Герой рассказа Алексей Бирюков, мельник средних лет. Коренастый, здоровый, словно моряк, с красным угрюмым лицом. К нему на мельницу приехали пара монахов, смуглый чернобородый Диодор и старик Клиопа. Пока они разгружали мешки ржи с телеги, Бирюков ругался. Его возмущало, что монахи и мещане ловят рыбу, когда он реку и в посаде, и в приходе выкупил. Клиопа возразил, что их архимандрит считает, что река и рыба в ней принадлежит лишь Богу. Мельник обещал побить любого, кого еще раз увидит у реки. Клиопа смиренно согласился, ведь пара монахов уже потерпели от злого мельника побои.
Поругавшись из-за рыбы и пары мешков, которые якобы монахи украли, Бирюков заметил своего работника. Евсей сидел на траве пьяный и делал вид, что чинит рыболовную сеть. Брань хозяина так возмутила монахов, что Клиопа сравнил поездки на мельницу с сущим адом.
Вдруг к мельнице пришла пожилая мать мельника. Она заботливо побеспокоилась о здоровье сына и сказала, что шла из посада больная и слабая, чтобы его навестить. Сама она живет с сыном-пьяницей Василием и четырьмя его детьми. Жалование сына маленькое, он ходит босым, дети и матушка побираются. Женщина попросила у Алексея немного денег, заметив, что у него большое хозяйство, но он одинок. Мельник ответил на просьбу матери молчанием и заявил, что ему нужно ехать по делам.
Мать была уверена, что он не поможет, и попросила за помещика. Когда-то Бирюков взял у него мешки для помола и не отдал. Мельник велел ей не вмешиваться и идти домой. Женщина отчитала сына, что он богат, но душа его пропала. Он злой, грубый, грабит и ворует, все в округе желают ему смерти. Одно имя ему – Каин и Ирод.
Когда мельник стал запрягать лошадь, мать прощалась и вспомнила про гостинец. Бедная женщина взяла в гостях у дьяконицы пряник и принесла его сыну. Тот накричал на мать, и она, уронив пряник, поплелась домой. Монахи и даже Евсей взирали на это с ужасом. Бирюков будто опомнился и достал кошелек. Он вынул из мешочка комок монет и купюр и долго рассматривал их. А затем протянул матери двугривенник.
Рассказ показывает алчного и бездушного человека, который не хочет заботиться о матери на старости лет. Несмотря на злой характер сына, женщина ругает, но по-прежнему любит его. Нельзя так поступать с мамой.
Картинка или рисунок На мельнице
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Андерсен Ёлка
В лесу росла маленькая хорошенькая ёлочка, над ней пели птицы, ярко светило солнышко, вокруг росли большие деревья. Но ёлочка была недовольна, что она такая маленькая, и даже зайцы перепрыгивают через неё
- Саша Черный Кавказский пленник краткое содержание
В саду было весело. Весна была в разгаре: цвели черемуха и пионы, воробьи прыгали по деревьям, скворцы грелись на солнце, по усадьбам бегали черная такса и дворняга Тузик. У берегов Елагина тянулась обсаженная черёмухой коса, посередине которой
- Краткое содержание Зощенко Находка
Главными персонажами книги являются Минька и Лёля. Однажды Лёля и Минька решили пошалить и в коробку от конфет положили лягушку с паучком. После чего они завернули коробку как подарок с голубой лентой
- Краткое содержание Пушкин Каменный гость
Это произведение является третьей маленькой трагедией, его действие представлено в четырёх сценах. Первая сцена начинается с того, что в Мадрид приезжает Дон Гуан, вместе со своим слугой Лепорелло
- Краткое содержание Смерть на Ниле Кристи
И опять Эркюль Пуаро – великолепный сыщик, герой романов Агаты Кристи из «восточного» цикла. На этот раз сыщик оказывается на пароходе «Карнак», плывущем по реке Нил с беспечными и шумными пассажирами.
Мельник Алексей Бирюков, здоровенный, коренастый мужчина средних лет, фигурой и лицом похожий на тех топорных, толстокожих и тяжело ступающих матросов, которые снятся детям после чтения Жюля Верна, сидел у порога своей хижины и лениво сосал потухшую трубку. На этот раз он был в серых штанах из грубого солдатского сукна, в больших тяжелых сапогах, но без сюртука и без шапки, хотя на дворе стояла настоящая осень, сырая и холодная. Сквозь расстегнутую жилетку свободно проникала сырая мгла, но большое, черствое, как мозоль, тело мельника, по-видимому, не ощущало холода. Красное, мясистое лицо его по обыкновению было апатично и дрябло, точно спросонок, маленькие, заплывшие глазки угрюмо исподлобья глядели по сторонам то на плотину, то на два сарая с навесами, то на старые, неуклюжие ветлы.
Около сараев суетились два только что приехавших монастырских монаха: один Клиопа, высокий и седой старик в обрызганной грязью рясе и в латаной скуфейке, другой Диодор, чернобородый и смуглый, по-видимому, грузин родом, в обыкновенном мужицком тулупе. Они снимали с телег мешки с рожью, привезенной ими для помола. Несколько поодаль от них на темной, грязной траве сидел работник Евсей, молодой, безусый парень в рваном кургузом тулупе и совершенно пьяный. Он мял в руках рыболовную сеть и делал вид, что починяет ее.
Мельник долго водил глазами и молчал, потом уставился на монахов, таскавших мешки, и проговорил густым басом:
Вы, монахи, зачем это в реке рыбу ловите? Кто вам дозволил?
Монахи ничего не ответили и даже не взглянули на мельника.
Тот помолчал, закурил трубку и продолжал:
Сами ловите да еще посадским мещанам дозволяете. Я в посаде и у вас реку на откуп взял, деньги вам плачу, стало быть, рыба моя и никто не имеет полного права ловить ее. Богу молитесь, а воровать за грех не считаете.
Мельник зевнул, помолчал и продолжал ворчать:
Ишь ты, какую моду взяли! Думают, что как монахи, в святые записались, так на них и управы нет. Возьму вот и подам мировому. Мировой не поглядит на твою рясу, насидишься ты у него в холодной. А то и сам, без мирового справлюсь. Попаду на реке и так шею накостыляю, что до страшного суда рыбы не захочешь!
Напрасно вы такие слова говорите, Алексей Дорофеич! - проговорил Клиопа тихим тенорком. - Добрые люди, которые бога боятся, таких слов собаке не говорят, а ведь мы монахи!
Монахи, - передразнил мельник. - Тебе понадобилась рыба? Да? Так ты купи у меня, а не воруй!
Господи, да нешто мы воруем? - поморщился Клиопа. - Зачем такие слова? Наши послушники ловили рыбу, это точно, но ведь на это они от отца архимандрита дозволение имели. Отец архимандрит так рассуждают, что деньги взяты с вас не за всю реку, а только за то, чтоб вы на нашем берегу имели право сети ставить. Река не вся вам дадена… Она не ваша и не наша, а божья…
И архимандрит такой же, как ты, - проворчал мельник, стуча трубкой по сапогу. - Любит обшить, тоже! А я разбирать не стану. Для меня архимандрит всё равно что ты или вот Евсей. Попаду его на реке, так и ему влетит…
А что вы собираетесь бить монахов, так это как вам угодно. Для нас же на том свете лучше будет. Вы уж били Виссариона и Антипия, так бейте и других.
Замолчи, не трогай его! - проговорил Диодор, дергая Клиопу за рукав.
Клиопа спохватился, умолк и стал таскать мешки, мельник же продолжал браниться. Ворчал он лениво, посасывая после каждой фразы трубку и сплевывая. Когда иссяк рыбный вопрос, он вспомнил о каких-то его собственных двух мешках, которые якобы «зажулили» когда-то монахи, и стал браниться из-за мешков, потом, заметив, что Евсей пьян и не работает, он оставил в покое монахов и набросился на работника, оглашая воздух отборною, отвратительною руганью.
Монахи сначала крепились и только громко вздыхали, но скоро Клиопа не вынес… Он всплеснул руками и произнес плачущим голосом:
Владыка святый, нет для меня тягостнее послушания, как на мельницу ездить! Сущий ад! Ад, истинно ад!
А ты не езди! - огрызнулся мельник.
Царица небесная, рады бы сюда не ездить, да где же нам другую мельницу взять? Сам посуди, кроме тебя тут в окружности ни одной мельницы нет! Просто хоть с голоду помирай или немолотое зерно кушай!
Мельник не унимался и продолжал сыпать во все стороны ругань. Видно было, что ворчанье и ругань составляли для него такую же привычку, как сосанье трубки.
Хоть ты нечистого не поминай! - умолял Клиопа, оторопело мигая глазами. - Ну помолчи, сделай милость!
Скоро мельник умолк, но не потому, что его умолял Клиопа. На плотине показалась какая-то старуха, маленькая, кругленькая, с добродушным лицом, в каком-то странном полосатом салопике, похожем на спинку жука. Она несла небольшой узелок и подпиралась маленькой палочкой…
Здравствуйте, батюшки! - зашепелявила она, низко кланяясь монахам. - Помогай бог! Здравствуй, Алешенька! Здравствуй, Евсеюшка!..
Здравствуйте, маменька, - пробормотал мельник, не глядя на старуху и хмурясь.
А я к тебе в гости, батюшка мой! - сказала она, улыбаясь и нежно заглядывая в лицо мельника. - Давно не видала. Почитай, с самого Успеньева дня не видались… Рад не рад, а уж принимай! А ты словно похудел будто…
Старушонка уселась рядом с мельником, и около этого громадного человека ее салопик еще более стал походить на жука.
Да, с Успеньева дня! - продолжала она. - Соскучилась, вся душа по тебе выболела, сыночек, а как соберусь к тебе, то или дождь пойдет, или заболею…
Сейчас вы из посада? - угрюмо спросил мельник.
Из посада… Прямо из дому…
При ваших болезнях и при такой комплекции вам дома сидеть нужно, а не по гостям ходить. Ну, зачем вы пришли? Башмаков не жалко!
Поглядеть на тебя пришла… Их у меня, сынов-то, двое, - обратилась она к монахам, - этот, да еще Василий, что в посаде. Двоечко. Им-то всё равно, жива я или померла, а ведь они-то у меня родные, утешение… Они без меня могут, а я без них, кажется, и дня бы не прожила… Только вот, батюшки, стара стала, ходить к нему из посада тяжело.
Наступило молчание. Монахи снесли в сарай последний мешок и сели на телегу отдыхать… Пьяный Евсей всё еще мял в руках сеть и клевал носом.
Не вовремя пришли, маменька, - сказал мельник. - Сейчас мне в Каряжино ехать нужно.
Езжай! с богом! - вздохнула старуха. - Не бросать же из-за меня дело… Я отдохну часик и пойду назад… Тебе, Алешенька, кланяется Вася с детками…
Всё еще водку трескает?
Не то чтобы уж очень, а пьет. Нечего греха таить, пьет… Много-то пить, сам знаешь, не на что, так вот разве иной раз добрые люди поднесут… Плохое его житье, Алешенька! Намучилась я, на него глядючи… Есть нечего, детки оборванные, сам он - на улицу стыдно глаза показать, все штаны в дырах и сапогов нет… Все мы вшестером в одной комнате спим. Такая бедность, такая бедность, что горчее и придумать нельзя… С тем к тебе и шла, чтоб на бедность попросить… Ты, Алешенька, уж уважь старуху, помоги Василию… Брат ведь!
Мельник молчал и глядел в сторону.
Он бедный, а ты - слава тебе, господи! И мельница у тебя своя, и огороды держишь, и рыбой торгуешь… Тебя господь и умудрил, и возвеличил супротив всех, и насытил… И одинокий ты… А у Васи четверо детей, я на его шее живу, окаянная, а жалованья-то всего он семь рублей получает. Где ж ему прокормить всех? Ты помоги…
Мельник молчал и старательно набивал свою трубку.
Дашь? - спросила старуха.
Мельник молчал, точно воды в рот набрал. Не дождавшись ответа, старуха вздохнула, обвела глазами монахов, Евсея, встала и сказала:
Ну бог с тобой, не давай. Я и знала, что не дашь… Пришла я к тебе больше из-за Назара Андреича… Плачет уж очень, Алешенька! Руки мне целовал и всё просил меня, чтоб я сходила к тебе и упросила…
Чего ему?
Просит, чтоб ты ему долг отдал. Отвез, говорит, я ему рожь для помолу, а он назад и не отдал.
Не ваше дело, маменька, в чужие дела мешаться, - проворчал мельник. - Ваше дело богу молиться.
Я и молюсь, да уж что-то бог моих молитв не слушает. Василий нищий, сама я побираюсь и в чужом салопе хожу, ты хорошо живешь, но бог тебя знает, какая душа у тебя. Ох, Алешенька, испортили тебя глаза завистливые! Всем ты у меня хорош: и умен, и красавец, и из купцов купец, но не похож ты на настоящего человека! Неприветливый, никогда не улыбнешься, доброго слова не скажешь, немилостивый, словно зверь какой… Ишь какое лицо! А что народ про тебя рассказывает, горе ты мое! Спроси-ка вот батюшек! Врут, будто ты народ сосешь, насильничаешь, со своими разбойниками-работниками по ночам прохожих грабишь да коней воруешь… Твоя мельница, словно место какое проклятое… Девки и ребята близко подходить боятся, всякая тварь тебя сторонится. Нет тебе другого прозвания, окромя как Каин и Ирод…
Глупые вы, маменька!
Куда ни ступишь - трава не растет, куда ни дыхнешь - муха не летает. Только и слышу я: «Ах, хоть бы его скорей кто убил или засудили!» Каково-то матери слышать всё это? Каково? Ведь ты мне родное дитя, кровь моя…
Одначе мне ехать пора, - проговорил мельник, поднимаясь. - Прощайте, маменька!
Мельник выкатил из сарая дроги, вывел лошадь и, втолкнув ее, как собачонку, между оглобель, начал запрягать. Старуха ходила возле него, заглядывала ему в лицо и слезливо моргала.
Ну, прощай! - сказала она, когда сын ее стал быстро натягивать на себя кафтан. - Оставайся тут с богом, да не забывай нас. Постой, я тебе гостинца дам… - забормотала она, понизив голос и развязывая узел. - Вчерась была у дьяконицы и там угощали… так вот я для тебя спрятала…
И старуха протянула к сыну руку с небольшим мятным пряником…
Отстаньте вы! - крикнул мельник и отстранил ее руку.
Старуха сконфузилась, уронила пряник и тихо поплелась к плотине… Сцена эта произвела тяжелое впечатление. Не говоря уж о монахах, которые вскрикнули и в ужасе развели руками, даже пьяный Евсей окаменел и испуганно уставился на своего хозяина. Понял ли мельник выражение лиц монахов и работника, или, быть может, в груди его шевельнулось давно уже уснувшее чувство, но только и на его лице мелькнуло что-то вроде испуга…
Маменька! - крикнул он.
Старуха вздрогнула и оглянулась. Мельник торопливо полез в карман и достал оттуда большой кожаный кошелек…
Вот вам… - пробормотал он, вытаскивая из кошелька комок, состоявший из бумажек и серебра. - Берите!
Он покрутил в руке этот комок, помял, для чего-то оглянулся на монахов, потом опять помял. Бумажки и серебряные деньги, скользя меж пальцев, друг за дружкой попадали обратно в кошелек, и в руке остался один только двугривенный… Мельник оглядел его, потер между пальцами и, крякнув, побагровев, подал его матери.
На мельнице Чехова читать сюжет произведения
А.П. Чехов – мастер коротких и емких историй. Рассказ «На мельнице» повествует об Алексее Бирюкове. Фамилия его говорящая. Это большой, грузный, коренастый мужчина, мельник. На улице поздняя осень, дует пронизывающий ветер, очень сыро. Но герой одет не по погоде легко. Будто его грузное и «черствое» тело не ощущает холода. Это же можно сказать о его душе. Он толстокожий, бесчувственный во всех смыслах этих слов.
Лицо мужчины неприятно. Оно мясистое, красное. Глазки маленькие, заплывшие, смотрят по сторонам угрюмо и зло. Мельник вызывает отторжение. Он сидит на пороге своего дома, по привычке посасывает трубку, хоть и не закуривает сразу. Автор сравнивает своего героя с моряками, которых можно встретить в романах французского писателя Жюля Верна.
Поодаль от мельницы стоит телега, а на ней мешки с зерном. Упорно трудятся два монаха, выгружая рожь для помола. Им неприятно сюда ездить, но другой мельницы поблизости нет. Ближе к реке расположился Евсей – работник Бирюкова. Помощник из него никудышный. Он сильно пьян, но делает вид, что трудится, починяя рыболовную сеть.
Алексей, как всегда, не в духе. И начинает сильно браниться на монахов, обвиняя их в воровстве. Ведь он духовенству заплатил, чтобы рыбу в реке ловить, значит она теперь вся ему принадлежит. А монахи рыбу у него покупать не хотят, ловят сами. Они пытаются возразить, что монополии на реку и улов у него нет. Ведь река – это природный объект, а значит принадлежит лишь Господу. А мельник обещает подать жалобу мировому судье и монахов побить, в том числе самого архимандрита. На что, Клиопа сообщает, что священнику еще лучше терпеть муки, на небесах воздастся.
Не получив удовлетворения от брани с монахами, купец переключается на Евсея. И разражается такой руганью, в таких выражениях, что монахам делается дурно. И Клиопа говорит, что ездить к Бирюкову на мельницу для него сродни аду.
Все замолкают, когда с мостика спускается дряхлая, сухенькая, бедно одетая, но приветливая старушка. Это мать Алексея. Он ей не рад, ругает, что пришла издалека, только обувь истаптывает. Бабушка просит у него немного денег. Ведь он купец зажиточный, а у брата четверо детей и маменька на иждивении. Жена умерла. А жалованье всего в семь рублей. Алексей на просьбу матери отвечает молчанием. А после говорит, что уезжает по делам. Тогда матушка напоминает о помещике, у которого Бирюков взял зерно для помола, но так и не отдал ни одного мешка. Но сын велит старушке не в свое дело не соваться.
Пожилая женщина очень любит сына, несмотря на его жадность, черствость и дурной нрав. Она хочет угостить его мятным пряником, который ей дала дьяконица. Но здоровяк резко отстраняет ее руку, а гостинец падает на землю. Маменька уходит.
Все присутствующие, включая пьяницу Евсея, в глубоком шоке от увиденного. Поэтому Бирюков догоняет мать, достает из кошелька горсть серебра и бумажек. Но ловким движением пальцев, все это просыпается обратно, а в руку женщине он кладет лишь двугривенник.
Несколько интересных материалов
- Чехов - Ионыч
В городе С. обыденная, ничем не примечательная жизнь, хотя есть развлечения: театр и библиотека. Всем приезжим рекомендуют образованную семью Туркиных.
- Салтыков-Щедрин - Чижиково горе
В один прекрасный день чижик решил жениться. Характером был добрый, простой. На службе получил звание майора, работая интендантом. Обеспечил себе безбедную старость, накопив приличную сумму.
- Пушкин Сказка о рыбаке и рыбке
Жили – были старик со старухой. Жили они не богато, на берегу синего моря, тридцать лет и три года в своей ветхой избушке. Старичок ежедневно ходил на море ловить рыбу.
- Пушкин - Борис Годунов
Трагедия Александра Сергеевича Пушкина посвящена периоду истории России с 1598 по 1605 года. Трагедия начинается со сцены личной беседы князей Шуйского и Воротынского
Тьма. Чьи-то глаза багрянцем жгут тебя;
В страхе повернешься, увидишь лишь себя,
Крылья лесных фей мелькают вдали,
Узорны, девственны, хрупки, нереальны они.
Завлекая, летят туда, где сбываются мечты,
В тот сад, о котором так часто снятся светлые сны.
Где нет ни религий, ни боли лишений идущих сквозь мрак,
Пустоты людских пороков, наводящих страх.
Но ты не будешь в царстве том никогда,
Хотя и паришь над входом сквозь лета.
Веру свою в прах разбил, никто и ничто не поможет
Лишь тоска...
Унылый вечер постучал в мое окно,
И звездочка мне глазом подмигнула,
А на душе попрежнему темно,
Любовь ведь в моем сердце утонула...
Исчезло чувство ясной теплоты,
И одиночество ко мне вернулось,
И вера постоянной темноты,
Душе умершей болью новой обернулась...
Глаза мои пропитаны слезами,
И сердце раны выслали давно,
Душа моя была испорчена богами,
А я не знала, что вот так вот было решено...
Лишь крики сердца моего,
Напоминают сладкие мгновения,
А цель поступка твоего...
Ты знаешь грусть и знаешь счастье -
В твоей душе секретов нет,
Ты - лучик света в темном царстве,
В холодном мире теплый свет.
Твоя душа в любви ранима,
Она чиста, как первый снег,
Ты добрым ангелом любима,
Ты - чуткий, светлый человек.
По темному фону мозаикой окна. И мнится
Из звездных ворсинок ковер. А вокруг ни души.
Сегодня Луна показала мне все свои лица.
И властно - насмешливо мне повелела: «пиши».
Немеют ладони под тяжестью судеб планеты,
Но сердце не слушает скачущих мыслей моих.
Венками закручены в косах Дианы сонеты.
И в кубок Лилит наливается бронзовый стих.
Морозной поземкой завьюжило скатерть Вселенной.
Гекзаметром лестница в сердце незримой страны.
Звенящей улыбкой Шопена танцует Селена.
На жгуче...
Все так бессмысленно, глупо и пусто,
Что все непознанное манит ужасно!
Кто ты, мой ангел греха?
Иль демон мысли столь решимой?!
В этом тупике, лабиринте из мысли
В жизненных кознях заперлась сама
И теперь вот выбор... с Ним или одна...
Ты скажешь - мир найти в душе,
"отдохни, образ жизни измени.."
Я осколки собираю у себя внутри!
Все мои миры потрощены!
И нет целостной души, и дух присмерти...
а тело?! Как якорь здесь
гарантия существованья!
...не выдерживаю боли...
...я не умею...
Ночь, комната, темно.
Раскрывшись, ты лежишь,
В своей постели.
А я курю тихонечко в окно.
И вспоминаю те минуты,
Что мы с тобою провели.
На этом ипподроме, бешеной любви.
Ты вся дрожишь, еще в экстазе.
Еще находишься, на финишной примой.
Мои цветы стоят в хрустальной вазе.
Тебе я их принес, когда сказала мне,
Ты мой.
Ты, этого хотела,
Хотела бешеной любви.
Но чтоб потом, об этом не жалела.
Тебе признаюсь я, что ты.
Ты та одна на белом свете,
Кого любить готов всегда.
И на...
Невнятности темнее цвет,
твоя вуаль как ночь ложится.
Мне не понятен этот бред.
Заставила зачем томиться?
Куда девался тот азарт?
Куда? зачем всё нужно это?
Пинком судьбы сменился фарт,
Но ночь не сменится рассветом!
Зову не зря, глотая пыль
разбитой надвое печали.
Не сказка вовсе, это быль.
У сердца душу в раз отняли.
Постичь труднее пустоту,
чем всю вселенную хоть разом.
Когда не вижу где иду.
И сразу сердцем слеп и глазом.
Перегрызая нить судьбы,
взрывая небоскрёбы...
Но скоро, скоро я умру и уже ничего не буду чувствовать. Жгучие муки скоро угаснут во мне. Я гордо взойду на свой погребальный костер и с ликованием отдамся жадному пламени. Потом костер погаснет, и ветер развеет мой пепел над водными просторами. Мой дух уснет спокойно; а если будет мыслить, то это, конечно, будут совсем иные мысли. Прощай!
С этими словами он выпрыгнул из окна каюты на ледяной плот, причаленный вплотную к нашему кораблю. Скоро волны унесли его, и он исчез в темной дали.
Мэри Шелли. "Франкенштейн, или Современный Прометей"
С. 7. Полидори – домашний врач Байрона.
Том из Ковентри. – Имеется в виду "Том, который подсматривал" из легенды о леди Годиве. В 1040 году, как гласит эта легенда, жестокий граф Леофрик обложил жителей Ковентри непосильными податями. Когда жена графа, леди Годива, вступилась за горожан, граф, издеваясь, предложил ей проехать по городу обнаженной – и тогда просьба ее будет исполнена. Годива не сочла это за позор, только предупредила горожан, чтобы никто не выглядывал на улицу. Все наглухо заперли ставни. Некий портной по имени Том стал подглядывать в щель ставни и тотчас же ослеп.
С. 8. …напоминают… о Колумбе и его яйце . – В одном из широко известных, если и не вполне достоверных анекдотов о Колумбе рассказывается, как на чествовании Колумба после возвращения его из плавания завистники стали утверждать, что открыть Америку вовсе не трудно и это может сделать всякий, кто туда доплывет. Колумб взял сваренное вкрутую яйцо и предложил присутствующим поставить его стоймя. Никто не сумел этого сделать. Колумб надбил яйцо с одного конца и легко его поставил. "Ну, так-то это может сделать каждый", – сказали ему. "Да, если сперва посмотрит, как это делает другой", – ответил Колумб.
С. 68. Так одинокий пешеход… – строки из поэмы С. Кольриджа "Старый мореход".
С. 69. "Векфильдский священник" – роман английского писателя Оливера Гольдсмита (1728–1774).
С. 76. Анжелика – героиня поэмы итальянского поэта Лодовико Ариосто (1474–1533) "Неистовый Роланд".
С. 117. Мы можем спать – и мучиться во сне… – строки из стихотворения Перси Б. Шелли "Изменчивость" (1816).
С. 128. Пандемониум – так в поэме Мильтона "Потерянный рай" называется столица Ада, а также находящийся там дворец Сатаны с огромным тронным залом. До возведения этого дворца Сатана и его воинство ангелов, восставших против бога, терпели муки в огненном озере, куда были низвергнуты Богом.
С. 143. "Руины империй" Вольнея. – В своей книге "Руины, или Размышления о революциях империй" французский просветитель Вольней (1757–1820) пытался выяснить причины расцвета и упадка государств. Книга содержит критику церкви и религии как оплота феодального деспотизма. Социальный идеал Вольнея – буржуазное общество во главе с просвещенным монархом.
