Рецензия Екатерины Петроченко на книгу Дж. Р. Р. Толкина «Хоббит, или Туда и обратно», написанная в рамках конкурса «Моя любимая книга» литературного портала « ».
Сначала хочу познакомить вас с создателем повести:
Джон Рональд Руэл Толкин – известный английский писатель в стиле «высокого фэнтези», поэт, профессор Оксфордского университета(специалист по средневековому английскому языку и литературе).
Толкин создал удивительный и уникальный мир Среднеземья, где и происходит действие эпопеи, повествование которой начинается с описываемой мною книги.
«Хоббит, или Туда и обратно» — с этим произведением Толкин вошел в мировую литературу. Создание этой повести начиналось с волшебной сказки, сочиненной для детей. Позднее автор так увлекся, что даже нарисовал карты Среднеземья и Шира(что безусловно дополняет его работу). И вот сегодня эту книгу читают с увлечением и дети, и взрослые.
С первых строк с головой погружаешься в атмосферу мирного существования населения Шира – маленьких хоббитов. Наш герой — весьма состоятельный хоббит по фамилии Бэггинс. Бильбо Бэггинс. Однажды утром он стоял в дверях своей норы и курил трубку. И тут появляется Гэндальф…
Мудрый волшебник Гэндальф (который всегда появляется в свое время) вовлекает Бильбо в нежданный поход с гномами к Одинокой Горе. Привыкшему к удобствам своей благоустроенной норы юному хоббиту было тяжело влиться в компанию гномов, которые всю жизнь провели в скитаниях. Но у него всегда присутствовал скрытый дух приключений и постепенно он свыкся с лишениями ради своих спутников, не имевших в данное время собственного теплого угла. Опасные приключения, непростые отношения с другими расами, безвыходность положений делают произведение поистине захватывающим: от него невозможно оторваться. Но в тучах всегда есть просвет. Так и здесь друзья всегда приходят на помощь, хотя не обошлось без драматичного момента.
Произведение заставляет взглянуть на жизнь и на себя самого по-новому: может ты где то себя недооценивал(как главный герой) или не замечал каких-то мелочей.
Эмоции переполняют тебя в процессе чтения. Порой сочувствуешь героям в морально сложных ситуациях, порой тебя переполняет простое чувство доброты и спокойствия, но местами ты просто напрягаешься с макушки до пят.
Книга порадует вас необычностью сюжета и героев, неповторимой атмосферой и легкостью прочтения. Кого-то научит мудрости и смелости, кого-то подвигнет совершить свое нежданное путешествие, и совсем неизвестно куда заведут тебя ноги и как это отразится на всеобщей истории…
Рецензия написана в рамках конкурса “ ”.
В 1964 году на экраны СССР вышел фильм «Девочка и эхо». Можно и сейчас посмотреть его, используя источники из интернета. Тот, кто хочет узнать сюжет кинофильма, чтобы решить, смотреть ли его, может прочитать краткое содержание «Эхо». Нагибин, известный больше как писатель, создававший повести о войне, рассказывал и о мирном времени.
Знакомство с девочкой
Название местечка, где происходит действие рассказа, автор придумал сам. Это Синегория. С описания этого пляжного района начинается рассказ и краткое содержание «Эхо». Нагибин ведет повествование от первого лица, от имени мальчика Сережи. Тот сидел на берегу моря и искал на песке красивые камешки. Вдруг он услышал тоненький голосок, поднял глаза и увидел совершенно голую худую девочку с мокрыми волосами. Она спросила, почему он расселся на ее нижнем белье. С этими словами она нагнулась и вытащила из-под мальчика свои желто-синие трусы.
Сережа спросил о том, не стыдно ли ей так купаться. Девочка ответила, что ее мама говорит так: «Маленьким это можно, а в мокрой одежде можно простудиться!». Вот так познакомился Сергей с Викой. Об этом рассказывает краткое содержание «Эхо». Нагибин от лица Сережи передал разговор мальчика и девочки. Он рассказал ей, что коллекционирует камни. Она поделись с ним своим секретом о том, что собирает эхо. Сережа удивился этому. Также он узнал, что Вика не любит, когда ее так называют. Больше ей нравилось имя Витька. Вот так у Сережи появилась подруга, которую он называл другом.
Эхо
О чем же дальше поведает краткое содержание «Эхо»? Нагибин рассказывает, что Витька повела Сергея к склону горы, который все называли Чертовым пальцем. Мальчик удивился, как Вике удается кричать на горе около пропасти и получать в ответ разные оттенки эха. С тех пор дети очень сдружились. Они ходили вместе купаться, и Сережа уже не обращал внимания на то, что Витька купается в таком виде.
Постепенно мальчик понял, почему она так себя ведет. Девочка считала себя не просто некрасивой, а даже уродливой, поэтому не предавала никакого значения тому, как выглядят и в чем ходит. Дети вместе облазили горы, побывали в гроте и даже нашли квакающее эхо. Казалось, что дружба была крепкой, но один случай все разрушил.
Трусость или предательство?
Рассказ «Эхо» Нагибин продолжается неприятным случаем. Как-то Сережа и Витька были на пляже. Девочка как обычно плескалась в своем первозданном виде, а он сидел на берегу. Вдруг показалась компания мальчишек во главе с Игорем. Сереже давно хотелось завести с этим авторитетным мальчиком дружбу, но тот не обращал на него внимания. Ребята увидели, что Вика купается нагая, и стали смеяться. Сначала они хотели залезть в воду, но девочка подняла камень, угрожая им. Тогда мальчишки сели около ее одежды и стали ждать. Девочка просила Сережу принести ей вещи, но Игорь это делать запретил, и тот не помог своей подруге.
Замерзшая в воде девочка все-таки вышла, прикрывшись руками, оделась и крикнула Сергею, что он трус. Вот такой рассказ написал Нагибин. «Эхо» заканчивается на позитивной ноте. Сергей хотел поднять свой авторитет в новой компании и повел ребят слушать эхо. Но оно не зазвучало. Девочка Вика пришла к нему попрощаться, нарядная и красивая, так как уезжала с мамой, и рассказала, где именно нужно кричать, чтобы эхо прекрасно звучало.
(Пока оценок нет)
Сочинения по темам:
- История девочки начинается с описания злосчастной судьбы ее матери, которая стала жертвой обмана. Ее обольстил и бросил любимый мужчина, у...
- В этой статье вы прочитаете не все произведение Чехова, а лишь его краткое содержание. «Хамелеон» – это остроумный рассказ, небольшой...
- Эдгар Аллан По был самым первым профессиональным американским автором. До него никто из писателей не пытался жить своим ремеслом. Он...
- Повесть «Рыжик» принадлежит перу писателя Алексея Свирского. По объему произведение большое, поэтому читать его придется продолжительное время. Чтобы сэкономить драгоценные...
Синегория, берег, пустынный в послеполуденный час, девчонка, возникшая из моря… Этому без малого тридцать лет!
Я искал камешки на диком пляже. Накануне штормило, волны, шипя, переползали пляж до белых стен приморского санатория. Сейчас море стихло, ушло в свои пределы, обнажив широкую, шоколадную, с синим отливом, полосу песка, отделенную от берега валиком гальки. Этот песок, влажный и такой твердый, что на нем не отпечатывался след, был усеян сахарными голышами, зелено-голубыми камнями, гладкими, округлыми стекляшками, похожими на обсосанные леденцы, мертвыми крабами, гнилыми водорослями, издававшими едкий йодистый запах. Я знал, что большая волна выносит на берег ценные камешки, и терпеливо, шаг за шагом, обследовал песчаную отмель и свежий намыв гальки.
Эй, чего на моих трусиках расселся? - раздался тоненький голос.
Я поднял глаза. Надо мной стояла голая девчонка, худая, ребрастая, с тонкими руками и ногами. Длинные мокрые волосы облепили лицо, вода сверкала на ее бледном, почти не тронутом загаром теле, с пупырчатой проголубью от холода.
Девчонка нагнулась, вытащила из-под меня полосатые, желтые с синим, трусики, встряхнула и кинула на камни, а сама шлепнулась плашмя на косячок золотого песка и стала подгребать его к бокам.
Оделась бы хоть… - проворчал я.
Зачем? Так загорать лучше, - ответила девчонка.
А тебе не стыдно?
Мама говорит, у маленьких это не считается. Она не велит мне в трусиках купаться, от этого простужаются. А ей некогда со мной возиться…
Среди темных шершавых камней вдруг что-то нежно блеснуло: крошечная чистая слезка. Я вынул из-за пазухи папиросную коробку и присоединил слезку к своей коллекции.
Ну-ка, покажи!..
Девчонка убрала за уши мокрые волосы, открыв тоненькое, в темных крапинках лицо, зеленые кошачьи глаза, вздернутый нос и огромный, до ушей рот, и стала рассматривать камешки.
На тонком слое ваты лежали: маленький овальный прозрачно-розовый сердолик; и другой сердолик - покрупнее, но не обработанный морем и потому бесформенный, глухой к свету; несколько фернампиксов в фарфоровой узорчатой рубашке; две занятных окаменелости: одна в форме морской звезды, другая - с отпечатком крабика; небольшой «куриный бог» - каменное колечко; и гордость моей коллекции - дымчатый топаз, клочок тумана, растворенный в темном стекле.
За сегодня собрал?
Да ты что?.. За все время!..
Не богато.
Попробуй сама!..
Очень надо! - Она дернула худым шелушащимся плечом. - Целый день ползать по жаре из-за паршивых камешков!..
Дура ты! - сказал я. - Голая дура!
Сам ты дурачок!.. Марки небось тоже собираешь?
Ну собираю! - ответил я с вызовом.
И папиросные коробки?
Собирал, когда маленьким был. Потом у меня коллекция бабочек была…
Я думал, ей это понравится, и мне почему-то хотелось, чтобы ей понравилось.
Фу, гадость! - Она вздернула верхнюю губу, показав два белых острых клычка. - Ты раздавливал им головки и накалывал булавками?
Вовсе нет, я усыплял их эфиром.
Все равно гадость… Терпеть не могу, когда убивают.
А знаешь, что я еще собирал? - сказал я, подумав. - Велосипеды разных марок!
Честное слово! Я бегал по улицам и спрашивал всех велосипедистов: «Дядя, у вас какая фирма?» ОН говорил: «Дукс», или, там, «Латвелла», или «Оппель». Так я собирал все марки, вот только «Эндфильда модели Ройяль» у меня не было… - Я говорил быстро, боясь, что девчонка прервет меня какой-нибудь насмешкой, но она смотрела серьезно, заинтересованно и даже перестала сеять песок из кулака. - Я каждый день бегал на Лубянскую площадь, раз чуть под трамвай не угодил, а все-таки нашел «Эндфильд Ройяль»! Знаешь, у него марка лиловая с большим латинским «Р»…
А ты ничего… - сказала девчонка и засмеялась своим большим ртом. - Я тебе скажу по секрету, я тоже собираю…
Эхо… У меня уже много собрано. Есть эхо звонкое, как стекло, есть как медная труба, есть трехголосое, а есть горохом сыплется, еще есть…
Ладно врать-то! - сердито перебил я. Зеленые кошачьи глаза так и впились в меня.
Хочешь, покажу?
Ну, хочу…
Только тебе, больше никому. А тебя пустят? Придется на Большое седло лезть.
Так завтра с утра и пойдем. Ты где живешь?
На Приморской, у болгар.
А мы у Тараканихи.
Значит, я твою маму видел! Такая высокая, с черными волосами?
Ага. Только я свою маму совсем не вижу.
Мама танцевать любит… - Девчонка тряхнула уже просохшими, какими-то сивыми волосами. - Давай купнемся напоследок!
Она вскочила, вся облепленная песком, и побежала к морю, сверкая розовыми узкими пятками…
Утро было солнечное, безветренное, но не жаркое. Море после шторма все еще дышало холодом и не давало солнцу накалить воздух. Когда же на солнце наплывало папиросным дымком тощее облачко, снимая с гравия дорожек, белых стен и черепичных крыш слепящий южный блеск, простор угрюмел, как перед долгой непогодью, а холодный ток с моря разом усиливался.
Тропинка, ведущая на Большое седло, вначале петляла среди невысоких холмов, затем прямо и сильно тянула вверх, сквозь густой пахучий ореховый лес. Ее прорезал неглубокий, усеянный камнями желоб, русло одного из тех бурных ручьев, что низвергаются с гор после дождя, рокоча и звеня на всю округу, но иссякают быстрее, чем высохнут дождевые капли на листьях орешника.
Мы отмахали уже немалую часть пути, когда я решил узнать имя моей приятельницы.
Эй! - крикнул я желто-синим трусикам, бабочкой мелькавшим в орешнике. - А как тебя зовут?
Девчонка остановилась, я поравнялся с ней. Ореховая заросль тут редела, расступалась, открывая вид на бухту и наш поселок - жалкую горсточку домишек. Огромное, серьезное море простиралось до горизонта водой, а за ним - туманными мутно-синими полосами, наложенными в небе одна над другой. А в бухте оно притворялось кротким и маленьким, играя, протягивало вдоль кромки берега белую нитку, скусывало ее и вновь протягивало…
Не знаю даже, как тебе сказать, - задумчиво проговорила девчонка. - Имя у меня дурацкое - Викторина, а все зовут Витькой.
Можно Викой звать.
Тьфу, гадость! - Она знакомо обнажила острые клычки.
Почему? Вика - это дикий горошек.
Его еще мышиным зовут. Терпеть не могу мышей!
Ну, Витька так Витька, а меня - Сережа. Нам еще далеко?
Выдохся? Вот лесника пройдем, а там уже и Большое седло видно…
Но мы еще долго петляли терпко-медвяно-душным орешником. Наконец тропинка раздалась в каменистую дорогу, бело сверкающую тонким, как сахарная пудра, песком, и вывела нас на широкий пологий уступ. Тут, в гуще абрикосовых деревьев, ютилась сложенная из ракушечника сторожка лесничего.
Едва мы подступили к уютному домику, как тишина взорвалась бешеным лаем. Гремя цепями, навешенными на длинную проволоку, на нас вынеслись два огромных лохматых, грязно-белых пса, взвились на воздух, но, удушенные ошейниками, выкатили розовые языки, захрипели и шмякнулись на землю.
Не бойся, они не достанут! - спокойно сказала Витька.
Зубы псов клацали в полушаге от нас, я видел репьи в их загривках, клещей, раздувшихся с боб, на храпе, только глаза их тонули в шерсти. Странно, из сторожки никто но вышел, чтобы унять псов. Но как ни кидались псы, как ни натягивали проволоку, они не могли нас достать. И когда я уверился в этом, мне стало щемяще-радостно. Наш поход вел нас к скалам и пещерам, населенным таинственными голосами, не хватало лишь грозных стражей, драконов, преграждающих смельчакам доступ к тайне. И вот они, драконы - эти заросшие, безглазые, с красномясым зевом псы!
Я шел по влажному и твердому песку, собирая камушки и разные интересные вещи, вынесенные на берег вчерашним штормом. Рассматривая гору намытой гальки, не заметил, как сзади кто-то подошел. Тонкий девчачий голос вывел меня из задумчивого поиска. Я увидел, что это была тонкая ребристая девочка, абсолютно без одежды. Она возмущалась, что я расселся на ее трусах.
На мое замечание, что ей бы следовало одеться, незнакомка ответила, что так ей лучше загорать и вообще, мама не велит купаться в трусах,чтобы не простудиться от мокрого белья.
Мне захотелось чем-то похвастать, и я показал ей свою коллекцию камней. Незнакомка принялась смеяться: дескать, я и марки, наверное, собираю, и бабочек. Тогда пришлось выложить последний козырь и рассказать о собирательстве велосипедов разных марок.
И тут удалось произвести впечатление. Девочка решила открыть свой секрет: она также увлекается собирательством. Только предметом коллекции было эхо.
Я ей не поверил и она пообещала показать свою коллекцию. Условились встретиться утром и залезть на гору Большое седло.
По пути к горе выяснилось, что незнакомку зовут странно – Викторина, сокращенно Витька. И вот мы пришли в царство эха. Первое обитало возле Чертового пальца. Любой, даже самый тихий звук, оно обращало в насмешливо-вкрадчивый, идущий из недр горы.
На уступе с каменными глыбами слово повторялось сотни раз, будто перебрасываемое от камня к камню. Это был дом «горохового» эха.
Когда мы спустились вниз, я захотел зацепить девочку тем, что никакая это не коллекция – ведь ей может владеть каждый, кто закричит. Но ей было не жалко.
Так мы и подружились, и вместе облазили много мест с новыми видами эха.
А потом я струсил перед ватагой ребят, смеявшихся, что Витька купается голой. Она попросила подать одежду, чтобы выйти из воды, но я этого не сделал. Девочка вылезла из воды, оделась и ушла, назвав меня трусом.
Ребята смеялись надо нашей дружбой, и тогда я рассказал секрет Витьки. Они приказали отвести их на гору, потому что никто не знал про эхо. Я повел, но, сколько мы ни кричали, эха не было.
А мама потом сказала мне, что горы отзываются только для чистых и честных людей.
Я тосковал по Витьке, понимая, что потерял хорошего друга. Однажды она пришла и сообщила, что уезжает и хочет подарить свою коллекцию на память. И поведала мне тайну эха: оказалось, нужно было кричать с определенных мест.
Мама вышла, поглядела на девочку и заявила, что она прекрасна.
А я вспомнил, как Витька стеснялась своей некрасивости, и побежал на вокзал сказать ей о маминых словах. Автобус уже уезжал, но я успел. Витька доверчиво улыбнулась, и я понял, что она самая красивая девочка на свете.
Истинная красота прячется где-то внутри, она начинается в умении видеть прекрасные вещи вокруг и не стремиться обладать ими.
Картинка или рисунок Эхо
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Чехов Беззащитное существо
Кистунов, управляющий банком, отправляется на работу несмотря на свою подагру. В банк является некая Щукина с прошением.
- Краткое содержание Деньги для Марии Распутин
Советское время. Начало денежной реформы. Выявляется большая недостача, во время ревизии в одном магазине. Продавщицу могут заключить в тюрьму. Ее супруг обращается за помощью к односельчанам.
- Краткое содержание Драйзер Сестра Керри
Керри Мибер переезжает жить в Чикаго к сестре. Там она долго ищет способ заработать на жизнь и находит работу на местной фабрике. Но поскольку Керри тяжело заболевает, то теряет ее.
- Краткое содержание Оперы Паяцы Леонкавалло
В Монтальто приезжает труппа комедиантов, во главе с Канио. Он приглашает всех на свое новое представление. Жители зовут комиков выпить в баре. Человек из толпы грубо шутит, он хочет отобрать Недду у мужа
- Краткое содержание Белый Клык Джек Лондон
В повести рассказывается о жизни полуволка-полусобаки по имени Белый Клык. Он рождается в Северной Глуши и попадает в стойбище индейцев, где к нему относятся недружелюбно, как собаки, так и люди
Юрий Маркович Нагибин
Синегория, берег, пустынный в послеполуденный час, девчонка, возникшая из моря… Этому без малого тридцать лет!
Я искал камешки на диком пляже. Накануне штормило, волны, шипя, переползали пляж до белых стен приморского санатория. Сейчас море стихло, ушло в свои пределы, обнажив широкую, шоколадную, с синим отливом, полосу песка, отделенную от берега валиком гальки. Этот песок, влажный и такой твердый, что на нем не отпечатывался след, был усеян сахарными голышами, зелено-голубыми камнями, гладкими, округлыми стекляшками, похожими на обсосанные леденцы, мертвыми крабами, гнилыми водорослями, издававшими едкий йодистый запах. Я знал, что большая волна выносит на берег ценные камешки, и терпеливо, шаг за шагом, обследовал песчаную отмель и свежий намыв гальки.
Эй, чего на моих трусиках расселся? - раздался тоненький голос.
Я поднял глаза. Надо мной стояла голая девчонка, худая, ребрастая, с тонкими руками и ногами. Длинные мокрые волосы облепили лицо, вода сверкала на ее бледном, почти не тронутом загаром теле, с пупырчатой проголубью от холода.
* * *Девчонка нагнулась, вытащила из-под меня полосатые, желтые с синим, трусики, встряхнула и кинула на камни, а сама шлепнулась плашмя на косячок золотого песка и стала подгребать его к бокам.
Оделась бы хоть… - проворчал я.
Зачем? Так загорать лучше, - ответила девчонка.
А тебе не стыдно?
Мама говорит, у маленьких это не считается. Она не велит мне в трусиках купаться, от этого простужаются. А ей некогда со мной возиться…
Среди темных шершавых камней вдруг что-то нежно блеснуло: крошечная чистая слезка. Я вынул из-за пазухи папиросную коробку и присоединил слезку к своей коллекции.
Ну-ка, покажи!..
Девчонка убрала за уши мокрые волосы, открыв тоненькое, в темных крапинках лицо, зеленые кошачьи глаза, вздернутый нос и огромный, до ушей рот, и стала рассматривать камешки.
На тонком слое ваты лежали: маленький овальный прозрачно-розовый сердолик; и другой сердолик - покрупнее, но не обработанный морем и потому бесформенный, глухой к свету; несколько фернампиксов в фарфоровой узорчатой рубашке; две занятных окаменелости: одна в форме морской звезды, другая - с отпечатком крабика; небольшой «куриный бог» - каменное колечко; и гордость моей коллекции - дымчатый топаз, клочок тумана, растворенный в темном стекле.
За сегодня собрал?
Да ты что?.. За все время!..
Не богато.
Попробуй сама!..
Очень надо! - Она дернула худым шелушащимся плечом. - Целый день ползать по жаре из-за паршивых камешков!..
Дура ты! - сказал я. - Голая дура!
Сам ты дурачок!.. Марки небось тоже собираешь?
Ну собираю! - ответил я с вызовом.
И папиросные коробки?
Собирал, когда маленьким был. Потом у меня коллекция бабочек была…
Я думал, ей это понравится, и мне почему-то хотелось, чтобы ей понравилось.
Фу, гадость! - Она вздернула верхнюю губу, показав два белых острых клычка. - Ты раздавливал им головки и накалывал булавками?
Вовсе нет, я усыплял их эфиром.
Все равно гадость… Терпеть не могу, когда убивают.
А знаешь, что я еще собирал? - сказал я, подумав. - Велосипеды разных марок!
Честное слово! Я бегал по улицам и спрашивал всех велосипедистов: «Дядя, у вас какая фирма?» ОН говорил: «Дукс», или, там, «Латвелла», или «Оппель». Так я собирал все марки, вот только «Эндфильда модели Ройяль» у меня не было… - Я говорил быстро, боясь, что девчонка прервет меня какой-нибудь насмешкой, но она смотрела серьезно, заинтересованно и даже перестала сеять песок из кулака. - Я каждый день бегал на Лубянскую площадь, раз чуть под трамвай не угодил, а все-таки нашел «Эндфильд Ройяль»! Знаешь, у него марка лиловая с большим латинским «Р»…
А ты ничего… - сказала девчонка и засмеялась своим большим ртом. - Я тебе скажу по секрету, я тоже собираю…
Эхо… У меня уже много собрано. Есть эхо звонкое, как стекло, есть как медная труба, есть трехголосое, а есть горохом сыплется, еще есть…
Ладно врать-то! - сердито перебил я. Зеленые кошачьи глаза так и впились в меня.
Хочешь, покажу?
Ну, хочу…
Только тебе, больше никому. А тебя пустят? Придется на Большое седло лезть.
Так завтра с утра и пойдем. Ты где живешь?
На Приморской, у болгар.
А мы у Тараканихи.
Значит, я твою маму видел! Такая высокая, с черными волосами?
Ага. Только я свою маму совсем не вижу.
Мама танцевать любит… - Девчонка тряхнула уже просохшими, какими-то сивыми волосами. - Давай купнемся напоследок!
Она вскочила, вся облепленная песком, и побежала к морю, сверкая розовыми узкими пятками…
Утро было солнечное, безветренное, но не жаркое. Море после шторма все еще дышало холодом и не давало солнцу накалить воздух. Когда же на солнце наплывало папиросным дымком тощее облачко, снимая с гравия дорожек, белых стен и черепичных крыш слепящий южный блеск, простор угрюмел, как перед долгой непогодью, а холодный ток с моря разом усиливался.
Тропинка, ведущая на Большое седло, вначале петляла среди невысоких холмов, затем прямо и сильно тянула вверх, сквозь густой пахучий ореховый лес. Ее прорезал неглубокий, усеянный камнями желоб, русло одного из тех бурных ручьев, что низвергаются с гор после дождя, рокоча и звеня на всю округу, но иссякают быстрее, чем высохнут дождевые капли на листьях орешника.
Мы отмахали уже немалую часть пути, когда я решил узнать имя моей приятельницы.
Эй! - крикнул я желто-синим трусикам, бабочкой мелькавшим в орешнике. - А как тебя зовут?
Девчонка остановилась, я поравнялся с ней. Ореховая заросль тут редела, расступалась, открывая вид на бухту и наш поселок - жалкую горсточку домишек. Огромное, серьезное море простиралось до горизонта водой, а за ним - туманными мутно-синими полосами, наложенными в небе одна над другой. А в бухте оно притворялось кротким и маленьким, играя, протягивало вдоль кромки берега белую нитку, скусывало ее и вновь протягивало…
Не знаю даже, как тебе сказать, - задумчиво проговорила девчонка. - Имя у меня дурацкое - Викторина, а все зовут Витькой.
Можно Викой звать.
Тьфу, гадость! - Она знакомо обнажила острые клычки.
Почему? Вика - это дикий горошек.
Его еще мышиным зовут. Терпеть не могу мышей!
Ну, Витька так Витька, а меня - Сережа. Нам еще далеко?