Стих Велимира Хлебникова не избалован вниманием исследователей. Единственная работа, целиком ему посвященная, — это прижизненная заметка Д. Варравина [С.П. Боброва?] «О стихе В. Хлебникова» в «Московских мастерах» 1916, с. 86-89. Все дальнейшее — это попутные наблюдения и замечания, иногда тонкие и интересные, но в цельную картину никогда не складывающиеся.
Тому есть свои причины. Стих Хлебникова труден для описания: он меняется на ходу, не давая читателю времени выработать те ритмические ожидания, которые и должен фиксировать описывающий. Стих Маяковского тоже труден для описания, потому что тоже меняется на ходу; но он по крайней мере уложен в отчетливые четверостишия и двустишия, которые можно описывать порознь. Эту особенность стиха Маяковского мы назвали в свое время “микрополиметрией” и перенесли этот термин также и на стих Хлебникова. 1 Но под это объяснение подходит далеко не все у Хлебникова. Ранние его поэмы (1909-1913) легко рассыпаются на разноразмерные четверостишия и двустишия, но поздние поэмы (1921-1922) написаны плавно и не имеют внешних признаков, по которым их текст можно было бы дробить на отрывки. В ранних поэмах Хлебникова (и у Маяковского) отрывки расчленялись по рифмовке. В поздних, наоборот, рифмовка служит не дробности, а плавности текста. Как это происходит, мы попробуем показать на примере поэмы 1921 г. «Берег невольников». 2
В поэме «Хаджи-Тархан» (1913) Хлебников писал о прошлом Астрахани как колыбели своих предков по отцовской линии (русских хлеботорговцев). В его жилах была также армянская кровь и кровь запорожцев.
Отцу, орнитологу и лесоводу, в будущем одному из основателей Астраханского заповедника, он обязан интересом к естествознанию. Мать, двоюродная сестра народовольца А. Д. Михайлова, историк по образованию, способствовала общегуманитарным увлечениям сына. В детстве несколько лет провёл на Украине и в Среднем Поволжье. Окончил гимназию в Казани, там же как естественник учился в университете, увлекаясь идеями Лобачевского. Участвовал в студенческих волнениях, побывал в тюрьме. Перевёлся в Петербург, где ряд лет проучился и как студент-филолог. Не окончил курса, предпочитая путь самообразования. В 1903 был в экспедиции в Дагестане, в 1905 - на Северном Урале. С началом войны с Японией, под влиянием гибели броненосца «Петропавловск» (1904), клянётся найти «основной закон времени», который управляет историческими катаклизмами, судьбами людей и всем мирозданием.
Пробы пера. Ранние публикации. Поиск учителей
Первые творческие опыты - не столько стихи, сочинявшиеся ещё с 11 лет, сколько «снимки» - записи фенологических и орнитологических наблюдений, перемежаемых размышлениями на темы биологии, психологии, философии, этики и набросками автобиографической прозы («Еня Воейков»). Студентом напечатал несколько статей по орнитологии. Событием явился «Опыт построения одного естественнонаучного понятия» (1910; о понятии «метабиоз», парном к «симбиозу») - попытка синтеза естественнонаучного знания с гуманитарным. Видимо, ещё из Казани какую-то рукопись посылал на отзыв М. Горькому. В 1908 в Крыму знакомится с Вяч. Ивановым , переписывается с ним, входит в круг его «Академии»; их пути быстро разошлись, но добрые отношения остались. Журнал «Весы», стихи Ф. Сологуба и С. М. Городецкого , стихи и проза Кузмина , «Серебряный голубь» А. Белого , творчество А. А. Блока , А. М. Ремизова, М. Метерлинка, У. Уитмена, французских художников - среда, в которой живёт Хлебников в Петербурге в 1908-1910. Литературный дебют - публикация переполненного неологизмами стихотворения в прозе «Искушение грешника» (журнал «Весна», 1908, № 9) - прошёл незамеченным, но приводит к дружбе с В. В. Каменским, который позже знакомит Хлебникова с братьями Бурлюками, Е. Г. Гуро и М. В. Матюшиным. «Аполлон» отказывается печатать поддержанный Ивановым и Кузминым «Зверинец» Хлебникова, и настоящий его дебют знаменуют «Заклятие смехом» , помещённое Н. И. Кульбиным в «Студии импрессионистов», и публикация «Зверинца» в первом «Садке судей» (1910). Кубофутуризм пытается использовать «великого гения современности» как знамя в своей борьбе с символистами и акмеистами. Хлебников же ищет «собеседников» во всей мировой культуре - от Эхнатона, Пифагора, Лао-цзы, Иисуса и Ариабхаты до новейшей физики, от Низами, Леонардо, Пушкина и Воронихина до Уэллса, Скрябина, Пикассо и Татлина.
«Гилея»
Углублённый в свои «осады», не преуспевавший в публичных выступлениях, Будетлянин сближается с широким кругом молодых поэтов и художников авангарда, много печатается в их изданиях. Часто посещает любимую им Москву и родных в Астрахани. Вместе с Бурлюками, Каменским, Б. Лившицем и А. Кручёных входит в группу «Гилея». В 1912 знакомится с В. Маяковским , участвует в подготовке манифеста для сборника «Пощёчина общественному вкусу», затем - и других подобных деклараций 1913-1914 годов. Иждивением Д. Бурлюка издаёт в Херсоне статью-брошюру «Учитель и ученик». Читателю уже известны многие тексты Хлебникова (часто с искажениями), в том числе пьесы «Маркиза Дэзес» и «Чертик», поэмы «Журавль» , «Шаман и Венера» , «Гибель Атлантиды» , «Сельская дружба» , стихотворения , «Кузнечик» , «Времыши-камыши…» , «Там, где жили свиристели…» , «Когда умирают кони, дышат…» , «Семеро» , «Числа» , рассказы «Закалённое сердце» и «Николай», статья «О расширении пределов русской словесности». Но почти для всех он остаётся в тени своих товарищей.
Война. Солдатчина. Революции
К началу мировой войны «Гилея» уже распадается. Вскоре будет закрыта и «Бродячая собака» - место, где нередко бывал Хлебников (ей посвящены ряд строф в неоконченной поэме «Олег Трупов» , 1915). Контакты с товарищами не прекращаются, манифесты «Короля времени Велимира I» в листовке «Труба марсиан», 1916, подписывают Н. Н. Асеев , Г. Н. Петников и М. М. Синякова. У сестёр Синяковых, в Красной Поляне, дачной местности под Харьковом, поэт неоднократно находит приют в 1916-1920 годах (до этого он часто бывал гостем у дачников в Куоккала). С апреля 1916 по май 1917 Хлебников - рядовой «под ружьём» в запасных полках Поволжья, в казармах и разных больницах «на обследовании». И в этих тяжёлых условиях он пишет и публикует несколько, в основном, антивоенных стихотворений, которые позднее войдут в «сверхпоэму» «Война в мышеловке» (1915-1919-1922; опубликована в конце 1920-х). Весной 1917 в Харькове крошечным тиражом публикуется «Воззвание Председателей Земного шара» и популярное ныне стихотворение - отклики на Февральскую революцию. С не меньшими надеждами встречен им и Октябрьский переворот. Предчувствуя события, Хлебников становится свидетелем-«репортёром» борьбы и боев в Петрограде, Москве и Астрахани, где живёт до весны 1919. Ещё в конце 1916 предсказывает время начала Гражданской войны. Её он непосредственно переживает в Харькове, взятом Деникиным. Переносит два тифа, осенью 1919, избегая мобилизации, проходит обследование в психиатрической больнице, где пишет поэмы «Лесная тоска» , «Поэт» и «Гаршин» . Он испытывает в 1919-20 в голодном Харькове огромный творческий подъём. Здесь написаны и поэмы «Ночь в окопе» , «Три сестры» и «Ладомир» , и такие «сверхпоэмы», как «Азы из Узы» и «Царапина по небу» , заполняется десятками стихотворений и разными набросками подаренный ему так называемый «Гроссбух». В конце 1920, перебравшись в Баку, Хлебников находит, наконец, и «основной закон времени» (он видит в нём главнейшее из всех своих достижений, более важное, чем стихи).
Баку. Персия. Пятигорск
Активно сотрудничая как литератор с Советской властью, он клеймит и расстрел царской семьи, и ужасы Чека. Его нисколько не увлекает белое движение, и к плакату РОСТА он пишет агитку «От зари и до ночи / Вяжет Врангель онучи…» В апреле 1921 с частями Красной Армии отправляется в Персию. С ней связаны стихотворения «Иранская песня» , «Ночь в Персии» , поэма «Труба Гуль-муллы» - своего рода дневник его путешествия. Прощанию с Закавказьем посвящено стихотворение «Ручей с холодною водой…» . Октябрь Хлебников проводит в Железноводске, пополняя «Гроссбух», часть ноября и декабря, в Пятигорске. Творческий подъём не ослабевает, вопреки предельно тяжёлому быту, голоду и болезням. Здесь завершены поэмы «Ночной обыск» , «Председатель Чеки» , «Ночь перед Советами» , «Настоящее» , «Горячее поле» («Прачка»), «Переворот в[о] Владивостоке» , «Берег невольников» , «Шествие осеней Пятигорска» , стихотворения о голоде в Поволжье, о Лермонтове , о 1905 годе и Москве, о Бурлюке и Кручёных и др., рождается строка «Русь, ты вся поцелуй на морозе!», продолжается работа над «Досками судьбы» и «Зангези».
Москва. Кончина. Послебытие
После двух с половиной лет, под новый 1922 год, Хлебников возвращается в Москву. Он уже знает, что Маяковский не выполнил обещания и не издал том его произведений, но ещё надеется на возвращение оставленных рукописей, однако «другу» - не до этой заботы. В апреле происходит разрыв отношений с былым «гилейцем», становящимся «лефовцем». Будетлянина одолевают приступы малярии, его быт по-прежнему тяжёл. Рядом с ним Митурич, семья Исаковых, Спасские, молодёжь Вхутемаса. Чтобы собрать силы для поездки в Астрахань, в мае Хлебников отправляется с П. Митуричем отдохнуть в Новгородской глуши. Там недуги берут своё, помощь из Петрограда и Москвы уже не может спасти тяжело умиравшего поэта. Теперь его могилу на Новодевичьем кладбище в Москве отличает массивное изваяние «каменной бабы», воспетой им в 1919 в одноимённой поэме.
Н. Я. Мандельштам, как до этого, в первые месяцы 1922, Брики, не один раз подкармливала Хлебникова. Во время этих «обедов» проходили его беседы с её мужем. Их значение обнаруживается в серии статей Мандельштама 1922-23, его стихотворениях тех же лет и позднее - в «Восьмистишиях», «Стихах о неизвестном солдате» и, что пока является гипотезой, даже в так называемой «Оде Сталину» , где, возможно, в особо «хитрых углах» портрета «отца народов», присутствует и образ Хлебникова - «близнеца» и «отца» автора. Если так, то именно здесь непредсказуемо сошлись вершины акмеизма и будетлянства.
В. П. Григорьев
ХЛЕБНИКОВ, Велимир [Виктор Владимирович; 28.X(9.XI).1885, с. Тундутово, по др. сведениям, с. Малые Дербеты бывшей Астраханской губернии, - 28.VI.1922, деревня Санталово бывшей Новгородской губернии] - русский советский поэт. Родился в семье ученого-натуралиста. С 1903 - студент Казанского университета, в 1908-11 - Петербургского университета (не окончил). Литературный дебют - в 1908. В 1910 стал ведущим участником литературной группы футуристов (славянское название группы - «будетляне» - принадлежит Хлебникову). К 1912 относится встреча Хлебникова с В. В. Маяковским . В 10-е гг. выходят книжки Хлебникова «Ряв» (1913), «Изборник стихов, 1907-1914», «Творения 1906-1908», зарождаются его бунтарские и утопические проекты всестороннего переустройства мировой жизни («Труба марсиан», «Лебедия будущего»). Тогда же начинаются странствия Хлебникова, которые позже превращаются для него в жизненное выражение поэтической миссии с её «внебытовой» свободой. В пореволюционные годы Хлебников пишет очень много, но печатается мало (большинство произведений опубликовано посмертно).
Ближайшее окружение (футуристы, исследователи-формалисты, например Р. Якобсон, автор книги «Новейшая русская поэзия. Набросок 1-й. Виктор Хлебников», Прага, 1921) ценило Хлебникова преимущественно как реформатора поэтического языка. Однако предпринятое Хлебниковым «разрушение» классического поэтического слова было только одним из следствий его миросозерцания и художественной позиции. В 10-е гг. он выступает как создатель «первобытной» славяно-языческой утопии (поэмы «Лесная дева» , 1911; «И и Э» , 1912; «Шаман и Венера» , 1912; «Вила и леший» , 1912) и как пророк грядущего «бунта вещей», автор антибуржуазных и антииндустриальных урбанистических гротесков (пьеса «Маркиза Дэзес», поэма «Журавль» ). Хлебников обращается к фольклорно-мифологическим формам художественного мышления («Змей поезда», 1910, «Дети Выдры», 1913). В основе раннего словотворчества Хлебникова лежит принцип смысловой метаморфозы. Он отказывается от устойчивого рационального слова-понятия, дробя его на составные, наделённые текучим образным смыслом, и заново «складывая» полученные части (например, экспериментальные вещи «Заклятие смехом» , «Любхо» ). Этот процесс, вопреки представлениям самого Хлебникова, не возвращал к подлинной этимологии слова, к восстановлению его внутренней формы, но помогал стилизованно воссоздать самый тип архаического языкового мышления, воспроизвести «заумный» словесный колорит заговоров и заклинаний. Вместе с тем выработанная Хлебниковым примитивистская техника нарочитого инфантилизма, «сдвига», стилистических анахронизмов, «графоманской» и лубочной «безвкусицы», внезапных сломов классического метра бросала некую ироническую тень на мечту поэта о докультурной гармонии с природой, на его «новую мифологию» (поэма «Поэт» , 1919, дает эту же тему в трагическом аспекте).
Война внесла в творчество Хлебникова современную тему, а революция существенно переориентировала его. Через неприятие империалистической войны (поэмы «Война в мышеловке» , 1915-19; «Берег невольников» , 1921) Хлебников приходит к мечте о всемирном братстве людей (в частности, многоплеменная Азия мыслится им как прообраз грядущего сопряжения разных культур). Сочетая современность с седой древностью, поэзия Хлебникова утверждает эпический, былинный размах революционных событий («Каменная баба» , 1919; «Ночь в окопе» , 1921). Подобно А. Блоку , Хлебников усматривает в народном восстании, в бунте «колодников земли» историческое возмездие (поэмы «Прачка» , «Настоящее» , «Ночной обыск» , «Ночь перед Советами» , написанные в 1921) и вместе с тем - прорыв к переустройству Вселенной на новых началах (отсюда постоянная аналогия между эмблематическими для Хлебникова фигурами Разина и Лобачевского). Желанное воссоединение с природой видится теперь Хлебниковым на открытых революцией научно-трудовых путях («Ладомир» , 1920). Поэтика Хлебникова решительнее отрывается от экспериментально-стилизаторских задач, обретает бОльшую непосредственность, обогащается многоголосицей ритмов (в поэмах о революции), обращением к интонационному стиху, свободно следующему за поэтическим образом («Труба Гуль-Муллы» , 1921). В то же время революционный переворот жизненного уклада преломлялся у Хлебникова в анархическую утопию, в которой пророческой фигуре поэта отводится особая, мессианская роль. Хлебников искренне усвоил роль тайновидца, открывшего освобождённому человечеству путь к овладению числовыми «законами времени» («Доски судьбы», написано 1922) и к объединению через посредство «звёздного», т. е. пригодного для всей нашей «звезды»-Земли, языка (построенного на выявлении смыслового ядра отдельных звуков, якобы сокровенно присутствующего в них, - см. программную статью «Наша основа», 1919). Претензия Хлебникова создать «сверхповесть» («Царапина по небу», 1920; «Зангези», 1922, и др.) - некую «книгу судеб», которая преподала бы народам начатки «нового» знания и жизнетворчества, относится к числу трагических неудач поэта. Поэзия Хлебникова во многих отношениях оставалась в пределах литературного модернизма (принцип незавершённости, сводящий композицию вещи к ассоциативному нанизыванию тем и мотивов; недоверие к понятийному языку, отказ от прямого именования предмета, зашифрованность образов посредством перифрастического описания; сочетание элементов мифологического мышления с сугубо рационалистическим расщеплением слова и предмета).
Современная поэзия усвоила некоторые элементы поэтики Хлебникова: новые типы рифм, его интонационный стих, некоторые его образные ходы - реализацию метафоры и особенно насыщение звуковых элементов стиха смысловыми ассоциациями (в поэзии В. В. Маяковского , Н. Н. Асеева , Б. Л. Пастернака , О. Э. Мандельштама , М. И. Цветаевой ). В творчестве Н. А. Заболоцкого сказался не только гротескный примитивизм мифологических поэм Хлебникова, но и его уникальное чувство природы и «ладомирские» утопические идеи преображения мира. В целом непосредственное эстетическое восприятие поэзии Хлебникова читателем за редкими исключениями возможно лишь «…в отрывках, наиболее разрешающих поэтическую задачу» (Маяковский В. В. ). Стихи Хлебникова переведены на многие европейские языки (немецкий, итальянский, славянские и др.).
Соч.: Собр. произв., т. 1-5. [Вступ. статьи Ю. Тынянова и Н. Степанова], Л., 1928-33; Неизд. произв., [Ред. и коммент. Н. Харджиева и Т. Грица], М., 1940; Стихотворения и поэмы. [Вступ. ст. Н. Степанова], Л., 1960; Собр. соч., т. 1-4, Мюнхен, 1970-72 (библ.).
Лит.: Винокур Г., Хлебников, «Рус. современник», 1924, № 4; Петровский Д., Воспоминания о Велимире Хлебникове, М., 1926; Спасский С., Хлебников, «Лит. современник», 1935, № 12; Гофман В., Языковое новаторство Хлебникова, «Звезда», 1935, № 6; Маяковский В. В. , Хлебников, Полн. собр. соч., т. 12, М., 1959; Асеев Н. , Велимир Хлебников, Собр. соч., т. 5, М., 1964; Перцов В., О Велимире Хлебникове, «Вопр. лит-ры», 1966, № 7; Лощиц Ю. М. и Турбин В. Н., Тема Востока в творчестве В. Хлебникова, «Народы Азии и Африки», 1966, № 4; Парнис А. Е., В. Хлебников в революц. Гиляне, там же, 1967, № 5; Иванов Вяч. Вс., Структура стихотворения Хлебникова «Меня проносят на слоновых…», «Уч. зап. Тартуского ун-та», в. 198. Труды по знаковым системам, т. 3, 1967; Харджиев Н., Маяковский и Хлебников, в кн.: Харджиев Н. и Тренин В., Поэтич. культура Маяковского, М., 1970; Самородова О., Поэт на Кавказе. Воспоминания, «Звезда», 1972, № 6; [Паперный З. С.], Модернист. течения и поэзия межреволюц. десятилетия, в кн.: Рус. лит-pa конца XIX - нач. XX вв. 1908-1917, М., 1972; Лейтес А., Хлебников - каким он был…, «Нов. мир», 1973, № 1; Markov V., The longer poems of Velimir Khlebnikov, Berkeley-Los Angeles, 1962; Drawicz A., Chlebnikow - mundi constructor, «Poezja», Warsz., 1971, № 7.
И. Б. Роднянская.
Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 8. - М.: Советская энциклопедия, 1975
Основные положения футуристической программы своеобразно выразились в творчестве Велимира Хлебникова (псевд.; наст. имя – Виктор Владимирович Хлебников; 1885-1922) –участника группы кубофутуристов (или «будетлян», как назвал их поэт). Произведения этого большого и оригинального художника явно не укладывались в программные рамки футуристического течения. Опыты его в области стихосложения, языковое творчество, упорное стремление обновить, оживить слово, выявить его «корневой», глубинный смысл, вывести из него целые ряды родственных значений и звучаний – все это оказало плодотворное влияние на развитие русского стихосложения.
Поэзию Хлебникова сближает с лирикой Маяковского гуманистический характер протеста против превращения человека в буржуазном мире в вещь, мотивы бунта человека (поэма «Журавль»). Хлебников выступает как создатель «первобытной» утопии о докультурной гармонии человека с природой («Лесная дева», «Шаман и Венера» и др.). Для поэта современность – только отрезок в нескончаемом ряду времени, которое в своем движении может быть устремлено и в будущее, и в прошлое. Метод «сдвига» во времени лег в основу многих его произведений; образы современности и первобытного мира, мифологии часто выступают у Хлебникова в одном ряду («Маркиза Дэсес», «Внучка Малуши» и др.). Противопоставляя буржуазной действительности культуру далекого прошлого, Хлебников идеализировал некое «естественное» бытие, поэтизировал людей, которые и в современности сохраняют свою «естественность», первобытную красоту («Охотник Уса-Гали»).
Принцип временных «сдвигов», ставший основой художественного мышления поэта, обусловил и его подход к поэтическому языку, реформу которого он предпринимает. Выявляя фольклорно-мифологические формы мышления («Дети Выдры» и др.), Хлебников пытается выделить в слове смысл, заложенный в нем в древнюю эпоху, «разложить» слово на его «первоначальные» значения, части, из которых поэт производит затем новые слова, стремясь создать новый тип языкового мышления. Так строилось хрестоматийно известное стихотворение поэта «Заклятие смехом» (1908–1909):
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмельяно!
О, рассмешищ надсмеяльных – смех усмейных
смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных
Смейево, смейево,
Усмей, осмей, смешики, смешики,
Смеюнчики, смеюнчики!
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Но эти попытки Хлебникова (и других футуристов) создать «самовитый» язык, «самовитое слово» не отвечали живым законам развития языка, были выражением крайне субъективистских тенденций в поэзии. Теория «сдвигов» отразилась и в собственно поэтической манере
Хлебникова – в «сдвигах» синтаксиса, интонации, ритмики стиха.
Война оказала на Хлебникова, как и на других футуристов, сильнейшее воздействие. В 1916 г. он был призван на военную службу, служил рядовым. В поэмах «Война в мышеловке», «Невольничий берег» он резко выступил против империалистической бойни. Антивоенные стихи Хлебникова были наиболее идейно и художественно значительными в его поэзии.
Вплоть до Октябрьской революции Хлебников оставался в рамках своих утопических мечтаний, верил в «законы времени», был полон иллюзий о возможности создания некоего всемирного государства ученых и общественных деятелей, которые осуществят мировое братство народов. Октябрьскую революцию Хлебников воспринял восторженно, но смутность социальных идеалов поэта продолжала сказываться в его лирике и в послереволюционные годы. Он приветствовал революцию как вихрь «всеочищения», говорил об исторической справедливости ее («Ночь в окопе», 1918–1919), встал на защиту нового мира. Но в его стихах прорывались и прежние идеи о мистической предопределенности исторических событий. Революция трактовалась им прежде всего как стихия. Поэт хотел передать космически-стихийный размах революционного движения как всемирного возмездия, которое принесет новый «лад» миру (поэма «Ладомир»), организует человечество на основе социальной справедливости и новых научных открытий. Этот социальный утопизм основывался на вере поэта в якобы открытые им «законы времени», выводимые из повторяемости исторических событий, которая объяснялась им математическими формулами (овладение ими казалось поэту основой знаний о будущем развитии человечества). Утопические мечты Хлебникова о едином человечестве привели его к попыткам создать некий всеобщий «мировой язык», «звездный язык», основанный на буквенных цифрах, что было явно бесплодным экспериментом.
Жанровая система поэзии Хлебникова сложна и подчас глубоко отлична от классической.
В ней встречаются и малые (стихотворения), и большие формы (поэмы, драмы, рассказы, повести), и так называемые «сверхповести». До нас дошло более пятидесяти поэм Хлебникова, среди них – произведения лирические, эпические, драматические и произведения того особого, «хлебниковского» жанра, в котором лирика оборачивается эпосом, эпос – драмой, и наоборот.
Самым значительным произведением Хлебникова, в котором наиболее наглядно выразились основные черты его поэтики, является поэма «Ладомир». Маяковский назвал ее «изумительной книгой». В поэме речь идет обо всем мире и обо всем человечестве, обо всех временах и обо всех пространствах. Поэма – о революции. О революции как конкретном социальном явлении и о революции как явлении космическом, природном, беспредельном. Первоначально поэма должна была называться «Восстание». Объясняя смысл названия и основной сюжет поэмы, Р. Дуганов пишет, что название «Восстание» имело для Хлебникова, по меньшей мере, три значения: «Оно, прежде всего, конечно, означало революцию; затем оно означало не только революцию как историческое событие, но и революцию как явление природы. Вместе с тем это восстание природы, показанное не просто как разрушение и переворот, но именно как переустройство и пересоздание, означало в конечном счете ВОССТАНИЕ природы, ее восстановление, воскресение и возрождение. В свете этой перспективы поэма, по-видимому, и получила окончательное название «Ладомир», являющееся как бы продолжением "Восстания"».
На протяжении всей сознательной жизни постоянным и основным предметом творчества Хлебникова, его размышлений была Россия, ее народ, ее история и ее природа. Он хотел «открыть Россию в ее Законах», понять ее настоящее, провидеть будущее. И творчество свое он рассматривал как форму этого провидения, более того – предварения будущего. Как и Блок, Хлебников судьбу свою неразрывно связывал с судьбами России. В раннем еще стихотворении «Юноша Я-Мир» он писал: «Я клетка волоса или ума большого человека, которому имя Россия? Разве я не горд этим?». Это мироощущение проходит через все творчество поэта, вплоть до последних его произведений, где оно выражено с предельной простотой и ясностью, как в стихотворении «Я и Россия»:
Россия тысячам тысяч свободу дала.
Милое дело! Долго будут помнить про это.
А я снял рубаху,
И каждый зеркальный небоскреб моего волоса,
Каждая скважина
Города тела
Вывесила ковры и кумачовые ткани.
Голый стоял около моря.
Так я дарил народам свободу,
ХЛЕБНИКОВ, ВЕЛИМИР (1885–1922), наст. имя Виктор Владимирович, русский поэт. Родился 28 октября (9 ноября) 1885 в Малодербетовском улусе Астраханской губ. в семье орнитолога и лесовода, впоследствии – основателя первого в СССР заповедника. С раннего детства Хлебников сопровождал отца в поездках, вел фенологические и орнитологические записи, позже участвовал в научных экспедициях в Дагестан, вместе с братом в 1905 совершил самостоятельное научное путешествие на Урал. Первое из его сохранившихся стихотворений начиналось строкой «О чем поешь ты, птичка в клетке?..» Мать Хлебникова посвятила себя воспитанию пятерых детей, которые благодаря ей получили хорошее домашнее образование, приобрели вкус к литературе, живописи и истории.
В связи со служебными обязанностями отца семья часто переезжала. В 1897 Хлебников пошел в 3-й класс Симбирской гимназии, затем семья переехала в Казань, где будущий поэт окончил гимназию и в 1903 поступил в университет. В годы учебы писал стихи и прозу, занимался живописью, математикой, биологией, химией, философией, изучал японский язык. Университетские профессора считали его многообещающим натуралистом. Сам же Хлебников в 1904 писал о себе: «Пусть на могильной плите прочтут: «Он нашел истинную классификацию наук, он связал время с пространством, он создал геометрию чисел. Он нашел славяний, он основал институт изучения дородовой жизни ребенка...».
В 1908 Хлебников приехал в Петербург и поступил в университет – сначала на естественный факультет, затем на историко-филологический (оставил учебу в 1911). Сблизился с кругом символистов, посещал «среды» Вяч.Иванова и «Академию стиха» при журнале «Аполлон», где встречался с акмеистами. Хлебникова сближал с символистами интерес к мифологии, русской истории и фольклору (именно в кругу Вяч.Иванова он получил древнее славянское имя Велимир). Однако уже в эти годы у Хлебникова появились отличные от символистов и акмеистов взгляды на природу слова. С 1905, тяжело переживая поражение России в русско-японской войне и поражение Первой русской революции, он пытался вывести числовые законы Времени, влияющие на судьбы человечества.
В 1908 в журнале «Весна» было опубликовано первое стихотворение Хлебникова Искушение грешника . Тогда же состоялось его знакомство с В.Каменским, Д.Бурлюком и др. членами группы «Гилея», к которым затем присоединились В.Маяковский и Б.Лившиц. Вскоре Хлебников стал главным теоретиком футуризма, который называл «будетлянством». Его стихи вошли в футуристический сборник Садок судей (1910), которым заявило о себе новое литературное движение. В том же году вышло еще несколько поэтических и теоретических книг Хлебникова – Ряв !, Творения 1906–1908 и др. Знаменитый сборник футуристов Пощечина общественному вкусу (1912) наполовину состоял из стихов Хлебникова – Кузнечик , Бобэоби пелись губы... и др. Ритмический и звуковой строй этих стихов, а также написанных к тому времени пьесы Маркиз Дэзес (1909–1911) и поэмы Журавль (1909) был ориентирован на разговорную речь. В Пощечине общественному вкусу была напечатана составленная Хлебниковым таблица Взор на 1917 год , в которой он, согласно своим исчислениям законов времени, предсказал «падение государства».
В 1912 была издана книга Хлебникова Учитель и ученик , в которой он изложил основы будетлянства как нового искусства. Его поэтико-лингвистические исследования легли в основу «заумного языка», разработанного им совместно с поэтом А.Крученыхом и воплощенного в их общей поэме Игра в аду (1912). В общем сборнике Крученыха и Хлебникова Слово как таковое (1913) о «зауми» было сказано, что она пользуется «разрубленными словами, полусловами и их причудливыми хитрыми сочетаниями». По определению Хлебникова, в «зауми» происходит «сопряжение корней» слов, первоначально разложенных на фонетические составляющие.
С началом Первой мировой войны Хлебников начал изучать законы прошлых войн, чтобы предсказать ход текущей войны. Результатом этой работы стали книги Битвы 1915–1917 гг. Новое учение о войне (1915) и Время мера мира (1916). Неприятие мировой бойни составляет содержание поэмы Война в мышеловке (1915–1922) и других произведений этого периода.
В 1916 Хлебников был призван в армию и оказался в запасном полку в Царицыне, где, по его словам, «прошел весь ад перевоплощения поэта в лишенное разума животное». С помощью знакомого врача ему удалось добиться освобождения от армии. В это время поэт мечтал создать общество Председателей Земного Шара, в которое мог бы войти каждый, кто ощущает свое единство с человечеством и ответственность за его судьбу. В понимании Хлебникова, искусство имеет жизнестроительное значение в судьбе поэта-«творянина». С необходимостью внебытового существования «творянина» связаны странствия поэта по России. Хлебников считал, что «стихи – это все равно что путешествие, нужно быть там, где до сих пор еще никто не был». Образ жизни Хлебникова точно охарактеризован в воспоминаниях поэта Н.Асеева: «В мире мелких расчетов и кропотливых устройств собственных судеб Хлебников поражал своей спокойной незаинтересованностью и неучастием в людской суетне. Меньше всего он был похож на типичного литератора тех времен: или жреца на вершине признания, или мелкого пройдоху литературной богемы. Да и не был он похож на человека какой бы то ни было определенной профессии. Был он похож больше всего на длинноногую задумчивую птицу... Все окружающие относились к нему нежно и несколько недоуменно».
Октябрь 1917 Хлебников встретил в Петрограде. Впоследствии описал увиденное в поэме Ночной обыск (1921). В 1918 находился в Астрахани и описал свои впечатления в поэме Ночь перед Советами (1921). В 1920–1921 на Украине Хлебников стал свидетелем разгрома армии Деникина, который описал в поэмах Ночь в окопе (1920), Каменная баба (1919), в рассказе Малиновая шашка (1921) и др. произведениях. Затем Хлебников приехал на Кавказ, где работал в различных газетах, в бакинском и пятигорском отделении РОСТА, в Политпросвете Волжско-Каспийского флота. Революционные события на Востоке стали темой поэмы Тиран без Тэ (1921). Осмысление революции как вселенского явления происходит в поэме Ладомир (1920), опубликованной в Харькове. Ее заглавие – неологизм, придуманный Хлебниковым для обозначения всеобщей гармонии. В Ладомире создан образ неделимого человечества, объединенного с природой.
В декабре 1921 Хлебников вернулся в Москву. К этому времени относится его пророчество относительно собственной судьбы: «Люди моей задачи часто умирают тридцати семи лет». В 1922 написал Зангези , определив жанр этого произведения как «сверхповесть» и объяснив его внутренний строй следующим образом: «Сверхповесть, или заповесть, складывается из самостоятельных отрывков, каждый со своим особым богом, особой верой и особым уставом... Это эпос сознания, эпос о мыслительном процессе, связующем прошлое и будущее человечества». Имя главного героя – непонятого пророка, «второго я» автора – произведено от слияния названий рек Ганг и Замбези, символизирующих Евразию и Африку. Зангези пользуется заумным языком, кроме которого в поэме использован, по словам автора, также птичий язык, язык богов, звездный язык, разложение слова, звукопись, безумный язык. В состав сверхповести введены Доски судьбы – составленные Хлебниковым числовые соотношения между историческими событиями.
Весной 1922, уже будучи тяжело больным, Хлебников отправился в Новгородскую губ. вместе с художником П.Митуричем.
Творчество Хлебникова оказало огромное влияние как на многих крупных поэтов 20 в. – В.Маяковского, О.Мандельштама, М.Цветаеву, Б.Пастернака, Н.Заболоцкого и др., так и на развитие новых – ритмических, словотворческих и пророческих – возможностей поэзии.
Что бывает, когда неудачливую карьеристку переводят в личные стажеры к главному тирану торгового дома "Драконы Элроя"? Ничего хорошего! Сначала я потеряла его ручного дракона и испортила пиджак от королевского портного, потом умудрилась поцеловать, а ко всему прочему… влюбиться в невыносимого босса. Какое странное служебное недоразумение! Знала бы, что любовь к драконам в конторе обязательна, ни за что не согласилась бы на службу.
Марина Ефиминюк
ЛЮБОВЬ К ДРАКОНАМ ОБЯЗАТЕЛЬНА
ПРОЛОГ
Господа, сегодня вам необычайно повезло! В этом году открыта не одна, а целых две вакансии стажеров! - объявила дама средних лет с мелкими кудельками на подкрашенных басмой волосах. - И главное! Собеседование проведет лично господин ди Элрой!
Народ в коридоре возбужденно зашептался. Ужасно хотелось спросить, кто такой этот Элрой с приставкой "ди", говорившей о высоком происхождении, если одно упоминание его имени ввело в душевный трепет даже выпускников Королевской академии. Я постеснялась показаться невеждой и уменьшить шанс на получение места. Украдкой вытащила из ридикюля сложенную газету и пробежала глазами по колонке: "Ищем сотрудников".
Торговый дом назывался "Драконы Элроя", и вряд ли в этом переполненном коридоре кто-то еще не знал, что пресловутый ди Элрой - владелец и коридора, и всего здания, и даже стула, на котором я сидела. Впрочем, сомневаюсь, что конкуренты на вакантное место узнали о конкурсе полчаса назад из газетного объявления, когда возвращались из конторы судебных заступников, с треском провалив собеседование. Пятидесятое по счету.
Между прочим, я окончила законоведческое отделение. Правда, в Институте благородных девиц. Но все равно неплохо разбиралась в бракоразводных процессах и правах женщин в браке. Ну и еще умела кое-что по мелочи. Например, с завидной регулярностью вытаскивала из застенков матушку, державшую трактир. Она попадала в тюремную башню за попрание винного закона.
Соседка слева достала из ридикюля зеркальце, баночку с помадой алого цвета и принялась кисточкой мазюкать по губам, превращая вполне нормальный рот в яркое пятно.
Разве вы не знаете, что Таннер ди Элрой умопомрачительно красив? - с презрением фыркнула она, поймав через зеркальце мой недоуменный взгляд.
А еще, говорят, он ценит профессионализм, - индифферентно заметил сосед справа, намекая, что алые губы с интеллектом никак не связаны.
На самом деле, подозреваю, он активно недоволен тем, что конкурентка могла выиграть несколько баллов за счет броского мазка, пусть мазок и походил на кляксу. Сам-то бедняга был полным лысеющим клерком, которому точно не стоило красить губы.
Я почти собралась выяснить, чем торговал тандем Таннера ди Элроя и дракона, но не успела открыть рта, как "кудельковая" дама снова появилась в коридоре и объявила:
Когда услышите свое имя, пожалуйста, проходите в кабинет, - она указала на дверь, из которой только что вышла. - С вами будет беседовать господин ди Элрой.
Полный коридор соискателей непрозрачно намекал, что ждать придется долго. Можно даже почитать любовный романчик, если прикрыть книжку ридикюлем, но очередь начала неожиданно быстро редеть. Люди заходили в кабинет и выходили оттуда, не пробыв и нескольких минут. Кто-то вылетал арбалетным болтом, другие выползали с серыми лицами, будто при смерти. Соседка с накрашенными губами выскочила как пробка из бутылки, оглядела настороженных соискателей и разрыдалась.
Тереза Амэт! - позвала меня дама.
Чуть не уронив с коленей сумку, я вытянулась в струнку, точно перенеслась на семинар по семейному праву у наставницы Ру (скучнейший предмет, между прочим).
Проходите, - велели мне.
Благодарю.
В кабинет я впорхнула с особой доброжелательной улыбкой, вбиваемой в слушательниц Института благородных девиц едва ли не с первого дня учебы. Почему-то считалось, что кротость нравится будущим нанимателям, которые чуточку позже всенепременно обязаны стать нашими супругами.
Мужчина, сидевший за большим столом, оказался действительно хорош собой. Красиво подстриженные темные волосы, породистое лицо и синие глаза (в последнем не очень-то уверена, зрение меня могло запросто обмануть). Он оторвался от изучения анкеты, которую я подала, когда записывалась на собеседование, и указал рукой на деревянный стул, стоявший посреди комнаты:
Присаживайтесь.
Стуча каблуками, я прошла и с прямой как доска спиной, опустилась на самый кончик жесткого сиденья. Не специально, конечно, просто от волнения чуть мимо не махнула. Со своего места я видела под столом решетчатую мусорную корзину, полную безжалостно выброшенных анкет.
Итак, госпожа Амэт, - Таннер нанизал меня на пронзительный взгляд, - почему вы хотите служить в "Драконах Элроя"?
Потому что отчаянно не желаю работать в матушкином трактире многопрофильным специалистом "три в одном": счетоводом, судебным заступником и подавальщицей. Клянусь, я вовсе не брезгую разносить вино, просто хозяйка - скупердяйка и считает, будто родственники обязаны трудиться за еду.
Но, разумеется, о прозе жизни я промолчала и неторопливо изложила доводы, уже один раз перечисленные в конторе судебных заступников. Ладно, кому я вру, - один из пятидесяти раз. Но если бы наставница Ру, вечно шпынявшая меня за стрекот, услышала плавную речь, прослезилась бы от гордости.
Что вы думаете о ручных драконах? - спросил Элрой.
Они удивительные создания, требующие особенного ухода, - выдала я строчку из прочитанной с утра газетной статьи и без зазрения совести соврала: - У меня богатый опыт в усмирении расшалившихся драконов.
Хорошо. - Он отложил мою анкету. - На что вы готовы пойти ради должности в "Драконах Элроя"?
Практически на все, - чистосердечно призналась я.
Если выпускница Института благородных девиц успела провалить не меньше пятидесяти собеседований и ей грозит бесплатная работа в питейном заведении, то она готова почти на все, кроме убийства и голодовки.
В таком случае прямо сейчас… поиграйте с моим драконом! - приказал он и указал кончиком чернильной ручки в направлении своих штанов.
Не зря наставница Ру утверждала, что я получу приличное место только через постель. Накаркала, старая ворона!
С вашим драконом?
Именно с ним, - невозмутимо подтвердил развратник, а с первого взгляда приличным человеком казался.
Вас что-то смущает?
Позвольте поправку. Ради работы благородная девица готова почти на все, кроме убийства, голодовки и того, что прямо сейчас предлагали сделать мне. Воспитание не позволяет.
Вовсе нет, - в очередной раз соврала я, примеряясь, стоит ли ридикюль швырнуть ему в физиономию или для надежности просто подойти и огреть по башке.
Вдруг лицо Таннера ди Элроя осветилось улыбкой, сделавшей его дьявольски привлекательным. Такая улыбка даже монашку способна ввести в греховные мысли.
Поздравляю, госпожа Амэт! - вымолвил он. - Вы только что прошли проверку на готовность отдаваться делу всей душой и получили должность стажера в отделе продаж "Драконов Элроя". Уверен, что с таким энтузиазмом уже через год вам не будет равных в продаже кормов для ручных драконов!
То есть играть с вашим… кхм… ручным драконом уже не надо? - насторожилась я.
Я бы с радостью, но Ральф остался дома.
Мм? То, что он дал своему мужскому достоинству имя, я еще могу понять. Но… как он оставляет его дома? Простите за анатомическую подробность - отстегивает?!
Насколько я понимаю, вы тоже держите дракона? - уточнил хозяин конторы.
Я? - поперхнулась я, и тут до меня дошло, что мы говорим о тех самых выведенных в неволе ручных ящерах, которых стало модно содержать в домах вместо кошек и собак.
Хотя как страхолюдинка, вылупившаяся из яйца и отрыгивающая пламенем, способна заменить мягкий мурчащий комок, для меня оставалось загадкой. В него даже носом не уткнешься и толком не потискаешь, тут же полруки оттяпает.
Так вот, госпожа Амэт, - будущий шеф окинул меня быстрым взглядом. - Даже если дракон от скуки сгрызет всю обивку в вашей спальне и сожжет половину кухни, в контору домашнего питомца приводить запрещается!
Запрещается… - слабым эхом повторила я.
Святые угодники, куда я попала?!
