом вне зависимости от их способностей и заслуг. Впрочем, по другой версии, в сенат он был введён только при Тите, то есть одновременно с квестурой. В 81 или 82 году Тацит был квестором, а спустя два или три года стал трибуном или эдилом, хотя нет прямых свидетельств, указывающих на занятие этих должностей. Майкл Грант предполагает, что в 85 году Тацит мог способствовать возвращению Агриколы из Британии, но маловероятно, что будущий историк был тогда достаточно влиятельным для оказания воздействия на императора.

В 88 году Тацит стал претором. Примерно в это же время он вошёл в коллегию квиндецемвиров, которая хранила Сивиллины книги и ведала некоторыми культами. Членство в этой коллегии было очень престижным. Столь быстрое возвышение, по мнению исследователей, стало следствием верности династии Флавиев. В 88 году Тацит участвовал в организации внеочередных Секулярных (Столетних) игр, созванных по инициативе Домициана, о чём пишет в «Анналах»:

«…Ведь и он [Домициан] также дал секулярные игры, и в их устройстве я принимал деятельное участие, облечённый званием жреца-квиндецимвира и тогда, сверх того, претор; говорю об этом не ради похвальбы, а потому, что эта забота издавна возлагалась на коллегию квиндецемвиров»

Подробнее Тацит описал эти игры в несохранившихся книгах «Истории». Тем не менее, ему не удалось воспользоваться почётными лаврами организатора игр - в том же году вспыхнул мятеж Луция Антония Сатурнина, который Домициан жестоко подавил, после чего провёл массовые казни в Риме. Когда император начал репрессии против реальных и вымышленных оппонентов, Тацит ему не противодействовал. В 89-93 годах будущий историк отсутствовал в Риме, однако не представляется возможным установить, где он находился. Его отсутствие выводится из описания смерти его тестя Гнея Юлия Агриколы (93 год) в одноимённом сочинении:

«Но меня и его дочь, при всей нашей скорби из-за потери отца, охватывает ещё и горькое сожаление, что нам не пришлось находиться при нём во время его болезни, окружать нашим вниманием умирающего, запечатлеть в себе его образ, обнять его напоследок. Мы, разумеется, знаем, в чём состояли его напутствия и каковы были сказанные им перед кончиною слова, и все они глубоко запали нам в душу. Но наша печаль, наша сердечная рана в том, что из-за нашего длительного отсутствия он был потерян нами за четыре года до этого»

На основании упоминавшегося свидетельства Плиния Старшего самого историка изредка считают прокуратором Белгики. Г. С. Кнабе, основываясь на хорошем знании земель вдоль Рейна, приписывает Тациту пребывание в одной из германских провинций в ранге наместника. Р. Сайм, впрочем, предполагает, что германские провинции и, в частности, Белгика, были слишком важными для управления пропретором. Однако Тацит, по его мнению, как и большинство других амбициозных политиков, мог командовать легионом в одной из провинций. Э. Бирли предполагает, что он командовал одним легионом, расквартированным на Рейне или на Дунае. Существуют также предположения, что Тацит занимался гражданскими делами (прежде всего, судебными) в Каппадокии, Британии или Ближней Испании.

Консулат, последние годы жизни

В 97 году Тацит стал одним из консулов-суффектов по заранее утверждённому списку. Ранее, в 96 году, Домициан был свергнут, императором стал Нерва. Из-за этого неясно, какой император составлял и утверждал список консулов на будущий год. Предполагается, что составлялся список Домицианом, а окончательно утверждался Нервой, поскольку известно, что консулами 69 года стали в основном люди, утверждённые ещё за шесть месяцев до нового года императором Нероном. Другими консулами стали именитые политики, полководцы и юристы. Их одобрение Нервой стало знаком, что новую власть поддерживают самые известные люди из представителей нобилитета и талантливых выходцев из низов и что новый император намерен опираться на них, не предпринимая радикальных изменений и не используя силу. Это было актуально, поскольку в Риме помнили о гражданской войне, которая охватила империю после падения династии Юлиев-Клавдиев. Состав консулов на 97 год показателен и тем, что почти все новые консулы были верны прежним принцепсам (до Домициана) и не принадлежали к сенатской оппозиции императорам. Для Тацита, сына прокуратора и всадника по рождению, это была вершина очень удачной карьеры. В месяцы консулата Тацита (будучи суффектом, он был одним из двух консулов не весь год) произошёл мятеж преторианцев под руководством Касперия Элиана, и историк был свидетелем или даже участником попыток урегулирования ситуации. Именно в дни мятежа Нерва усыновил популярного полководца Марка Ульпия Траяна[коммент. 3], находившегося на Рейне, и послал ему письмо со строкой из Илиады «Слёзы мои отомсти аргивянам стрелами твоими!». Известно и о том, что в 97 году Тацит произнёс погребальную речь на похоронах консула Луция Вергиния Руфа. Примерно в 100 году он вместе с Плинием Младшим участвовал в деле африканских провинциалов против проконсула Мария Приска - наместника, известного своими злоупотреблениями.

В 100-104 годах о Таците вновь ничего не известно, но он, скорее всего, вновь находился вне Рима. Впрочем, основания для этой гипотезы довольно шаткие, поскольку она основана на письме Плиния к Тациту с приветствием о возвращении из какого-то путешествия (Цицерон аналогичным образом приветствовал вернувшихся издалека). Наиболее вероятным местом его пребывания называются провинции Нижняя или Верхняя Германия, причём, скорее всего, он находился там в качестве наместника. В эти годы военные действия на Рейне практически прекратились, и несколько легионов были переброшены на Дунай для войны с даками, поэтому не бывший профессиональным военным Тацит мог претендовать на эту должность.

Достоверно известно о проконсульстве Тацита в Азии с лета 112 до лета 113 годов - его имя и должность зафиксированы в надписи, найденной в конце XIX века в Милясах. Провинция Азия была важна для империи, и императоры назначали туда проверенных людей. Назначение Тацита на 112/113 годы было особенно ответственным из-за готовившегося Траяном похода на Парфию.

На протяжении всей жизни Тацит дружил с Плинием Младшим - одним из виднейших римских интеллектуалов конца I века. Точная дата смерти историка неизвестна. На основании того, что он озвучивал намерение описать также правление Октавиана Августа, а также Нервы и Траяна, но не выполнил обещания, возможно, что он умер вскоре после издания «Анналов» (конец 110-х годов). Но отсутствие упоминаний о Таците в «Жизни двенадцати цезарей» Светония (этот автор никогда не называет по именам живущих людей) может свидетельствовать, что историк умер уже после выхода в свет этого произведения, то есть около 120 года или позднее. Таким образом, Тацит умер в правление императора Адриана.

Литературная деятельность

Римская историография I века

К концу I века в Риме сложилась богатая историческая традиция. К этому времени было написано немало сочинений, описывавших как историю Рима от его основания, так и прошлое римских провинций, значительная часть которых ранее была самостоятельными государствами. Существовали и подробные работы об отдельных войнах или о небольших периодах времени. Обычно история считалась разновидностью ораторского искусства. Это было связано с тем, что в Древней Греции и Риме любые произведения обычно зачитывались и воспринимались на слух. Занятия историей были в почёте, и ей занимались самые высокопоставленные лица. Несколько исторических сочинений написал император Клавдий; автобиографические произведения оставили современники Тацита Веспасиан и Адриан, а Траян описал Дакийскую кампанию.

Но в целом во времена Тацита историография находилась в упадке. Во-первых, установление принципата разделило историков на две группы - поддерживавших империю и находившихся в оппозиции к ней или к правящему императору. Авторы первой категории старались не затрагивать события последних десятилетий, ограничиваться отдельными эпизодами либо описывать недавние события, прославляя действующего императора и следуя официозной версии событий конца I века до н. э. - I века н. э. Во-вторых, авторам, которые писали о современных событиях, стало сложнее искать источники - многие очевидцы важных событий (дворцовые перевороты, заговоры, придворные интриги) умерщвлялись, высылались из Рима или хранили молчание, а важнейшие документы стали храниться при дворе императора, куда имели доступ немногие. В-третьих, к правящей элите пришло понимание, что современные историки, описывая прошлое, нередко так или иначе проводят аналогии с современными реалиями и высказывают своё мнение о происходящих в обществе процессах. В результате появилась цензура исторических произведений. О такой возможности был хорошо осведомлён и Тацит, который описывает трагическую судьбу Кремуция Корда и его исторического сочинения (он покончил жизнь самоубийством, а его работы были сожжены). Кроме того, Тацит упоминает Арулена Рустика и Геренния Сенециона, которых казнили, а их произведения сожгли на костре. В «Диалоге об ораторе» устами Юлия Секунда Тацит озвучивает распространённое мнение, что нежелательна публикация сочинений, которые могут быть истолкованы как скрытый выпад против императорской власти. Кроме того, потенциальные историки начали подвергаться давлению и из-за стремления раскрыть закулисную жизнь сената и придворных императора. Так, Плиний Младший упоминает о том, что однажды публично зачитывавшего своё сочинение Тацита (по-видимому, он читал первые книги своей «Истории») прервали друзья некоего человека. Они стали упрашивать его не продолжать чтение, поскольку историк готовился рассказать слушателям информацию, которая могла бы негативно сказаться на репутации их друга. Таким образом, написание исторических сочинений стало сопряжено с различными трудностями. По этим причинам сравнительно нейтрального произведения, которое бы детально описывало правление первых римских императоров, к концу I века так и не появилось. За написание такой работы взялся Тацит.

Обзор произведений

Мысль написать историческое произведение о ближайшем прошлом, по всей видимости, пришла к Тациту вскоре после убийства Домициана. Однако, обратившись к литературному творчеству, он начал с небольших произведений. Сперва Тацит написал биографию своего тестя Агри́колы («De vita Iulii Agricolae» - «О жизни Юлия Агриколы»), где в том числе собрал воедино немало географических и этнографических подробностей о жизни британских племён. Уже во вступлении к «Агриколе» он характеризует правление Домициана как время, которое император отнял у римлян. Там же обозначено намерение автора написать всеобъемлющее историческое сочинение:

«И всё же я не пожалею труда для написания сочинения, в котором пусть неискусным и необработанным языком - расскажу о былом нашем рабстве и о нынешнем благоденствии. А тем временем эта книга, задуманная как воздаяние должного памяти моего тестя Агриколы, будет принята с одобрением или во всяком случае снисходительно; ведь она - дань сыновней любви».

Чуть позже в отдельном сочинении «Германия» («De origine et situ Germanorum» - «О происхождении и расположении германцев») Тацит описал опасных северных соседей Римской империи - германские племена. «Агрикола» и «Германия» перекликаются с общей идейной направленностью поздних работ историка. После их завершения Тацит приступил к написанию масштабного произведения о событиях 68-96 годов - «Истории» («Historiae» - «История»[коммент. 4]). Во время её создания им был также опубликован небольшой «Диалог об ораторах» («Dialogus de oratoribus»). К концу жизни историк занялся написанием труда «Анналы» («Annales»; первоначальным названием было «Ab excessu divi Augusti» - «От кончины божественного Августа») о событиях, предшествовавших описанным в «Истории» (то есть 14-68 годы).

Агрикола

В 98 году Тацит написал биографию своего тестя Гнея Юлия Агри́колы с акцентом на его военных кампаниях на Британских островах - «De vita et moribus Iulii Agricolae». В настоящее время «Агрикола» чаще всего считается первым произведением Тацита и датируется 98 годом, хотя существуют и иные датировки. Исследователи отмечают определённое сходство «Агриколы» с laudatio - торжественными погребальными речами, которые обычно произносили на похоронах знатных римлян. Возможно, это произведение было написано вместо погребальной речи, которую Тацит не смог произнести из-за отсутствия в Риме.

В произведении лаконично описывается юность и конец жизни Агриколы, между ними находятся пространные описания Британии и походов полководца, а в начале и конце - перекликающиеся друг с другом вступление и заключение. Представляя своего тестя прежде всего в качестве крупного полководца, Тацит следовал традиции, заложенной ещё в республиканскую эпоху. В соответствии с ней, римские аристократы обладали особым набором качеств (лат. virtus[коммент. 5]) и проявляли их прежде всего в военных кампаниях. Стиль сочинения характеризуется краткостью, возвышенностью слога и выразительными описаниями, что будет характерно и для более поздних произведений историка. Кроме того, «Агрикола» в сжатой форме содержит основные идеи, которые впоследствии Тацит развивал в своих крупных произведениях.

Изображение историком Агриколы олицетворяет идеал римского гражданина. На примере своего тестя историк доказывает, что умеренный и добродетельный человек способен выжить при любом, даже самом суровом императоре. По сравнению с более распространёнными занимательными биографиями раннеимперского периода (сохранились сборники Плутарха и Светония), «Агрикола» отличается почти полным отсутствием тривиальных фактов и анекдотичных историй из жизни описываемого человека. Кроме собственно биографического материала, Тацит использовал этнографические и географические отступления, благодаря чему «Агрикола» - важный источник по истории Британских островов в первый век римского владычества.

Германия

Вторым произведением Тацита стало сочинение «De origine, situ, moribus ac populis Germanorum» («О происхождении, расположении, нравах и населении Германии») - географический и этнографический очерк о жизни древних германцев и о расположении отдельных племён. Эта работа была написана вскоре после «Агриколы», в том же 98 году - на это указывает упоминание о втором консульстве Траяна. «Германия» условно делится на две части - общую и специальную. В первом разделе Тацит описывает германцев целиком, во втором - каждое племя в отдельности. Тацит подробно описывает нравы германцев, которых ценит достаточно высоко (он пишет не только о недостатках германских племён, но и об их достоинствах по сравнению с римлянами; подробнее см. ниже). Цель написания сочинения неясна - либо это было простое ознакомление с жизнью северных соседей, либо историк преследовал некую определённую цель (желание повлиять на Траяна и убедить его не начинать войну с воинственными племенами; указание на опасность, исходящую с севера, и так далее).

Сочинение является крайне ценным источником по истории древних германцев. Благодаря наличию положительных характеристик древних германцев это произведение использовалось идеологами германского национализма и оказало большое влияние на развитие германского национального движения (подробнее см. ниже).

Диалог об ораторах

В основе этого произведения лежит сюжет о беседе нескольких известных в Риме ораторов о своём ремесле и его скромном месте в общественной жизни. Затрагивавшие вопрос о причинах упадка красноречия сочинения, подобные «Диалогу», были распространены в I веке н. э., однако позиция Тацита на эту тему совершенно иная. Ораторы Марк Апр и Юлий Секунд приходят к Куриацию Матерну, который на днях публично прочитал свою поэму о Катоне Младшем - одном из самых идеализируемых римских республиканцев и борцов с тиранией. С обсуждения целесообразности издания сочинения, которое восхваляет непримиримого защитника республиканского строя, начинается дискуссия о красноречии. После присоединения к Апру и Секунду Випстана Мессалы начинается обсуждение места ораторского мастерства в современном мире. По замечанию Г. С. Кнабе, дискуссия выглядит «как пародия на судебный процесс, с адвокатами, ответчиками и истцами, [повествование] пересыпано шутками, возражения высказываются с улыбкой». Молодой Тацит всё это время слушает своих наставников - известнейших ораторов Рима. Историчность главных героев находится под вопросом - иногда предполагается, что по крайней мере Марк Апр и Куриаций Матерн - персонажи вымышленные. Разговор происходит около 75 года, но уточнить дату мешает оплошность Тацита: в тексте присутствует как указание на шестой год правления Веспасиана (между 1 июля 74 и 1 июля 75 года), так и упоминание того, что прошло сто двадцать лет со дня гибели Цицерона (то есть после 7 декабря 76 года).

В XIX веке «Диалог» считали первым произведением Тацита и относили его создание примерно к 77 году, то есть вскоре после описанного им разговора. Позднее такой точки зрения придерживались, в частности, С. И. Соболевский и С. И. Ковалёв[коммент. 6]. Однако в настоящее время выход в свет произведения относится ко времени после убийства Домициана. Ряд учёных относят написание произведения примерно к 102 году или ещё более позднему времени, Г. С. Кнабе отстаивает идею о появлении «Диалога» во время работы над «Историей» около 105-107 годов. Окончательная датировка, впрочем, остаётся неясной. До конца не решён и вопрос о подлинности этого сочинения (см. ниже). Современные исследователи, как правило, соглашаются с авторством Тацита и рассматривают заложенные в «Диалоге» идеи как рассуждения историка о причинах своего перехода от ораторской карьеры к написанию истории и о выборе стиля для своих сочинений.

История

Тацит, пережив эпоху Домициана, твёрдо решил описать это непростое время, начав повествование с года четырёх императоров (69 год). Первоначально он планировал описать правление Домициана в негативном свете и противопоставить ему властвование Нервы и Траяна. Впрочем, вскоре историк разочаровался в новом режиме, и изменение взглядов нашло отражение в его сочинениях[коммент. 7]. По этой причине, а также из-за деликатности темы историк решил отказаться от описания правления Нервы и Траяна. На это решение повлияло и недовольство известных в Риме людей излишне откровенными рассказами о закулисной жизни римского сената, которые хорошо осведомлённый Тацит начал включать в повествование (см. выше).

В современной историографии окончание работы над произведением датируется примерно 109 годом, хотя нет свидетельств, позволяющих провести точную датировку. Точное число книг «Истории» неизвестно: современные исследователи чаще говорят о 12 книгах, хотя из оглавления рукописи «Медицейская II» (см. ниже) следует, что «История» состояла из 14 книг. Историк очень подробно описал события года четырёх императоров - ему он посвятил три книги, в то время как оставшимся 26-ти годам он посвятил девять книг.

Анналы

Ещё во время написания «Истории» Тацит столкнулся с необходимостью исследования истоков проблем, с которыми римское общество столкнулось в год четырёх императоров и при Флавиях. Поэтому он начал написание произведения «Ab excessu divi Augusti» («От кончины божественного Августа»), в котором описал правление Тиберия, Калигулы, Клавдия и Нерона, а также, вероятно, шесть месяцев безвластия до начала повествования в «Истории». Только в Новое время это сочинение начали называть «Анналами». Это самое крупное произведение историка, состоявшее из 18 или 16 книг[коммент. 8]. Вероятно, объёмное сочинение было разделено на три части и издавалось постепенно. По разным оценкам, «Анналы» были написаны после 110 или после 113 года. До наших дней целиком сохранились только книги I-IV (описывали события 14-28 годов) и XII-XV (48-65 годы), частично - VI, XI, XVI (31-37, 47-48, 65-66 годы), а также небольшой фрагмент книги V (события 29 года). Таким образом, в основном сохранились описания правления Тиберия и Нерона, частично - Клавдия и совершенно не дошёл рассказ об императорстве Калигулы. Кроме того, «Анналы» могли остаться незавершёнными - Тацит мог умереть, не успев завершить работу над книгами XVII и XVIII (67-68 годы). Из-за смерти историка книги XIII-XVI «Анналов» могли опубликовать в предварительной редакции, что объяснило бы некоторые содержательные, логические и стилистические недостатки этих книг. В книге XV содержится описание казней христиан при Нероне - одно из первых независимых свидетельств о Христе и о существовании христианской общины в Риме, благодаря чему этому фрагменту уделяется пристальное внимание исследователей (см. ниже).

В «Анналах» Тацит озвучил намерение описать правление Октавиана Августа, но об этом сочинении ничего не известно - по-видимому, оно так и не было написано.

Источники

Принято считать, что Тацит внимательно относился к подбору источников, в отличие от ряда современников, которые занимались лишь компилированием других работ. Из-за того, что историк практически никогда не называет свои источники информации, их установление проблематично. По словам немецкого филолога М. фон Альбрехта, Тацит атрибутирует только те мнения, «ответственность за которые он не желает брать на себя».

Для большинства своих произведений он использует широкий круг источников - исторические произведения предшественников, политические памфлеты[коммент. 9], законодательные акты. Кроме того, Тацит изучал мемуары видных римлян (например, Агриппины Младшей и Гнея Корбулона) и собирал свидетельства очевидцев. Собранные сведения Тацит старался детально анализировать и сравнивать друг с другом, чтобы выявлять недостоверную информацию. Однако кропотливый труд по отбору источников не мешал историку записывать и всевозможные слухи (например, о том, что придворный Луций Элий Сеян в юности торговал собой). Впрочем, нередко Тацит указывает на то, что какая-то информация может и не соответствовать действительности.

Важным источником для Тацита служили акты сената из архива, хотя некоторые учёные оспаривают их важность для Тацита. По мнению Р. Сайма, подобная критика безосновательна, и по крайней мере в «Анналах» акты сената использовались очень часто. Замечено, что информация, которая могла быть почерпнута именно из сенатских протоколов, обычно группируется в описании событий конца каждого года. Нередко историк использовал официальные протоколы и тексты законодательных актов для уточнения или опровержения информации из других источников. Современные исследователи обращают внимание на падение ценности актов сената в I веке н. э. Дело в том, что в терявший влияние сенат поступала уже не вся информация из провинций, а самые ценные документы стали храниться при дворе императора, куда имели доступ немногие. Использовал Тацит и публичные выступления императоров и политиков, которые нередко записывались и затем распространялись. Также он использовал отчёт Тиберия о своём правлении.

Ещё в XIX веке было замечено, что фактические сведения и особенности повествования у Тацита и писавшего по-гречески более позднего историка Диона Кассия нередко бывают похожи. До сих пор нет единого мнения, являются ли похожие фрагменты заимствованием Диона Кассия у Тацита, либо же оба историка использовали некоторые одинаковые сочинения предшественников, которые не дошли до наших дней. В пользу последнего предположения свидетельствуют различные трактовки фактического материала и серьёзные различия в описании событий нескольких лет, например, 15-16 годов. Немало сходств обнаруживается у историка со Светонием и Плутархом (описание Тацитом императоров Гальбы и Отона очень похоже на их описание в «Сравнительных жизнеописаниях» Плутарха, однако оценки императоров у двух историков кардинально различаются). В качестве возможных источников их сведений называют сочинения Ауфидия Басса, Сервилия Нониана и Плиния Старшего. Впрочем, все эти произведения не сохранились, а сам Тацит в предисловии к «Анналам» пишет о том, что ко времени написания сочинения история династии Юлиев-Клавдиев так не и была написана по политическим причинам.

С XIX века существует критическая традиция (см. ниже), представители которой отстаивали тезис об исключительно компилятивном характере работ Тацита и, таким образом, об их ненадёжности для современных историков. В настоящее время она имеет немного последователей в чистом виде, как и сам подход, утверждающий компилятивный характер всей римской историографии. При этом не отрицается решающая роль нескольких источников.

При написании «Германии» и этнографическо-географических пассажей в других сочинениях Тацит пользовался работами предшественников (сохранилась только «География» Страбона и немногочисленные фрагменты других сочинений) и записывал свидетельства путешественников. Среди не дошедших до нашего времени работ предшественников источниками для «Германии» могли служить 104-я книга «Истории от основания города» Тита Ливия, «Германская война» Плиния Старшего и сочинения греческих авторов. Несмотря на распространённое мнение о провинциальном происхождении Тацита и его наместничестве в провинциях, вопрос о роли личного опыта в описании германцев и географии Германии является дискуссионным.

Особенности языка

Хотя стиль исторических сочинений Тацита больше всего похож на произведения Гая Саллюстия Криспа (см. выше), он не является радикальным приверженцем искусственной архаизации речи. Однако благодаря Катону Старшему и Саллюстию архаизмы применялись нередко во всей римской историографии. Поэтому Тацит, следуя традиции и идеализируя прошлое, нередко применяет архаизмы. Впрочем, он находился и под сильным влиянием современной литературной моды: немало лексики, которая используется историком, встречается только у писателей «серебряного века» латинской литературы.

Наиболее чётко все черты специфического языка Тацита прослеживаются в «Анналах». Эволюция его стиля отразилась и на выборе им лексики. Так, в последних книгах «Анналов» крайне редко встречаются слова, использовавшиеся в более ранних сочинениях для обозначения добрых намерений и положительных качеств людей - pietas (благочестие, справедливость), providentia (предвидение, предусмотрительность, заботливость), felicitas (честность, плодородие). Описывая мрачные времена Тиберия и Нерона, Тацит ни разу не прибегает к словам humanitas (человеколюбие; человеческое достоинство), integritas (безупречность, правильность, честность) и некоторым другим. Во всех своих произведениях он старается избегать просторечных, общепринятых и технических слов и заменять их более редкими аналогами: например, вместо virgines Vestales (девы-весталки) он пишет virgines Vestae (девы Весты); вместо Campus Martius (Марсово поле) - Campus Martis (поле Марса); вместо того, чтобы сказать «с помощью лопат и кирок» он пишет «посредством чего выносится земля и вырезается дёрн». Иногда Тацит прибегает к помощи не слишком распространённых выражений: например, вместо обычного senatus consultum (решение сената) он иногда употребляет consultum senatus (решение сената; иной порядок слов), senatus decretum (указ сената), decretum senatus (указ сената; иной порядок слов), decretum patrum (указ отцов). Тацит нередко применяет поэтизмы (слова, которые обычно используются в определённом значении в поэзии): regnator (вместо rex - царь), sinister[коммент. 10], cura, scriptura[коммент. 11], fabula и другие.

Среди наиболее часто используемых архаизаций языка в «Анналах» - более частое употребление глагола reor вместо обычного puto (оба слова - синонимы, и обозначают «я думаю», «я полагаю», «я считаю»). Другие частые устаревшие слова - claritudo вместо claritas (слава, почёт, знатность), luxus вместо luxuria (роскошь), maestitia вместо maeror (уныние, грусть, печаль), servitium вместо servitus (рабство, неволя). Вместо обычного senatores (сенаторы) историк часто употребляет patres (отцы). Кроме того, Тацит использует множество различных слов для изображения убийств, смертей и самоубийств. Немало устаревших слов, используемых Тацитом, встречается и в работах историков-предшественников (в частности, torpedo[коммент. 12] вместо torpor - бездействие; оцепенение, окоченение).

Избегает Тацит и греческих слов. Вместо того, чтобы назвать слово «σωτήρ» (сотер - спаситель, хранитель), он пишет «он усвоил себе название спасителя, выраженное греческим словом этого значения» (лат. conservatoris sibi nomen Graeco eius rei vocabulo adsumpsit). Схожим образом он заменяет пространным латинским объяснением греческие слова «цикута» и «евнух».

Историк избегает периодического строя речи, который был призван делать её более приятной и доступной для восприятия на слух. Вместо длинных периодов часто используются короткие - краткие предложения, не связанные друг с другом союзами и оборотами. Впрочем, в «Диалоге» Тацит следует за Цицероном и использует длинные периоды. Нередко Тацит применяет разнообразные грамматические конструкции в одном предложении для однотипных построений (например, для перечисления целей поступков в одной фразе он может использовать как герундий, так и придаточные предложения; см. справа). Нередко он прибегает к ассонансам и аллитерациям: consurgere et… urgere, piscina… apiscendo, extrema Armenia и другие. Иногда они теряются в переводе: например, в книге I «Анналов» встречается словосочетание adornavit naves; в переводе А. С. Бобовича - оснастил корабли (созвучие утеряно), но в переводе Энтони Джона Вудмэна на английский язык - equipped ships. В книге XII «Анналов» - testamentum tamen haud recitatum, в упомянутом переводе на русский язык - Завещание его, однако, оглашено не было (созвучие утеряно), в переводе Э. Дж. Вудмэна на английский - Yet his will was still not read out. Таким образом, нередко переводы на современные языки теряют особенности языка оригинала.

В «Анналах» присутствуют и отступления Тацита от классической грамматики латинского языка. В частности, он использует родительный падеж для выражения отношения либо области для обозначения свойства прилагательного. Тацит очень активно использует метафоры. В ряде случаев из-за активного использования метафор его речь становится двусмысленной. Например, в «Агриколе» Калгак, вождь каледонцев, в своей речи обвиняет римлян в разбое и завоевании земель ради удовлетворения растущих потребностей. Однако ряд выражений в этой речи многозначен и имеет сексуальный подтекст, и потому римляне могут быть представлены как насильники[коммент. 13]. Кроме того, историк часто прибегает к использованию анафор и зевгм.

Особенности изложения

Особенности стиля Тацита не ограничиваются специфическим языком; историк придерживался определённых правил компоновки материала. Он в целом придерживался римской традиции анналистического изложения событий по годам, с началом описания событий каждого года называнием консулов[коммент. 14]. В силу бо́льшей подробности (события года четырёх императоров описываются в нескольких книгах) «История» следует этому принципу лишь частично. Предполагается, что упорное следование анналистической традиции было призвано подчеркнуть противопоставление республиканской и монархической эпох. Внутри каждого года Тацит не следует строгой хронологии, а излагает события в определённом порядке: внутренние дела - внешняя политика - возвращение к внутренней политике (эта схема активно применяется Ливием). Кроме того, некоторые исследователи предполагают, что его книги были сгруппированы группами по шесть (так называемые гекса́ды - «шестикнижия»). Эти группы, вероятно, выдерживались в одном духе и посвящались раскрытию одной глобальной темы; например, в первой гексаде «Анналов» Тацит последовательно выявляет характер Тиберия.

Желая раскрыть истинную подоплёку событий, Тацит столкнулся с отсутствием источников о ситуации при дворе императора. Он был вынужден судить о ней по двум в равной степени недостоверным источникам - слухам и официальным сообщениям. Поэтому он старался тщательно сопоставлять имеющиеся в его распоряжении сведения (см. выше), чтобы раскрыть истинную картину дел. А для того, чтобы донести свою мысль до читателя и слушателя, даже не располагая надёжными источниками, Тацит прибегал к приёму группировки фактов. Благодаря расположению общих картин и частных эпизодов в соответствии с канонами ораторского мастерства достигался особый драматизм изложения. Драматизация изложения достигается и определённой последовательностью расположения эпизодов: например, некоторые события года четырёх императоров в Риме воспринимаются как фарс, поскольку перед этим Тацит сообщает об изменениях в настроении легионов в Германии и на Востоке, которые в конце концов решат судьбу Рима. Произведения Тацита отличаются также психологизмом - историк стремится раскрыть переживания отдельных людей и групп с помощью приёма мотивировки фактов. Он прибегает к тщательному подбору речей и писем персонажей для лучшего раскрытия их целей и особенностей характера. Нередко Тацит строит повествование вокруг противостояния двух людей - Германика и Тиберия, Гальбы и Отона. При этом он стремится избежать описания действительности в чёрно-белых тонах.

Как правило, в своих работах Тацит избегает называть точные цифры. Вероятно, это делалось для того, чтобы не перегружать читателей и слушателей лишней информацией. Нежелание называть точные числа приводит к тому, что историк иногда говорит обо всех людях (лат. omnes), когда известно, что на самом деле их было двое; порой слова «часто» (лат. saepe) или «всегда» (лат. semper) используются для обозначения двукратного действия. При этом Тит Ливий и некоторые другие более ранние римские историки, наоборот, стремились записать как можно более точное (пусть и не всегда достоверное) количество убитых противников, объём добычи в пересчёте на серебро и золото. Впрочем, Саллюстий, на которого ориентировался Тацит, был одним из первых римских историков, кто стремился по возможности избегать точных цифр. Кроме того, в прозаических жанрах римской литературы I века не было принято активно применять военные термины и географические названия в описаниях войн. Тацит разделял это убеждение: в «Агриколе» упомянуто лишь одиннадцать географических названий, хотя основная часть произведения посвящена военным кампаниям Агриколы на Британских островах. Впрочем, существует и альтернативная точка зрения на причины этого феномена: большинство римских историков (Саллюстий, Ливий, Тацит) могли попросту не знать особенностей географии большей части описываемых регионов. Что касается описания сражений и военных кампаний, то историк допустил в них немало ошибок. Нередко он использовал фрагменты описаний одних битв при изображении других сражений. Он редко прибегает к описанию топографии местности и тактики сторон.

Отношение к другим народам

Сочинения Тацита содержат немало экскурсов в географию, историю и этнографию других народов. Его интерес к ним вызван не только стремлением рассказать о событиях в разных частях империи, которые оказывали влияние на события в столице; историк следует традиции, заложенной ещё греками, при которой описание других народов помогает познать культурные особенности своей этнической группы. По традиционному античному представлению, другие народы воспринимаются им как варвары, которым противопоставляется цивилизованный народ - римляне. Кроме того, Тацит прибегает к описанию культуры и истории других народов, когда по каким-то причинам не желает прямо говорить о тех же самых феноменах применительно к Риму и римлянам (в частности, из-за цензуры).

Тацит много и часто критикует римлян за упадок морали в обществе, и он столь же строг в оценках других народов. В целом отрицательно он относится к цивилизованным народам Средиземноморья - народам Римской империи и её соседям: по его мнению, арабы и армяне вероломны, греки ненадёжны, раболепны и чванливы, евреи полны предрассудков, парфяне хвастливы и высокомерны. При этом прохладное отношение историка к евреям основывается не столько на неприятии самих иудейских обычаев, сколько на прозелитизме, массовом обращении в иудаизм. Поэтому, по словам А. Г. Грушевого, взгляды Тацита «не имеют ничего общего с антисемитизмом». Цви Явец предполагает, что Тацит мог уравновесить свою оценку евреев каким-нибудь положительным комментарием, но намеренно не сделал этого. Израильский историк также предполагает, что Тацит мог целенаправленно создавать отрицательный образ евреев для обоснования политической экспансии Рима в Восточном Средиземноморье[коммент. 16]. Другие учёные видят в описании евреев проявление античной традиции познания своего народа (то есть римлян) через описание варваров.

Вместе с тем, историк демонстрирует двойственное отношение к варварским народам Европы - обитателям Британских островов и Германии. Сообщая о пристрастии германцев ко сну и выпивке, тем не менее Тацит приписывает им обладание той доблестью (virtus), которую вследствие изнеженного образа жизни теряют римляне. Их положительные качества Тацит не ограничивает доблестью; достоинства германцев относятся ко многим сферам жизни, но особенно привлекают историка особенности семейной жизни северных соседей Рима. Как правило, их положительные качества выражаются косвенно, через указание на то, что им несвойственны многие пороки римлян: «женщины не знают соблазнов зрелищ и пиров», «никто не осмеивает порок и не называет его модой».

Высокая оценка нравов живущих по первобытным традициям варваров и противопоставление им изнеженных и развращённых цивилизованных народов - характерные идеи для многих римских авторов-моралистов. У Тацита германцы ещё и романтически сближаются с римлянами первых лет Республики.

Немало литературы посвящено изучению вопроса о том, опасался ли Тацит германцев, видел ли он в них угрозу Риму. Хотя некоторые учёные склонны признавать опасения Тацита, этот вопрос продолжает оставаться нерешённым. В любом случае, Тацит поддерживал сохранение власти Рима над другими народами. Будучи сенатором, он разделял убеждения о необходимости поддержания строгого порядка в провинциях. По его мнению, наместники провинций должны были быть твёрдыми, хотя прежде всего - справедливыми.

Религиозные взгляды

Тацит был прекрасно знаком с римской религиозной теорией и практикой, о чём свидетельствует его членство в коллегии квиндецемвиров (пятнадцати жрецов священнодействий). Вследствие этого он уважительно относился к римским жреческим коллегиям. Впрочем, несмотря на очевидное влияние традиционной римской религии на Тацита, оценки степени этого влияния разнятся. В частности, существует гипотеза, что целью «Истории» и «Анналов» Тацита на самом деле было исследование, как в I веке н. э. проявлялись ранее существовавшие предсказания (прежде всего, на материале Сивиллиных книг) и какова была роль богов в событиях последних лет. Михаэль фон Альбрехт, напротив, полагает, что римский историк не находился под сильным влиянием римской религии. По его мнению, Тацит «юридически» относился к ней и считал, что к I веку н. э. она потеряла всякую актуальность.

В своих сочинениях Тацит уделяет немало внимания описанию знамений и чудес, что, впрочем, является характерной чертой всей античной историографии. Однако распространённые среди простых римлян суеверия он не принимает и стремится дистанцироваться от них. Историк по-разному оценивает влияние богов, судьбы (fatum) и астрологических предсказаний в различных ситуациях, но уделяет большое значение влиянию fortuna (случай, который не поддаётся расчёту). Боги иногда вмешиваются в развитие событий, причём обычно Тацит представляет их гневающимися и лишь изредка - милостивыми. В целом в его сочинениях роль богов, судьбы и предопределения скорее невелика, и обычно люди предстают свободными в своих поступках. Мнение историка по большинству религиозных и философских вопросов исследователи оценивают как неопределённое.

20. Письмо Клавдия было вручено Корбулону, когда он уже укреплял лагерь на земле неприятеля. Пораженный неожиданным приказанием и волнуемый противоречивыми чувствами, опасаясь ослушаться императора и одновременно предвидя презрение варваров и насмешки союзников, он промолвил: «О, какими счастливцами были некогда римские полководцы!», - и, не добавив больше ни слова, подал сигнал к отступлению. Однако, чтобы не дать воинам закоснеть в праздности, Корбулон провел канал между Мозой и Рейном длиною в двадцать три тысячи шагов, который избавлял от необходимости подвергаться превратностям плаванья по Океану. И Цезарь даровал ему триумфальные отличия, хотя и не дозволил вести войну. Немногим позже той же почести был удостоен и Курций Руф, построивший в области маттиаков рудник для разработки сереброносных жил. Добыча в нем была незначительной и вскоре иссякла. Копать водоотводные рвы и производить под землею работы, тяжелые и на ее поверхности, не говоря уже об изнурительности труда, было сопряжено для легионеров также с материальным ущербом. Выведенные этим из терпения, воины тайно составляют от имени нескольких армий, поскольку их товарищам приходилось претерпевать то же самое в различных провинциях, письмо императору, умоляя его заранее жаловать триумфальные отличия всякому, кого он собирается поставить во главе войска.

21. О происхождении Курция Руфа, о котором некоторые передают, что он сын гладиатора, не стану утверждать ложного и стыжусь сказать правду. Достигнув зрелого возраста, он отправился в Африку вместе с квестором, которому досталась эта провинция; и вот, когда он как-то в полуденный час бродил в одиночестве по опустевшим портикам города Адрумета, ему предстало видение в образе женщины большего роста, нежели человеческий, и он услышал следующие слова: «В эту провинцию, Руф, ты вернешься проконсулом». Окрыленный таким предсказанием, он по возвращении в Рим благодаря щедрой поддержке друзей и острому уму получил квестуру, а затем по избрании принцепса - и претуру, хотя его соперниками были знатные лица, причем Тиберий, набрасывая покров на его постыдное происхождение, заявил: «Руф, как мне кажется, родился от себя самого». Дожив до глубокой старости, с высшими отвратительно льстивый, с низшими - надменный, с равными - неуживчивый, он добился консульства, триумфальных отличий и наконец провинции Африки, прожив жизнь в соответствии с предсказанною ему судьбою.

22. Между тем в Риме в толпе явившихся приветствовать принцепса был обнаружен имевший при себе меч римский всадник Гней Ноний, причем ни тогда, ни позднее не были выяснены причины задуманного им преступления. Истерзанный пытками, он признался в своей злокозненности, но не назвал сообщников, и неизвестно, утаил ли он их или их не было. При тех же консулах Публий Долабелла внес предложение, чтобы избранные на должность квесторов ежегодно давали на свои средства представление гладиаторов. У наших предков магистратура была наградою за добродетели, и каждому гражданину, полагавшему, что он справится с нею, дозволялось ее домогаться; и даже возраст не мог быть препятствием к получению консульства или диктаторских полномочий, хотя бы и в ранней молодости . Квестура была учреждена еще при власти царей, что доказывает возобновленный Луцием Брутом куриатский закон . Право их выбора оставалось за консулами, пока и на эту почетную должность не стал избирать народ. Первыми избранными им квесторами были Валерий Потит и Эмилий Мамерк, на шестьдесят третьем году после изгнания Тарквиниев; им было вменено в обязанность сопровождать отправляющихся на войну консулов. Затем в связи с возрастанием числа дел и их усложнением было добавлено еще двое квесторов, которым поручалось вести лишь городские дела; в дальнейшем количество квесторов было удвоено, так как к тому времени уже вся Италия платила нам подати и к этому присоединялись, кроме того, поступления из провинций; еще позже, по закону Суллы, было избрано двадцать квесторов для пополнения состава сената, которому было поручено вершить правосудие. И хотя всадники снова получили в свое ведение суд, квестура предоставлялась без каких-либо иных оснований, кроме достоинства кандидатов или расположения тех, кто их избирал, пока, по предложению Долабеллы, она не стала как бы продаваться с торгов.

23. В консульство Авла Вителлия и Луция Випстана , когда было намечено пополнение римского сената и знатные из той Галлии, что зовется Косматою, давние наши союзники, получившие наше гражданство, стали домогаться для себя права быть избранными на высшие должности в государстве, этот вопрос начали горячо обсуждать и было высказано много различных мнений. И в окружении принцепса голоса разделились. Многие утверждали, что Италия не так уж оскудела, чтобы не быть в состоянии дать сенаторов своему главному городу. Некогда единокровные с нами народы довольствовались уроженцами города Рима, и никто не стыдится нашего государства, каким оно было в древности. Больше того, и посейчас вспоминают об образцах доблести и величия, явленных римским характером при былых нравах. Или нам мало, что венеты и инсубры прорвались в курию, и мы жаждем оказаться как бы в плену у толпы чужеземцев? Но какие почести останутся после этого для нашей еще сохранившейся в небольшом числе родовой знати или для какого-нибудь небогатого сенатора из Лация? Все заполнят те богачи, чьи деды и прадеды, будучи вождями враждебных народов, истребляли наши войска мечом, теснили под Алезией божественного Юлия! Это - из недавнего прошлого. А если вспомнить о наших предках, которые пали от тех же рук у подножия Капитолия и крепости в Риме! Пусть, пожалуй, галлы располагают правами граждан; но никоим образом нельзя делать их достоянием сенаторские отличия и воздаваемые высшим должностным лицам почести!

24. Эти и подобные соображения не убедили принцепса; он, слушая их, возражал и, созвав сенат, обратился к нему со следующей речью: «Пример моих предков и древнейшего из них Клавса, родом сабинянина, который, получив римское гражданство, одновременно был причислен к патрициям, убеждает меня при управлении государством руководствоваться сходными соображениями и заимствовать все лучшее, где бы я его ни нашел. Я хорошо помню, что Юлии происходят из Альбы, Корункании- из Камерия, Порции - из Тускула, и, чтобы не ворошить древность, что в сенате есть выходцы из Этрурии, Лукании, всей Италии, и, наконец, что ее пределы были раздвинуты вплоть до Альп, дабы не только отдельные личности, но и все ее области и племена слились с римским народом в единое целое. Мы достигли прочного спокойствия внутри нашего государства и блистательного положения во внешних делах лишь после того, как предоставили наше гражданство народностям, обитающим за рекой Падом и, использовав основанные нами во всем мире военные поселения, приняли в них наиболее достойных провинциалов, оказав тем самым существенную поддержку нашей истомленной империи. Разве мы раскаиваемся, что к нам переселились из Испании Бальбы и не менее выдающиеся мужи из Нарбоннской Галлии? И теперь среди нас живут их потомки и не уступают нам в любви к нашей родине. Что же погубило лакедемонян и афинян, хотя их военная мощь оставалась непоколебленной, как не то, что они отгораживались от побежденных, так как те - чужестранцы? А основатель нашего государства Ромул отличался столь выдающейся мудростью, что видел во многих народностях на протяжении одного и того же дня сначала врагов, потом - граждан. Пришельцы властвовали над нами; детям вольноотпущенников поручается отправление магистратур не с недавних пор, как многие ошибочно полагают, но не раз так поступал народ и в давние времена. Мы сражались с сенонами. Но разве вольски и эквы никогда не выходили против нас на поле сражения? Мы были разбиты галлами, но отдали мы заложников и этрускам, а самниты провели нас под ярмом . И все же, если припомнить все войны, которые мы вели, то окажется, что ни одной из них мы не завершили в более краткий срок, чем войну с галлами; и с того времени у нас с ними нерушимый и прочный мир. Пусть же связанные с нами общностью нравов, сходством жизненных правил, родством они лучше принесут к нам свое золото и богатство, чем владеют ими раздельно от нас! Всё, отцы сенаторы, что теперь почитается очень старым, было когда-то новым; магистраты-плебеи появились после магистратов-патрициев, магистраты-латиняне - после магистратов-плебеев, магистраты из всех прочих народов Италии - после магистратов-латинян. Устареет и это, и то, что мы сегодня подкрепляем примерами, также когда-нибудь станет примером».