Автор драмы царская невеста. Царская невеста. Н.Римский-Корсаков «Царская невеста

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Мигель де Сервантес
НУМАНСИЯ

К читателю

Не суди меня строго, дражайший читатель, если тебе покажется, что автору этого предисловия изменила обычная его скромность. На днях я встретился с друзьями, и у нас зашел разговор о комедиях и обо всем, что до них касается, причем собеседники мои разобрали их до тонкости и так разукрасили, что, казалось, прибавить тут нечего. Говорилось и о том, кто первый в Испании вынул их из пелен, облек в праздничный наряд и придал им пышности и блеску. Будучи старше всех в этом обществе, я вспомнил представления великого Лопе де Руэда1
Великий Лопе де Руэда. – Лопе де Руэда (род. в начале XVI в. – ум. 1565) представляет собой выдающееся явление в испанской драматургии XVI века. Он смело вводил в свои драматические произведения народную речь, и Сервантес в своих интермедиях шел по его следам. Лопе де Руэда был также блестящим актером.

Мужа, славившегося остротой своего ума и своею игрою на сцене. Этот уроженец Севильи, мастер-золотобой, умевший выделывать из золота тонкие листочки, дал изумительные образцы пасторальной поэзии – в этом его никто до сих пор не превзошел. Я был тогда еще совсем мальчик и мог ошибиться в оценке его стихов, но некоторые из них запечатлелись в моей памяти, и вот теперь, уже в зрелом возрасте, послушав их со сцены, я понял, что был прав. И если бы это не выходило за рамки предисловия, я привел бы здесь несколько примеров в доказательство верности моего суждения. Во времена этого славного испанца все театральное имущество помещалось в одном мешке и состояло примерно из четырех белых, обшитых золотом тулупов, четырех бород и париков и четырех посохов. Комедии представляли собою написанные в форме эклог диалоги между двумя или тремя пастухами и пастушкой. Сдабривали их и начиняли двумя или тремя интермедиями – то о негритянке, то о мошеннике, то о дураке, то о бискайце – этих четырех персонажей, как и многих других, упомянутый Лопе изображал превосходно и удивительно верно. В те времена театральной машинерии не существовало, пеших и конных поединков между маврами и христианами на сцене не устраивалось; не было люка, из которого, точно из преисподней, вылезал бы или делал вид, что вылезает, какой-нибудь персонаж, – сцену составляли образовывавшие квадрат четыре скамьи, на которые были настелены четыре или шесть досок, и она возвышалась над полом всего на четыре пяди; с неба не спускались тогда облака с ангелами и духами. Декорацией служило державшееся на двух веревках старое одеяло, отделявшее подмостки от того, что теперь именуется актерской уборной, и скрывавшее от публики хор, который без всякого аккомпанемента пел какой-нибудь старинный романс. Когда Лопе де Руэда скончался, его, как человека достойнейшего и знаменитого, похоронили в кордовском соборе (в Кордове он и умер), между хорами, где был похоронен и знаменитый безумец Луис Лопес2
Безумец Луис Лопес. – Кто был этот Лопес, установить не удалось.

На смену Лопе де Руэда пришел Наварро3
Наварро. – По всей вероятности, имеется в виду выдающийся актер, антрепренер и драматург Педро Наварро.

Уроженец Толедо, отлично игравший трусливых мошенников. Он несколько улучшил декорации и заменил мешок для костюмов сундуками и баулами; он вывел певцов, до того скрывавшихся за одеялом, на подмостки; упразднив бороды, – а прежде никто не играл без накладной бороды, – он добился того, что все актеры стали выходить на сцену без этого украшения, кроме тех, кто изображал стариков или же каких-либо других персонажей, требовавших от исполнителя изменения лица; он изобрел театральные машины, молнию, гром, облака, придумал, как устроить сражения и поединки; со всем тем ему не удалось поставить театр на ту высоту, на какой он находится ныне.

И вот здесь я поневоле должен поведать одну истину и выйти за пределы моей непритязательности; дело состоит в том, что в театрах Мадрида были играны Алжирские нравы , принадлежащие моему перу, а также Разрушение Нумансии и Морское сражение , где я осмелился свести комедию к трем действиям вместо прежних пяти4
…я осмелился свести комедию к трем действиям вместо прежних пяти… – Это нововведение приписывали себе и Кристоваль де Вируэс (его пьесы опубликованы в 1609 году) и Андрее Рей де Артьеда (1549-1613). Но еще до них драматург Франсиско де Авенданьо расчленил свою комедию «Флорисея» (1551) на три действия.

; я показал публике или, точнее, я первый олицетворил таимые в душе мечты и образы и вывел на сцену при восторженных и дружных рукоплесканиях зрителей аллегорические фигуры. В то время я написал комедий двадцать или тридцать, и ни одну из них зрители не потчевали ни огурцами, ни какими-либо другими метательными снарядами, – их представления не сопровождались ни свистом, ни криком, ни перебранкой. Но потом меня отвлекли другие дела, я отложил в сторону перо и комедии, и тогда появился чудо природы – великий Лопе де Вега и стал самодержцем в театральной империи. Он покорил и подчинил своей власти всех комедиантов и наполнил мир своими комедиями, счастливо задуманными, удачно исполненными и составляющими в общей сложности более десяти тысяч листов, и, что самое поразительное, он все их видел на сцене или, по крайней мере, знал, что все они ставились; те же, кто пытался соперничать с ним и разделить его славу, – а таких было много, – все вместе не написали и половины того, что написал он один.

Но если не за плодовитость, – ибо господь не всех одарил поровну, – то все же у нас до сих пор чтут доктора Рамона5
…до сих пор чтут доктора Рамона… – До нас дошло пять комедий Алонсо Рамона.

Кстати сказать, после великого Лопе самого плодовитого нашего автора; ценят у нас и в высшей степени тонкое искусство ведения интриги, коим отличается лиценциат Мигель Санчес6
Мигель Санчес (ум. после 1615 г.) – автор дошедших до нас двух комедий: «Бдительный страж» и «Остров диких».

Высокий дух, коим проникнуты творения доктора Мира де Мескуа7
Мира де Мескуа – испанский драматург XVII века. Известна его пьеса «Раб дьявола», главный герой которой – один из ранних прототипов Фауста.

Гордости нашего отечества, глубину и богатство мыслей в творениях каноника Тáррега8
Тáррега – драматург Франсиско Агустин Таррега (1554 или 1556-1602).

Мягкость и нежность дона Гильена де Кастро9
Гильен де Кастро – драматург (1569-1631). Первая часть его пьесы «Юные годы Сида» оказала влияние на трагедию Корнеля «Сид».

Остроумие Агилара10
Гаспар Агилар – поэт и драматург (1561-1623).

Пышность, живость, блеск и великолепие комедий Луиса Белеса де Гевара11
Луис Велес де Гевара – драматург и прозаик (1579-1644).

Изящное дарование дона Антоньо де Галарса12
Антоньо де Галарса – один из современных Сервантесу поэтов, о котором имеется очень мало сведений.

Имя которого ныне у всех на устах, и многообещающие Плутни Амура Гаспара де Авила13
Гаспар де Авила – поэт.

Несколько лет тому назад я вернулся к былой своей праздности и, полагая, что еще не прошла пора, когда меня восхваляли, снова стал сочинять комедии, однако новым птицам на старые гнезда не садиться. Я хочу сказать, что не нашлось ни одного директора театра, который попросил бы у меня комедий, хотя все знали, что они у меня есть, и тогда я запрятал их поглубже в сундук и предал вечному забвению. Вскоре, однако ж, некий книгоиздатель в разговоре со мной признался, что он купил бы их у меня, если бы директор одного привилегированного театра не сказал ему, что от прозы моей можно ожидать многого, от стихов же – ничего. Откровенно говоря, мне, конечно, больно было это услышать, и я подумал: «Или я стал другой, или времена изменились к лучшему, хотя обычно бывает наоборот, ибо всегда хвалят времена минувшие». Я пересмотрел свои комедии, а заодно и некоторые интермедии, погребенные мной вместе с ними, и нашел, что и те и другие не так уж плохи и, во всяком случае, достойны того, чтобы, выйдя из мрака, в который погружен разум упомянутого директора, выслушать о себе просвещенное мнение других, менее придирчивых и более сведущих. В конце концов мне все это надоело, и я продал их вышеупомянутому книгопродавцу, он же выпустил их в том виде, в каком я ныне их предлагаю твоему, читатель, вниманию. Он назначил мне за них умеренную плату, и я взял свои деньги, довольный уже тем, что мне не придется вступать в пререкания с актерами. Я хотел бы, чтобы эти мои сочинения были лучшими в мире или, по крайности, сносными. Ты сам их оценишь, читатель, и если найдешь в них хоть какие-нибудь достоинства, то при встрече с тем злоречивым директором скажи ему, чтобы он изменил свое мнение, ибо я ничей вкус не оскорбляю, и чтобы он обратил внимание на то, что в них нет явных и очевидных нелепостей, что стихотворная речь у меня такая, какая и должна быть в комедиях, что из трех стилей я пользуюсь лишь низким и что все персонажу моих интермедий выражаются так, как им свойственно выражаться в жизни. И еще передай ему, что, дабы убедить его окончательно, я представлю на его суд комедию под названием Обман для глаз , которую я теперь сочиняю и которая, если только она меня не обманывает, должна его удовлетворить. Засим да пошлет тебе господь здоровья, а мне терпения.

НУМАНСИЯ14
Данное название пьесы и отнесение ее к жанру трагедии принадлежит переводчику В.А. Пясту. Подлинное ее название – «Комедия (то есть представление) об осаде Нумансии». Переводчиком в связи с намечавшейся в 1938 году постановкой пьесы в Ленинграде в целях придания большей сценичности были внесены как в состав действующих лиц, так и в самый текст некоторые изменения. Все эти изменения редакцией сняты в согласии с текстом Сервантеса.
Среди действующих лиц пьесы имеется несколько исторических имен:
Публий Корнелий Сципион Африканский (младший) (род. ок. 185 г. до н. э., ум. в 129 г.). – Один из лучших римских военачальников того времени, покоривший и разрушивший в 146 году до н.э. Карфаген. Избранный во второй раз консулом в 134 г., он был направлен в Испанию с поручением окончить тяжелую и неудачную для римлян борьбу с кельтиберийскимн племенами и в первую очередь с Нумансией, центром и основной твердыней конфедерации, в которую входили многие народы полуострова.
Югурта – племянник и преемник нумидийского царя Миципсы, умершего в 118 году до н. э. Был послан во главе нумидийского отряда в Испанию на помощь римлянам, осаждавшим Нумансию. Став впоследствии опасным врагом Рима, был взят в плен Марием и казнен в подземной тюрьме на Капитолии (104 г. до н. э.).
Гай Марий (род. 156 – ум, в 86 г. до н. э.) – победитель кимвров, тевтонов и Югурты, видный политический деятель и военачальник эпохи, занимавший со 106 года восемь раз пост консула в Риме. Свою военную деятельность Марий начал в Испании в войсках Сципиона.
Что касается Квинта Фабия, которого Сервантес упорно называет братом Сципиона, то, вероятно, речь идет о Квинте Фабии Сервилиане Эмилии, одном из незадачливых предшественников Публия Корнелия на посту командующего римскими войсками в Испании. Так как в роду Сципионов все его представители по мужской линии носили всегда одно из трех личных имен Гал, Публия и Луция, то Квинт Фабий Сервантеса никак не мог быть братом Сципиона, хотя и мог состоять с ним в известной степени родства. Среди действующих лиц нумантинцев также имеются исторические фигуры. Таков Теоген, активный организатор героического сопротивления Нумансии.

Трагедия в четырех актах в стихах

Действующие лица:

Римляне

Квинт Фабий.

Гай Марий.

Солдат Гай.

Нумансианцы

Карабино.

Марáндро.

Сервий, мальчик.

Правители.

Леонисьо.

Мальчик, брат Лиры.

Жена и дети Теогена.

Вириáт, мальчик.

Горожане.

Женщины и дети.

Река Дуэро с тремя притоками.

Труп в саване.

АКТ ПЕРВЫЙ

Входят Сципион, Югурта, Марий и Квинт Фабий, брат Сципиона, римляне.

С ц и п и о н

Кого доверье Рима и Сената
Ответственной задачи удостоит,
Вся жизнь его становится чревата
Волненьями, и все в ней беспокоит.
За годы войн жестокая расплата.
О, скольких римлян эта распря стоит!
Как победить? – Тут голова вскружится!..
Кто затянуть войну не устрашится!

Ю г у р т а

Кто, Сципион? Но тот, кто в ратном деле
И в подвигах себе не знает равных,
Кто смел, как ты! Не при таком вожде ли
Уверен Рим всегда в трофеях славных?

С ц и п и о н

Нет для Ума недостижимой цели:
Цепь рухнет горная от ряда плавных
Усилий; дикий же напор могучий
Любую сделает равнину кручей.

На дикий пыл моих солдат управу
Искать, однако, мне и не придется!
Забыв трофеи, воинскую славу,
Разврату наше войско предается.
Такое поведенье быть по нраву
Вождю не может. Целью задается
Он дух в них влить другой, весьма суровый, -
Что будет прочной для побед основой.

С ц и п и о н

С ц и п и о н

Прошу поторопиться
Оповестить все войско: без тревоги
И спешки лишней все должны явиться
Ко мне сюда. Не медлить по дороге!
Я лично к ним желаю обратиться
С коротким словом.

Тотчас будет строгий
Приказ твой выполнен.

С ц и п и о н

Без промедленья
Дать армии решил я наставленье.

Марий уходит.

Ю г у р т а

Солдата, что тебя не чтил бы, в войске
Во всем, сеньор, нельзя найти такого.
Промчалась слава дел твоих геройских
На крайний юг от полюса седого.
Идти на бой нас выучил по-свойски
Наш вождь – при звуках рога боевого.
Героев древних, – как их мир ни славит, -
Рать Сципиона за собой оставит.

С ц и п и о н

Пусть так, но важно обуздать пороки,
Которые средь них распространились.
Им ни к чему великих дел уроки,
Когда они ослабли, разленились.
Пока позорные не смыты строки
И нравы в армии не изменились, -
Мы оттого ущерба терпим больше,
Чем если бы война тянулась дольше.

За сценой передают после сигнала к сбору такой приказ:

«От начальника приказ:
Чтобы все без исключенья,
Не забыв вооруженья,
Шли на площадь. Все – сейчас!
Уклониться ж от того
Никому нельзя, под риском
Что в рядах (по нашим спискам)
Больше не найдешь его».

Ю г у р т а

Сомнений нет, начальник, что тугая
Узда для всех солдат необходима,
Когда они, наказы отвергая,
К пороку тянутся неудержимо.
Коль воля их покинула благая, -
Пускай громада войск необозрима,
И стяги реют в воздухе безбрежно, -
Войска теряют в силе неизбежно.

К этому времени подходит Гай Марий и с ним множество солдат в парадных доспехах, вооруженных на античный манер, т. е. без аркебузов (огнестрельного оружия). Сципион поднимается на высокий камень и говорит солдатам:

С ц и п и о н

Как на войне сейчас – в доспехах пыльных,
Блистательных, – так и в делах гражданских
Вы, римляне, носители обильных
Должны бы быть и доблестей романских.15
Должны бы быть и доблестей романских. – Здесь «романских» в смысле «римских».

Но нет! Смотрю, вы неженок бессильных
Напоминаете – не то британских,
Не то фламандских выродков16
Не то фламандских выродков – явный анахронизм; никаких фламандцев в римскую эпоху не существовало. Анахронизм объясняется тем, что во время написания Сервантесом «Нумансии» Испания Филиппа II вела с переменным успехом борьбу за обладание Фландрией.

– руками
Холеными, румяными щеками.

Лень общая, что всех вас ослабляет,
С забвеньем полным воинского дела,
Дух у врага упавший окрыляет,
Вас доводя в бессилье до предела.
Могучую скалу собой являет
Нумансия, свидетельствуя смело,
Что вы руками праздными своими
В грязь уронили римлянина имя.

По-вашему, довольны будут в Риме,
Который держит мир уздой железной,
Что здесь его позорите вы имя,
Былую славу повергая в бездну?
И ваша дряблость вызвана какими
Причинами? Гаданье бесполезно:
Пороки все от лености бездельной, -
Всем доблестям лень – это враг смертельный.

Союз непрочный там, где сочетались
Суровый Марс с изнеженной Венерой.17
Суровый Марс с изнеженной Венерой. – Марс (римское наименование греческого бога войны Ареса) был мужем богини красоты и любви Венеры (греческой Афродиты).

Ей – сливки жизни, а ему достались
В удел одни лишенья полной мерой.
Киприды культ здесь многие пытались
Соединить и с Бахусовой верой.18
Киприды культ здесь многие пытались соединить и с Бахусавой верой. – Киприда – одно из прозвищ богини, родившейся, согласно мифу, из пены волн на острове Кипр. Этот остров был одним из главных мест поклонения Венере и считался любимым местом ее пребывания. Бахус (греческий Вакх, Дионис) – бог вина и виноделия. Здесь синонимы: Киприда – сладострастия, разврата; Бахус – пьянства, разгула.

Но как с походной примирить палаткой
Пристрастие к пирам и браге сладкой?

Вы думаете, стену сокрушают
Одни тараны с клиньями стальными?
Вы думаете, в битвах побеждают
Владеющие силами двойными?
Отнюдь! Лишь тех победы ожидают,
Кто верх умом берет над остальными.
Где разум спит, там побеждать не могут,
И тысячи мечей там не помогут.

Сил боевых согласное слиянье
В дружине, – пусть она числом ничтожна, -
Как солнечное вкруг нее сиянье,
Победа для нее легка, возможна,
Но вялости столь пагубно влиянье,
Что – подпади ему неосторожно -
И сила войск несметная в сраженье
С отрядом малым терпит пораженье.

Позор для нашей доблести военной,
Что год за годом, нам чиня досаду,
Испанцев горсть с усмешкой дерзновенной
Выдерживает римскую осаду!
Шестнадцать лет с Нумансией надменной
Ведем бои, и нет с врагами сладу,
Как сладу нет и с их враньем нескромным,
Что гибнут римляне числом огромным.

Так убедитесь, что побеждены вы
Своей же дряблостью, своим распутством;
Тем, что вы пьяницы, что вы блудливы
И воинским пренебрегли искусством.
О Риме в вас воспоминанья живы, -
С каким же принимаете вы чувством,
Что столько сил мы положили даром,
А враг нам платит за удар уларом?

Даю приказ – не будет он повторен! -
Пусть ни одна не вздумает проникнуть
К нам потаскушка в лагерь! Вот где корень
Всех зол, об этом надо громко крикнуть.
И горе тем, кто на питье проворен,
Ленив на бой, и кто успел привыкнуть
К сну на перине с женщиной в истоме,
Кто спать не ляжет на простой соломе!

К чему нам ароматы дорогие?
Смолу и вар им предпочтут солдаты.
Нам не нужны ни блюда поварские,
Ни всяческие на обжорство траты.
Кто позволяет на войне такие
Излишества – как тот наденет латы?
Нет, римлянин сластеной стать не смеет,
Пока испанец крепостью владеет.

Приказом недовольны вы железным?
При мненьи этом, вижу, остаетесь?
Он станет сердцу вашему любезным,
Когда потом победы вы добьетесь!
Считаю споры делом бесполезным,
Вы доводам ума не поддаетесь.
Но если в вас не будет перемены,
Краснеть за вас начнут и эти стены!

На блудном ложе, в пьянстве, за игрою
Не оберется воин-бог докуки.
Нет, Марс привык к другому жизни строю -
Поднимут стяг его другие руки!
Не верьте судьбам. Тайну вам открою:
Творцы своих вы радостей и муки!
Всегда всех бед причиной лень бывала,
Усердье – царства все завоевало.

В конце концов уверен я настолько,
Что вам удастся лень возненавидеть,
О римляне, что не боюсь нисколько
В чужих руках доныне крепость видеть.
Клянусь моей десницей, если только
За ум возьметесь, – вас не дам обидеть!
Осыплю вас достойными хвалами,
Вас одарю богатыми дарами!

Солдаты смотрят один на другого, делая знаки одному из своих товарищей, также носящему имя Гая Мария, который от лица всех говорит следующее:

Внимательным я наблюдаю взглядом
За тем, какое действие имели
Твои слова, начальник. Тут же, рядом
Со мной, одни бледнели, те – краснели.
Другие же под сыпавшимся градом
Твоих упреков взор поднять не смели,
Не оставляя места для сомненья,
Что в глаз, не в бровь, попали обвиненья.

Все правде посмотреть в лицо боятся,
А правда в том, что нравы наши пали…
И нужные слова, чтоб оправдаться
Перед тобой, отыщем мы едва ли.
Все каются, все праздности стыдятся,
От коей мы в несчастия попали.
И есть солдаты, что и смерть сочли бы
В их положенье за исход счастливый!

Срок не пришел, и время остается, -
Свою вину загладит римский воин.
А тем, что враг жестокий не сдается,
Покуда я не так обеспокоен.
Отныне все иначе поведется:
Тот будет званья «римлянин» достоин,
Кто жизнь, и честь, и все, что только может,
К ногам вождя любимого положит.

Все руки вверх поднимем, встанем ближе
К вождю, клянясь, что душу мы положим
За славу Рима! Можно ли пасть ниже,
Чем мы? – Нельзя! Но мы воспрянуть можем!
Ты римлян клятву, Сципион, прими же!
Мы лень и праздность сами уничтожим!

С о л д а т ы

Все было, было так, мы сознаемся.
Исправиться клянемся!

Вся клянемся!

С ц и п и о н

Мое доверье к вам, когда ушами
Своими слышу это, возрастает.
Порыв, которым в этот миг вы сами
Полны, пускай у вас не пропадает,
И каждый подтвердит потом делами,
Что клятву он не на ветер кидает!
Свои же клятвы подтверждаю снова,
Я их сдержу, раз твердо ваше слово!

Входит солдат.

С о л д а т

Послы Нумансии с листом охранным
Тебе желают сделать заявленье.

С ц и п и о н

Доклад об этом кажется мне странным.

С о л д а т

Ждут пропуска.

С ц и п и о н

Я не дал позволенья
Послам ко мне являться иностранным?

С о л д а т

Так точно.

С ц и п и о н

Пропустить без промедленья!
С душой открытой или лицемерно
К нам враг идет, нам прибыль в том наверно.

Никто не в состоянье, лицемеря,
Ложь прикрывая правдой, так лукавить,
Чтоб скрытой истине открытой двери
Для выхода наружу не оставить.
И выслушать врага – большой потери
В том нет. Умей вопросы ловко ставить.
Воспользуйтесь советом этим ценным -
Он добыт долгим опытом военным.
Входят два нумансианских посла.

П е р в ы й п о с о л

Когда, сеньор, ты дал нам разрешенье
Перед тобой предстать, спешим мы оба
Нам данное исполнить порученье.
Сейчас начать? Иль примешь нас особо?

С ц и п и о н

П е р в ы й п о с о л

Это будет проба
Сказать, не мудрствуя, в короткой речи,
Чего мы ждем от этой личной встречи.

Нумансия меня к тебе послала,
О полководец самый знаменитый
Из всех, кому приют земля давала,
Кому служили небеса защитой!
Все позабыв, что распрю вызывало,
Тебя, о Сципион, с душой открытой
И руку протянув, иду просить я
О мире, о конце кровопролития.

Нумансия с пути повиновенья
Сенату и закону не сошла бы,
Когда в охране римской избавленье
От утеснений консулов нашла бы.
Неслыханное проявили рвенье
Они в поборах. Мы же были слабы.
Но иго их настолько тяжким стало,
Что наконец Нумансия восстала.

И с самой той поры, как мы восстали,
Как эта затяжная распря длится,
Из Рима к нам вождя не назначали,
С которым мы могли б договориться.19
…с которым мы могли б договориться… – У нумантинцев имелись все основания жаловаться на римских полководцев, нередко заключавших под влиянием неудач мирные договоры с кельтиберийскими племенами с твердым расчетом, что эти договоры не будут утверждены римским сенатом. Иногда же, как это было с Квинтом Помпеем Руфом, при изменении военной обстановки в их пользу сами полководцы цинично заявляли, что никаких договоров они не заключали. Такими же справедливыми и исторически достоверными являются и жалобы нумантийских послов в трагедии Сервантеса на «поборы» и «утеснения» жителей, чинившиеся римскими властями.

Но вот в твоем лице мы повстречали
Надежный порт. – И нам ли не стремиться,
Сняв паруса войны, искать решений
К улажению с Римом отношений?

Знай, полководец, нам не страх внушает
Настаивать на мире пред тобою.
Нумансию издавна украшает
Как толща стен, так и готовность к бою.
Нет, доблесть сципионова решает
Вопрос: довольны будем мы судьбою,
Коль нам приобрести удастся скоро
В твоем лице и друга и сеньора.

Вот почему, о вождь, мы оказались
Перед тобой. Ждем твоего ответа.

С ц и п и о н

За ум, друзья, вы слишком поздно взялись,
И мне не льстит нисколько дружба эта,
С которой вдруг ко мне вы навязались
Теперь, когда уж ваша песня спета,
Когда судьба мне обещает славу,
И близок миг – начну вершить расправу.

Из года в год мятежничать бесстыдно -
Для просьб о мире шаткая основа!
Придется нам повоевать, как видно,
И заблестят секиры наши снова.

В т о р о й п о с о л

Ты с нами обошелся преобидно.
Не издевайся, вождь. Обдумай слово,
Что бросил нам ты с дерзостью надменной.
Оно зовет нас к ярости военной.

Ты мир отверг, что мы без страха, смело
Тебе сейчас от сердца предложили.
Ну, что же? Перед небом наше дело,
Как правое, восстанет в новой силе!
Громада войск твоих не овладела
Нумансией. Когда переступили
Ее порог вы? Скоро ты шагаешь!
Так мы враги? Ты дружбу отвергаешь!

С ц и п и о н

Еще что скажешь?

П е р в ы й п о с о л

Ничего. Другая
Речь впереди: не речь, а дело, кстати!
Друзей отверг ты, этим подвергая
Себя проклятьям – тысяче проклятий!
Вопрос, насколько храброго врага я
На поле брани встречу в вашей рати.
О мире речь – одно. Другое дело -
Секирами врубиться в сечу смело.

С ц и п и о н

Ужо язык услышите, которым,
Ведя бои, о мире говорю я.
Не подпущу вас к тем переговорам,
Не предоставлю слова бунтарю я!
Уйдите! – Там вас ждут с ответом скорым.

В т о р о й п о с о л

Итак, война? Мы встретимся в бою?

С ц и п и о н

Да, я сказал!

В т о р о й п о с о л

Ты отпустил нас с этим?
Мы любим бой! И боем мы ответим.

Послы уходят, а брат Сципиона Квинт Фабий говорит:

К в и н т Ф а б и й

Ошибка наша, что давно расправа
Вас не настигла праведною местью!
Но близок срок, в который наша слава
Равняться будет вашему бесчестью!

С ц и п и о н

Бахвальство, Фабий, воину отрава
Такая ж, как подобострастье с лестью.
Оставь заносчивые выраженья,
Побереги отвагу для сраженья.

Нумансианцев средствами такими
Хочу зажать под римскую пяту я,
Чтоб наши ж выгоды ковались ими!
Пусть ярость их пожрет себя, бунтуя!
О, буйством и задорностью своими
Они поступятся, как обведу я
Со всех сторон их крепость рвом глубоким
И уморю их голодом жестоким!

Кровь римская не будет больше литься
От рук рабов, восставших своевольно.
Бои теперь должны остановиться,
Сил без того мы тратили довольно.
Даю приказ: с мотыгою трудиться, -
Рубите камни. – Пусть вам будет больно,
Но каждого, кто почву эту роет,
Не кровь врагов, а пыль земли покроет.

Освобожден от этого занятья
Не будет сам начальник легиона.
Не сделаю ни одного изъятья
Ни для солдат, ни для декуриона.20
Ни для солдат, ни для декуриона. – Декурион – начальник декурии, отделения в 10 человек, главным образом всадников. Три декурии в римском войске составляли «турму», которой начальствовал декурион.

Не погнушаюсь сам лопату взять я;
Увидите работу Сципиона -
Рыть землю ломом тяжким я намерен!..
Как я, пусть каждый будет долгу верен!

В приказе, брат и вождь мой благородный,
Тобой высокий разум обнаружен.
Да, тактикою было бы негодной, -
А безрассудный ли нам выпад нужен? -
Лицом к лицу встречаться с сумасбродной
Толпою бунтарей, чей натиск дружен.
Осадой взять, подрезав сил их корни,
Вот это – способ сделать их покорней!

Со всех сторон мы город их обложим…
Вот от реки отрезать их труднее.

С ц и п и о н

Идем, чтобы скорей, как только можем,
Начать работу – да покончить с нею.
Мы этим средством дерзость уничтожим
Мятежников спокойней и вернее;
И если небо с нами, покорим их.
Из наших рук – рабами примет Рим их.

Выходит дева. На ней корона из башенок 21
Выходит дева. На ней корона из башенок… – Испанское слово «кастильо» означает «замок». Древнее название Испании – Кастилья, сохранившееся в наименовании провинций Старой и Новой Кастилии, может быть передано словами «страна замков». Так как неизбежной принадлежностью средневекового замка были башни, появление аллегорической фигуры Испании в короне из башенок и с моделью замка в руках является воплощением героической редины нумантинцев.

, а в руке модель замка. Эта дева изображает Испанию. Она говорит:

И с п а н и я

Ты, небо ясное, своей высокой
И светлой милостью обогатило
Часть лучшую земли моей широкой.
Ты ей тепло давало, ей светило!
Ужель, узнав, что я в беде жестокой,
Ты мне былой любви не возвратило?
Ужели не даруешь ты участья
Испании, повергнутой в несчастья?

Дурные, небо, помню времена я:
В твоем огне вся плоть моя дрожала.
И через трещины кора земная
Не Солнцу ль бездны адские казала?
Не тысячи ль тиранов власть шальная
Меня когда-то грабила, терзала?
То финикиянин, то грек владели
Испанией.22
То финикиянин, то грек владели Испанией. – Юго-западная часть древней Испании, страны, в основном населенной кельтиберами, была в конце XII века до н. в. захвачена финикиянами, в дальнейшем распространившими свое влияние на западное и восточное побережье Пиренейского полуострова и основавшими в захваченных ими владениях свои колонии: Мелькартею (Алхесирас), Малаку (Малагу), Гадес (Кáдикс), Гиспалис (Севилью) и др. Появление на востоке Испании греков относится историками к VII веку до н. э. Греки, ведшие постоянны» войны с финикиянами и с карфагенянами, завладевшими Ба-леарскими островами, оставили след своего пребывания в виде торговых факторий, давших свое имя многим испанским городам. К 236 году до н. 9. относится начало захвата Испании карфагенянами, высадившимися на юго-востоке полуострова под предводительством Гамилькара Барки, основавшего здесь после упорной борьбы с кельтиберами «империю Баркидов» со столицей в Картахене, просуществовавшую до 206 года до н. э., когда под натиском римских войск карфагеняне вынуждены были покинуть полуостров. Своим именем Испания обязана карфагенскому слову «Спаун». До этого она была известна под именами, которые ей дали финикияне и греки: Тартес (фин.) и Гесперия, или Иберия (греч.). С момента вытеснения карфагенян с полуострова началось планомерное завоевание его римлянами, длившееся около 200 лет. Одним из особенно ярких эпизодов этого завоевания и была осада и падение Нумансни.

Так небеса хотели.

Ужель мне суждено навек остаться
Рабыней чужеземного народа
И, хоть знамена реют, не дождаться
Заветных слов: Испанская Свобода?
В том высшей правды воля, может статься,
Чтоб эта пала на меня невзгода.
За рознь между детьми несу расплату!
Давно у них – брат ненавистен брату!

Сыны мои ни разу не сливались
В одну семью23
Сыны мои ни разу не сливались в одну семью… – Племена, населявшие Испанию, нередко враждовали друг с другом, предпочитали воевать в одиночку и даже помогали римлянам.

Единым тесным кругом,
И связи все тогда у них и рвались,
Когда был нужен мир да лад друг с другом…
А варварские полчища ворвались, -
И все здесь оказалось к их услугам;
Разбили братьев, не признавших братства,
Разграбили их матери богатства.

Одна Нумансия врагов проходу
Мечом подъятым дерзко угрожает
И изначальную свою свободу
Возлюбленную кровью защищает.
Но сроки близки. Храброму народу
Рок гибель скорую и смерть вещает.
Умрет он, – но как Феникс возродится,
И будет мир Нумансией гордиться!

А римляне, хотя числом несметны24
А римляне, хотя числом несметны… – Численность войск, собранных Сципионом вокруг Нумансии, определяется историками в 40-60 тысяч человек.

,
К победе ищут тропочек окольных.
Уйти от встреч старанья их заметны, -
Моих бойцов они боятся вольных!
О, если б козни их остались тщетны,
Затеи извергов самодовольных!
Нумансия, хоть силы бедной слабы,
Не гибель, а спасенье обрела бы!

Ей враг – увы! – не только угрожает
Таранами у стен ее вплотную, -
Усердными руками продолжает
Хитрец атаку на нее иную:
Он роет ров, окоп сооружает,
Вокруг по долам, горам, – не минуя
Земли ни пяди. К рати осажденной
Лишь по реке есть путь непрегражденный.

За крепостной стеной, в пределе тесном,
Принуждены нумансианцы жаться.
Им нет общенья с населеньем местным:
Помочь несчастным братья не решатся…
Но враг рассыпан по путям окрестным,
В бою открытом с ним нельзя сражаться. -
Их это так гнетет, что громким криком
«Войну иль смерть!» – зовут в безумье диком…

Одна дорога в город их свободной
Еще осталась – доступ есть рекою.
Река своей струею многоводной -
Защита им, охрана их покою.
И вот пока, Дуэро благородный,
Ни башней, ни плотиной никакою
Не перерезан бег твой знаменитый, -
Нумансианцам будь, молю, защитой!

О ты, Дуэро, чьи струи витые
Бегут по лону моему без страха, -
Пусть и в тебе заблещут золотые
Пески, как в водах ласкового Тахо25
Дуэро и Тахо – главные водные артерии полуострова. Подобно рекам Малой Азии Пактолу и Герму, Тахо в древности почитался золотоносным.

;
Пусть нимфы, скромные и молодые,
К тебе спешат, не воздымая праха,
Меняя рощи тень и зелень луга
На холод вод, – любя тебя как друга, -

Свой слух склони внимательный к моленью,
Исполни просьбу слезную мою ты -
Не предавайся снам и умиленью,
Спеши на помощь, не теряй минуты!
Разлиться дай скорее наводненью
По берегам, хотя они и круты!
Коль моего ты не спасешь народа -
Прощай навек Нумансии свобода!

Выходит река Дуэро и три речки: их изображают три мальчика 26
Выходит река Дуэро и три речки: их изображают три мальчика… – Три речки – притоки Дуэро: Оброн (в наст. время Урбион), Минуэса (в наст, время Ревинуэса) и Тэра. Так как реки в испанском языке мужского рода, то и притоки Дуэро должны были изображать на сцене мальчики. Роль Дуэро также должен был исполнять актер, о чем Сервантес не считает нужным особо упомянуть.

, одетые так, чтобы по одежде было видно, что это три притока, впадающие в Дуэро около города Сории, который в то время назывался Нумансия 27
…около города Серии, который в то время назывался Нумансия. – Отождествляя Нумансию с Сорией, Сервантес допускает ошибку. Историческая Нумансия была расположена на невысоком крутом холме в нескольких километрах от Сории, близ нынешнего селения Гарай в верховьях Дуэро, при впадении его притока Тэры. Там в настоящее время в память героической осады воздвигнут обелиск. Сория же была известна под именем Новой Нумансии, или Кауки, и являлась аванпостом в общей системе обороны.

Д у э р о28
В своем монологе Дуэро предсказывает историческое будущее Испании. Он упоминает следующие события: вторжение германских народов в Испанию в начале V века н. э. – вандалов и свевов, захвативших Галисию, аланов, овладевших Луситанией (современной Португалией) и другой ветви вандалов, так называемых силингов, занявших Бетику (современную Андалусию), а также захват вестготами северо-восточной части полуострова (современной Каталонии).
В пятой строфе Дуэро предсказывает создание вестготами на полуострове сильной монархии, просуществовавшей триста лет и внесшей коренные изменения в социальный строй, систему управления и культуру полуострова. В частности, народности, населявшие древнюю Испанию, были обязаны вестготской монархии реорганизацией своих военных сил, на что и намекает Дуэро, говоря о «готах, с пышностью вооруженных». Свои реформы вестготские короли проводили в жизнь, руководствуясь идеей объединения вестготской и испано-римской народностей. Именно эту характерную особенность внутренней политики вестготских королей и имеют в виду два заключительных стиха пятой строфы: «Они, войдя с Испанией в слиянье, мощь новую вдохнут в ее деянья».
В шестой строфе имеется в виду нашествие на Италию свирепого царя гуннов Аттилы в 452 году н. э. и разграбление Рима вандалами в 455 году. В обоих случаях Рим был спасен от разрушения папою Львом I, так назыв. Великим, сумевшим уговорить Аттилу остановить свои войска, докатившиеся до «вечного города» и на своем пути уже разрушившие Милан и Падую, и добившимся от короля вандалов Гейзериха обещания не убивать людей и не сжигать разграбленных им церквей и жилищ. Стихи «великий кормчий корабля святого, чтоб было к бегству все ему готово» относятся к Льву I, так как папа во время разграбления Рима вандалами был вынужден покинуть город, чтобы избежать смерти. Ватикан в эпоху Льва I еще не был резиденцией папы; здесь Ватикан – символ и синоним папской власти.
В седьмой строфе имеется в виду кратковременная война испанского короля Филиппа II с папою Павлом IV в 1556-1557 годах, когда испанские войска под начальством герцога Альбы вторглись в папские владения и угрожали осадой Риму. Осуществить эту осаду Альбе не удалось в связи с окончанием войны.

О мать Испания, мой слух томило
Твое моленье, полное рыданий…
Сынов твоих несчастие сломило, -
А мне – увы! – тех не смягчить страданий!..
День гибели Нумансии светила
Небесные пророчили зараней!
Напрасно ты ко мне подъемлешь руки:
Ей не уйти от неизбывной муки!

От Минуэсы, Тары и Оброна,
Нагорных рек высокого разлива,
Мое наполнилось водою лоно
И стало так, как никогда, бурливо.
Но не боятся римляне урона
От бед стихийных, видишь: терпеливо
Они в меня кидают сваи скопом29
Они в меня кидают сваи скопом… – Сципион распорядился запрудить Дуэро и тем самым не только лишил население Нумансии возможности сноситься с внешним миром вплавь, но и отрезал его от воды.

,
Мой бег деля невиданным окопом.

Хоть приговор судьбы неколебимый
Привел к отчаянью, к беде предельной
Нумансианцев, мой народ любимый,
И им явил тщету борьбы бесцельной, -
Но в них горит огонь неистребимый.
Не может мрак, забвенья мрак смертельный,
Бороться с солнцем их деяний славных,
Которым в мире не найдется равных.

Но топчет жнивья враг. Он заставляет
Надменную твою сгибаться шею…
Терзая грудь твою, осуществляет
Честолюбивую свою затею…
Но час придет – и правда воссияет
(Как возвестили небеса Протею):30
(Как возвестили небеса Протею…) (миф.) – Протей – вещий морской старец, пасший тюленьи стада Амфитриды. Он был одарен даром прорицания и способностью принимать различные образы. В полдень он поднимался со дна моря и отдыхал под скалою, куда стекались желающие узнать будущее. От них Протей скрывался, принимая другой вид, однако в конечном счете почти всегда соглашался выступить в роли прорицателя.

Я вижу, Рим склоняется во прахе
У ног того, кого держал он в страхе.

Те варвары придут из отдаленных
Краев ордой, и на тебя нахлынут,
Они на римлян, властью упоенных,
Узду, как и хотела ты, накинут,
О готах, с пышностью вооруженных,
Пройти по миру слухи не преминут.
Они, войдя с Испанией в слиянье,
Мощь новую вдохнут в ее деянья.

Аттила Риму и соседним странам
Закон навяжет, отомстив им грозно,
Острастку дав безжалостным тиранам…
И в оный день – с соседями нерозно -
Сыны твои сомкнут пред Ватиканом
Свои ряды. Спохватится, но поздно,
Великий кормчий корабля святого,
Чтоб было к бегству все ему готово.

Пора придет, что многое искупит:
Клинок испанский с блеском замахнется
Над римской шеей, и удар притупит
Лишь миролюбье – слабость полководца.
Он даст приказ – и армия отступит;
Великий Альба грубо ошибется:
Не численность залог победы в войске,
А тот сильней, кто борется геройски.

Когда же познан будет повсеместно
Творец земли в его деяний славе,
Святой отец, что властию небесной
Поставлен будет на земной державе,
Прозвание, звучащее столь лестно,
«Католики», не будет ли он вправе
Дать королям твоим?31
Прозвание, звучащее столь лестно, «католики», не будет ли он вправе дать королям твоим? – Хотя испанские государи издавна присваивали себе звание «католических королей», однако формально оно было закреплено за королями Исабеллой I и Фердинандом II папою Александром VI Борджиа, после того как Фердинанд заявил о своем намерении защищать католическую церковь. Сервантес, как это он делает в девятой строфе по отношению к Филиппу II, совершенно незаслуженно восхваляет Александра VI, который был одним из самых порочных и преступных пап XVI века.

Они – оплоты
Ему такие же, как были готы.

Но тот, кто меж потомками твоими
За честь твою поспорит всех охотней, -
При ком испанцы завоюют имя,
Которого нет на земле почетней;
Король, который встанет над другими
Величьем подвигов – один над сотней, -
Филипп второй зовется он… хоть слово
«Второй» – не к месту: нет ему второго!

Да! под его счастливою короной
Придет пора трем королевствам слиться.
Ко благу всех, дотоле разделенной
Испании дано восстановиться!
Вновь Луситании лоскут червленый
К кастильским ризам присоединится.32
Вновь Луситании лоскут червленый к кастильским ризам присоединится. – Дуэро в этой десятой строфе предсказывает присоединение к Кастилии и Арагону Португалии (древней Луситании) в 1580-1581 годах.

Вся при Филиппе снова будет сшита
Империя и станет знаменита.

Моя Испания, твоя отвага
И страх и зависть многих стран возбудит:
Одних сразит твоя стальная шпага,
А над другими стяг твой реять будет.
Да, знаю, слез, тобой пролитых, влага
Осушится! Да, час придет, забудет
Испания судьбу нумансианцев -
Ее утешит слава всех испанцев.

И с п а н и я

Благодаря тебе не так мне больно.
Ты мне, Дуэро, облегчил страданья.
Я слушаю, и верится невольно,
Что истинное дал ты предсказанье.

Оно согласно с истиной довольно.
Но счастье после. Раньше – наказанье.
Прощай! Хор нимф меня заждаться может!

И с п а н и я

Пусть сладкий ток твой небо преумножит.

Коней первого акта.

Мигель де Сервантес Сааведра

Мигель Сервантес – великий писатель испанского Возрождения. Его жизнь, раннее творчество, комедии, сборник «Назидательные новеллы», трагедия «Нумансия»

В творчестве Сервантеса литература испанского Возрождения поднялась на огромную высоту. Родился Мигель де Сервантес Сааведра (1547 – 1616) в семье бедного лекаря в кастильском городке Алькала де Энарес. Когда пришло время подумать о самостоятельной жизни, Сервантес отправился в 1568 г. в Италию. Некоторое время он служит кардиналу Аквавиве в должности камерария (дворецкого), затем поступает солдатом в испанские войска, расквартированные в Италии. Вскоре Сервантес принял участие в военных действиях против Турции. Тяжелые раны изувечили храбреца.

В 1575 г. Сервантес вместе со своим братом-солдатом решил вернуться на родину. Однако у берегов Франции на корабль неожиданно напали алжирские пираты, захватили его и увели в Алжир. Пять лет томился он в алжирской неволе. Лишь в 1580 г. Сервантес обрел, наконец, долгожданную свободу. Но автор «Дон Кихота» был беден и к тому же не раз уже попадал за тюремную решетку. И до конца своих дней находился Сервантес в условиях весьма стесненных. Его слав гремела далеко за пределами Испании, а он с трудом сводил концы с концами.

Тема свободы и рабства раскрываются Сервантесом в трагедии «Нумансия» (или «Нуманция») (1581 – 1583), посвященный героическому прошлому Испании. Ее исторической основой служат бурные события до новой эры, развернувшиеся на Пиренейском полуострове. Попытки римлян взять приступом Нумансию кончились полной неудачей. Полководцу Сципиону удалось полностью изолировать осажденный город от внешнего мира. В Нумансии начались голод и болезни. После 10-летней осады героическая Нумансия стала добычей римлян.

Свою трагедию Сервантес начинает с того критического момента, когда в римский лагерь прибывает Сципион. Когда изнуренные голодом нумантийцы убеждаются в том, что дальнейшее сопротивление невозможно, они принимают героическое решение. На огромных кострах сжигают они свое имущество, а затем лишают себя жизни, чтобы не стать рабами надменных завоевателей.

Заканчивается трагедия монологом Славы. Она выходит в белом одеянии при звуках труб и заявляет, что подвиг нумантинцев навсегда сохранится в памяти народов.

Многое роднит «Нумансию» с классической трагедией, но в ней нет традиционного главного героя. Ее героем являются все жители города, весь народ. Это подлинно народная трагедия, поражающая своим размахом и в то же время каким-то суровым локанизмом. Появляющиеся в трагедии аллегорические фигуры увеличивают ее масштабы, делают ее еще более монументальной.

Сервантес писал не только трагедии. Он умел видеть жизнь и с ее забавной стороны. В сборнике «Восемь комедий и восемь интермедий, новых и никогда не представленных» (1615) есть отличные образцы Сервантесовской комедиографии.

Комедия «Педро Урдемалас» (около 1610 -1611), основанной на фольклорных мотивах. Педро Урдималас был популярным героем народных побасенок. Он хитер, находчив, непоседлив, остроумен, любит подшутить над своими хозяевами и другими людьми. Он всегда готов помочь людям, попавшим в трудное положение, и лукавого хитреца поразит его же оружие. Заканчивается комедия тем, что Педро становится актером и в полном согласии с автором ратует за утверждение жизненной правды на театральных подмостках.

В интермедии «Театр чудес» двое ловких мошенников прибывают в небольшой городок и выдают себя за содержателей «театра чудес». Они обещают показать удивительный спектакль, который, однако, не сможет увидеть «ни один из тех, который имеют в крови хоть какую-нибудь примесь от перекрещенцев или которые родились и произошли от своих родителей не в законном браке». Никто из зрителей не осмеливается сказать, что ничего не видит, дабы не навлечь на себя подозрение в кровном родстве с маврами или евреями. В основе интермедии лежит старинный народный анекдот, встречающийся в разных вариантах у разных народов.

Интермедии не были случайным эпизодом в творческой истории Сервантеса. Они свидетельствовали не только о его демократических симпатиях, но и том, что он весьма бережно относился к литературным традициям, помогавшим отстаивать принципы литературы «реальной».

Сервантеса всегда привлекал жанр новеллы. Наиболее значительным создание Сервантеса в этой области являются «Назидательные новеллы» (1613). Писатель миру «низких» истин решительно противопоставлял мир «идеальной» правды. Душой идеального мира является любовь. Назидательные новеллы разнообразны, как разнообразна та жизнь, которая их наполняет.

Многое в новеллах восходит к непосредственному жизненному опыту самого Сервантеса, например, те страницы, где он рассказывает о нападениях турецких пиратов и о злоключениях крестьян в алжирской неволе. Так, завязкой новеллы «Английская испанка» служит нападение английской эскадры в 1596 г. на испанский город Кадис.

Сервантес не останавливается на изображении какого-либо одного социального круга. Одна яркая сцена сменяется другой. Сервантес не только талантливый, очень наблюдательный бытописатель, но и искусный мастер интриги.

Испытание человека любовью принадлежит к наиболее характерным темам сборника. Влюбленные Сервантеса способны на подвиг, на отречение. Автор намеренно ставит их в самые трудные условия для того, чтобы придать особую значительность их нравственной победе.

«Назидательные новеллы» имели большой и вполне заслуженный успех у читателей.

Нумансия Данное название пьесы и отнесение ее к жанру трагедии принадлежит переводчику В.А.Пясту. Подлинное ее название - "Комедия (то есть представление) об осадеНумансии". Переводчиком в связи с намечавшейся в 1938 году постановкой пьесы вЛенинграде в целях придания большей сценичности были внесены как в составдействующих лиц, так и в самый текст некоторые изменения. Все эти измененияредакцией сняты в согласии с текстом Сервантеса.Среди действующих лиц пьесы имеется несколько исторических имен:Публий Корнелий Сципион Африканский (младший) (род. ок. 185 г. до н. э., ум. в 129г.). - Один из лучших римских военачальников того времени, покоривший иразрушивший в 146 году до н.э. Карфаген. Избранный во второй раз консулом в 134 г. он был направлен в Испанию с поручением окончить тяжелую и неудачную для римлянборьбу с кельтиберийскимн племенами и в первую очередь с Нумансией, центром иосновной твердыней конфедерации, в которую входили многие народы полуострова.Югурта - племянник и преемник нумидийского царя Миципсы, умершего в 118 году до н.э. Был послан во главе нумидийского отряда в Испанию на помощь римлянам,осаждавшим Нумансию. Став впоследствии опасным врагом Рима, был взят в плен Мариеми казнен в подземной тюрьме на Капитолии (104 г. до н. э.).Гай Марий (род. 156 - ум, в 86 г. до н. э.) - победитель кимвров, тевтонов иЮгурты, видный политический деятель и военачальник эпохи, занимавший со 106 годавосемь раз пост консула в Риме. Свою военную деятельность Марий начал в Испании ввойсках Сципиона.Что касается Квинта Фабия, которого Сервантес упорно называет братом Сципиона,то, вероятно, речь идет о Квинте Фабии Сервилиане Эмилии, одном из незадачливыхпредшественников Публия Корнелия на посту командующего римскими войсками вИспании. Так как в роду Сципионов все его представители по мужской линии носиливсегда одно из трех личных имен Гал, Публия и Луция, то Квинт Фабий Сервантесаникак не мог быть братом Сципиона, хотя и мог состоять с ним в известной степениродства.Среди действующих лиц нумантинцев также имеются исторические фигуры. Таков Теоген, активный организатор героического сопротивления Нумансии.Акт первый Должны бы быть и доблестей романских. - Здесь "романских" в смысле "римских".Не то фламандских выродков - явный анахронизм; никаких фламандцев в римскую эпохуне существовало. Анахронизм объясняется тем, что во время написания Сервантесом"Нумансии" Испания Филиппа II вела с переменным успехом борьбу за обладаниеФландрией.Суровый Марс с изнеженной Венерой. - Марс (римское наименование греческого богавойны Ареса) был мужем богини красоты и любви Венеры (греческой Афродиты).Киприды культ здесь многие пытались соединить и с Бахусавой верой. Киприда - одноиз прозвищ богини, родившейся, согласно мифу, из пены волн на острове Кипр. Этотостров был одним из главных мест поклонения Венере и считался любимым местом еепребывания. Бахус (греческий Вакх, Дионис) - бог вина и виноделия. Здесь синонимы:Киприда - сладострастия, разврата; Бахус пьянства, разгула....с которым мы могли б договориться... - У нумантинцев имелись все основанияжаловаться на римских полководцев, нередко заключавших под влиянием неудач мирныедоговоры с кельтиберийскими племенами с твердым расчетом, что эти договоры небудут утверждены римским сенатом. Иногда же, как это было с Квинтом Помпеем Руфом,при изменении военной обстановки в их пользу сами полководцы цинично заявляли, чтоникаких договоров они не заключали. Такими же справедливыми и историческидостоверными являются и жалобы нумантийских послов в трагедии Сервантеса на"поборы" и "утеснения" жителей, чинившиеся римскими властями.Ни для солдат, ни для декуриона. - Декурион - начальник декурии, отделения в 10человек, главным образом всадников. Три декурии в римском войске составляли"турму", которой начальствовал декурион.Выходит дева. На ней корона из башенок... - Испанское слово "кастильо" означает"замок". Древнее название Испании - Кастилья, сохранившееся в наименованиипровинций Старой и Новой Кастилии, может быть передано словами "страна замков".Так как неизбежной принадлежностью средневекового замка были башни, появлениеаллегорической фигуры Испании в короне из башенок и с моделью замка в рукахявляется воплощением героической редины нумантинцев.То финикиянин, то грек владели Испанией. - Юго-западная часть древней Испании,страны, в основном населенной кельтиберами, была в конце XII века до н. в.захвачена финикиянами, в дальнейшем распространившими свое влияние на западное ивосточное побережье Пиренейского полуострова и основавшими в захваченных имивладениях свои колонии: Мелькартею (Алхесирас), Малаку (Малагу), Гадес (Кaдикс),Гиспалис (Севилью) и др. Появление на востоке Испании греков относится историкамик VII веку до н. э. Греки, ведшие постоянны" войны с финикиянами и скарфагенянами, завладевшими Ба-леарскими островами, оставили след своегопребывания в виде торговых факторий, давших свое имя многим испанским городам. К236 году до н. 9. относится начало захвата Испании карфагенянами, высадившимися наюго-востоке полуострова под предводительством Гамилькара Барки, основавшего здесьпосле упорной борьбы с кельтиберами "империю Баркидов" со столицей в Картахене,просуществовавшую до 206 года до н. э., когда под натиском римских войсккарфагеняне вынуждены были покинуть полуостров. Своим именем Испания обязанакарфагенскому слову "Спаун". До этого она была известна под именами, которые ейдали финикияне и греки: Тартес (фин.) и Гесперия, или Иберия (греч.). С моментавытеснения карфагенян с полуострова началось планомерное завоевание его римлянами,длившееся около 200 лет. Одним из особенно ярких эпизодов этого завоевания и былаосада и падение Нумансни.Сыны мои ни разу не сливались в одну семью... - Племена, населявшие Испанию,нередко враждовали друг с другом, предпочитали воевать в одиночку и даже помогалиримлянам.А римляне, хотя числом несметны... - Численность войск, собранных Сципионом вокругНумансии, определяется историками в 40-60 тысяч человек.Дуэро и Тахо - главные водные артерии полуострова. Подобно рекам Малой АзииПактолу и Герму, Тахо в древности почитался золотоносным.Выходит река Дуэро и три речки: их изображают три мальчика... - Три речки -притоки Дуэро: Оброн (в наст. время Урбион), Минуэса (в наст, время Ревинуэса) иТэра. Так как реки в испанском языке мужского рода, то и притоки Дуэро должны былиизображать на сцене мальчики. Роль Дуэро также должен был исполнять актер, о чемСервантес не считает нужным особо упомянуть....около города Серии, который в то время назывался Нумансия. ОтождествляяНумансию с Сорией, Сервантес допускает ошибку. Историческая Нумансия быларасположена на невысоком крутом холме в нескольких километрах от Сории, близнынешнего селения Гарай в верховьях Дуэро, при впадении его притока Тэры. Там внастоящее время в память героической осады воздвигнут обелиск. Сория же былаизвестна под именем Новой Нумансии, или Кауки, и являлась аванпостом в общейсистеме обороны.Они в меня кидают сваи скопом... - Сципион распорядился запрудить Дуэро и темсамым не только лишил население Нумансии возможности сноситься с внешним миромвплавь, но и отрезал его от воды.(Как возвестили небеса Протею...) (миф.) - Протей - вещий морской старец, пасшийтюленьи стада Амфитриды. Он был одарен даром прорицания и способностью приниматьразличные образы. В полдень он поднимался со дна моря и отдыхал под скалою, кудастекались желающие узнать будущее. От них Протей скрывался, принимая другой вид,однако в конечном счете почти всегда соглашался выступить в роли прорицателя.В своем монологе Дуэро предсказывает историческое будущее Испании. Он упоминаетследующие события: вторжение германских народов в Испанию в начале V века н. э. -вандалов и свевов, захвативших Галисию, аланов, овладевших Луситанией (современнойПортугалией) и другой ветви вандалов, так называемых силингов, занявших Бетику(современную Андалусию), а также захват вестготами северо-восточной частиполуострова (современной Каталонии).В пятой строфе Дуэро предсказывает создание вестготами на полуострове сильноймонархии, просуществовавшей триста лет и внесшей коренные изменения в социальныйстрой, систему управления и культуру полуострова. В частности, народности,населявшие древнюю Испанию, были обязаны вестготской монархии реорганизацией своихвоенных сил, на что и намекает Дуэро, говоря о "готах, с пышностью вооруженных".Свои реформы вестготские короли проводили в жизнь, руководствуясь идеейобъединения вестготской и испано-римской народностей. Именно эту характернуюособенность внутренней политики вестготских королей и имеют в виду двазаключительных стиха пятой строфы: "Они, войдя с Испанией в слиянье, мощь новуювдохнут в ее деянья".В шестой строфе имеется в виду нашествие на Италию свирепого царя гуннов Аттилы в452 году н. э. и разграбление Рима вандалами в 455 году. В обоих случаях Рим былспасен от разрушения папою Львом I, так назыв. Великим, сумевшим уговорить Аттилуостановить свои войска, докатившиеся до "вечного города" и на своем пути ужеразрушившие Милан и Падую, и добившимся от короля вандалов Гейзериха обещания неубивать людей и не сжигать разграбленных им церквей и жилищ. Стихи "великийкормчий корабля святого, чтоб было к бегству все ему готово" относятся к Льву I,так как папа во время разграбления Рима вандалами был вынужден покинуть город,чтобы избежать смерти. Ватикан в эпоху Льва I еще не был резиденцией папы; здесьВатикан - символ и синоним папской власти.В седьмой строфе имеется в виду кратковременная война испанского короля Филиппа IIс папою Павлом IV в 1556-1557 годах, когда испанские войска под начальствомгерцога Альбы вторглись в папские владения и угрожали осадой Риму. Осуществить этуосаду Альбе не удалось в связи с окончанием войны.Прозвание, звучащее столь лестно, "католики", не будет ли он вправе дать королямтвоим? - Хотя испанские государи издавна присваивали себе звание "католическихкоролей", однако формально оно было закреплено за королями Исабеллой I иФердинандом II папою Александром VI Борджиа, после того как Фердинанд заявил освоем намерении защищать католическую церковь. Сервантес, как это он делает вдевятой строфе по отношению к Филиппу II, совершенно незаслуженно восхваляетАлександра VI, который был одним из самых порочных и преступных пап XVI века.Вновь Луситании лоскут червленый к кастильским ризам присоединится. Дуэро в этойдесятой строфе предсказывает присоединение к Кастилии и Арагону Португалии(древней Луситании) в 1580-1581 годах.Акт второй Но и друзья с врагом уговорились... - У Сервантеса сказано конкретнее: испанцы.Нам надлежит Юпитеру молиться... - Юпитер (Зевс) - верховный бог греков и римлян,владыка неба, вершитель судеб народов и царств.Плутон, великий повелитель ада... - Плутон - брат Юпитера (Зевса) и Нептуна(Посейдона), царь смерти и подземного царства, которое он получил при разделевласти над вселенной после победы богов над титанами и гигантами. Другое его имя -Аид, или Гадес. Властвуя над недрами земли, Плутон был не только владыкою царстватеней, но и содержащихся в земле ископаемых руд, металлов и произрастающих хлебныхзлаков. Его женою была Прозерпина (Персефона) - дочь богини земледелия Цереры(Деметры), похищенная им с разрешения Юпитера втайне от матери. Опечаленная иоскорбленная Церера запретила земле производить плоды, и Юпитер был вынужденсогласиться на то, чтобы Прозерпина оставалась с матерью две трети года, апоследнюю треть проводила с мужем в Аиде, царицей которого она была. Миф оПрозерпине в древности толковался, как символическое изображение бессмертияприроды, обновляющейся с каждой весной, а вместе с тем и бессмертия души....из коей три выходят беспощадных сестры. - Три сестры - парки (у римлян) илимойры (у греков), дочери Ночи - богини Клофо, Лахезпс и Атропа (в переводеНеизбежная). Первая пряла нить человеческой жизни, вторая направляла судьбучеловека, третья обрезала эту нить.Пусть при лихом надсмотрщике Хароне... - Харон - в греческой мифологии старый,неумолимый перевозчик, переправляющий тени умерших через адские реки в подземноецарство и не допускающий их возвращения в мир живых людей. За перевоз Харонполучал медную монету (обол), которую при погребении родственники клали покойникув рот.Пусть Цербер-пес и дик и непреклонен... - Цербер - трехглавый адский пес, созмеями вместо волос, охраняющий выход из ада и никого не выпускающий...Стигийскою водою клянусь... - Клятва водою адской реки Стикса была самой священнойи страшной клятвой древности. За невыполнение ее на людей и богов налагаласьтяжелая кара: в течение девяти месяцев виновные оставались недвижными, а богиизгонялись с горы Олимпа, где, согласно верованиям того времени, имел своеместопребывание сонм небожителей.Вас, бесы, и тебя, о дух тлетворный, в личине Змия в мир соблазн вводящий... -Здесь Сервантес допускает характерное смешение античной и библейской мифологии.Змий - Сатана, соблазнивший Адама и Еву в раю.Акт третий Сцены третьего акта, рассказывающие о решении, принятом нумантинцами, истребитьвсе материальные ценности Нумансии, самый город сжечь и избегнуть позорного пленапутем массового самоубийства, вполне соответствуют исторической действительности,так же как и сцены голода и физических страданий,Ведь тысячи три в нашем войске, у них же - у них тысяч сто! - поэтическаявольность, допущенная переводчиком в интересах стиха. У Сервантеса сказаноопределеннее: восемьдесят тысяч. Что касается гарнизона Нумансии, то большинствоисториков определяет его приблизительно в восемь тысяч человек, но это непротиворечит трем тысячам, о которых говорит Сервантес, так как число защитниковгорода могло сократиться за счет голода и болезней....все свое имущество снесли мы на тот огонь, и до четвертой сферы вздымаются егоседые дымы. - Согласно весьма популярной в средние века и в эпоху Возрождениясистеме мироздания знаменитого географа и астронома древности Клавдия Птолемея,небо состояло из одиннадцати сфер, посвященных античным богам и богиням. Вчастности, "четвертая сфера" носила название "сферы Солнца". Иными словами: дым откостра поднимался до самого солнца.Акт четвертый Своих орлов высоко воздвигает вождь Сципион... - Знаменем римских легионов былорел....войскам Филиппа, Карла, Фердинанда. - Имеются в виду три знаменитых в историиИспании короля: Филипп II, Карл V и Фердинанд II.Прошу тебя, в святилище Дианы пойдем, мой друг... - Диана (Артемида) богиня луны,рощ и охоты, покровительница девственности и чистоты нравов.В последних эпизодах трагедии, посвященных героической гибели Нумансии, Сервантесзначительно отходит от исторической правды, усиливая патриотическую, чисто"испанскую" сторону пьесы. Если верить показаниям Аппиана Александрийского - а неверить им у нас нет никаких оснований, так как в своей книге "Об иберийскихвойнах" он использовал материал из не дошедшего до нас труда греческого историкаПолибия, свидетеля осады, - измученная голодом и болезнями Нумансия была вынужденасдаться на милость победителя. Аппиан изображает следующим образом ход событий. Вдень сдачи Сципион приказал нумантинцам снести оружие в определенное место, а надругой день собраться в другом, намеченном им пункте. Нумантинцы принялитребования Сципиона, но просили дать им день отсрочки, который они употребили намассовое самоистребление. На третий день уцелевшие жители вышли из города. Оставивиз них пятьдесят человек для триумфа, Сципион всех остальных продал в рабство, асамый город сровнял с землей. Таковы данные истории. Весь эпизод с героическойсмертью мальчика Вириата принадлежит Сервантесу, но вполне отвечает народнойтрадиции, нашедшей себе выражение в романсе, включенном испанскимписателем-гуманистом Хуаном де Тимонедой в его сборник романсов "Языческая розаромансов из истории римской и троянской". Возможно, что именно отсюда и почерпнулСервантес весь этот заключительный эпизод своей трагедии....на полюс с полюса, от Бактры к Тиле... - Бактрой (Бактрией) в древностиназывалась страна, лежавшая между западной частью Гиндукуша, горами Сефид-Ку ирекой Аму-Дарья. Столицей ее был город Бактра (в настоящее время Балх) родинаперсидского царя Кира и основателя зендской религии Зороастра (Заратустры). Бактрабыла в древности важным торговым пунктом на пути из Индии в Европу. За своемноговековое существование Бактрия, принадлежащая сейчас Афганистану, входила всостав индийского царства, персидской монархии Кира, государства, созданногоАлександром Великим, сирийского, парфянского и индо-скифского царств. Простираясьдо рек Кабула и Инда, Бактрия считалась древними одной из наиболее южных точеквселенной и как таковая нередко упоминалась античными поэтами. Что касается Тиле,то этот остров в Северном море, иначе именуемый Туле, или Фуле, также считавшийсякрайним, только северным пунктом вселенной, по-видимому, соответствовалсовременной Исландии или какой-либо части Норвегии, хотя имеются ученые гипотезы впользу Ютландии и одного из Шотландских островов. Был открыт греческимпутешественником Пифеем в IV веке до н. э.Ф. Кельин

На этой странице сайта выложена бесплатная книга Нумансия автора, которого зовут де Сервантес Мигель . На сайте сайт вы можете или скачать бесплатно книгу Нумансия в форматах RTF, TXT, FB2 и EPUB, или же читать онлайн электронную книгу де Сервантес Мигель - Нумансия, причем без регистрации и без СМС.

Размер архива с книгой Нумансия равен 56.97 KB

VitmaierПравда; Москва; 1961
Мигель де Сервантес
НУМАНСИЯ
К читателю
Не суди меня строго, дражайший читатель, если тебе покажется, что автору этого предисловия изменила обычная его скромность. На днях я встретился с друзьями, и у нас зашел разговор о комедиях и обо всем, что до них касается, причем собеседники мои разобрали их до тонкости и так разукрасили, что, казалось, прибавить тут нечего. Говорилось и о том, кто первый в Испании вынул их из пелен, облек в праздничный наряд и придал им пышности и блеску. Будучи старше всех в этом обществе, я вспомнил представления великого Лопе де Руэда, мужа, славившегося остротой своего ума и своею игрою на сцене. Этот уроженец Севильи, мастер-золотобой, умевший выделывать из золота тонкие листочки, дал изумительные образцы пасторальной поэзии - в этом его никто до сих пор не превзошел. Я был тогда еще совсем мальчик и мог ошибиться в оценке его стихов, но некоторые из них запечатлелись в моей памяти, и вот теперь, уже в зрелом возрасте, послушав их со сцены, я понял, что был прав. И если бы это не выходило за рамки предисловия, я привел бы здесь несколько примеров в доказательство верности моего суждения. Во времена этого славного испанца все театральное имущество помещалось в одном мешке и состояло примерно из четырех белых, обшитых золотом тулупов, четырех бород и париков и четырех посохов. Комедии представляли собою написанные в форме эклог диалоги между двумя или тремя пастухами и пастушкой. Сдабривали их и начиняли двумя или тремя интермедиями - то о негритянке, то о мошеннике, то о дураке, то о бискайце - этих четырех персонажей, как и многих других, упомянутый Лопе изображал превосходно и удивительно верно. В те времена театральной машинерии не существовало, пеших и конных поединков между маврами и христианами на сцене не устраивалось; не было люка, из которого, точно из преисподней, вылезал бы или делал вид, что вылезает, какой-нибудь персонаж, - сцену составляли образовывавшие квадрат четыре скамьи, на которые были настелены четыре или шесть досок, и она возвышалась над полом всего на четыре пяди; с неба не спускались тогда облака с ангелами и духами. Декорацией служило державшееся на двух веревках старое одеяло, отделявшее подмостки от того, что теперь именуется актерской уборной, и скрывавшее от публики хор, который без всякого аккомпанемента пел какой-нибудь старинный романс. Когда Лопе де Руэда скончался, его, как человека достойнейшего и знаменитого, похоронили в кордовском соборе (в Кордове он и умер), между хорами, где был похоронен и знаменитый безумец Луис Лопес.
На смену Лопе де Руэда пришел Наварро, уроженец Толедо, отлично игравший трусливых мошенников. Он несколько улучшил декорации и заменил мешок для костюмов сундуками и баулами; он вывел певцов, до того скрывавшихся за одеялом, на подмостки; упразднив бороды, - а прежде никто не играл без накладной бороды, - он добился того, что все актеры стали выходить на сцену без этого украшения, кроме тех, кто изображал стариков или же каких-либо других персонажей, требовавших от исполнителя изменения лица; он изобрел театральные машины, молнию, гром, облака, придумал, как устроить сражения и поединки; со всем тем ему не удалось поставить театр на ту высоту, на какой он находится ныне.
И вот здесь я поневоле должен поведать одну истину и выйти за пределы моей непритязательности; дело состоит в том, что в театрах Мадрида были играны Алжирские нравы, принадлежащие моему перу, а также Разрушение Нумансии и Морское сражение, где я осмелился свести комедию к трем действиям вместо прежних пяти; я показал публике или, точнее, я первый олицетворил таимые в душе мечты и образы и вывел на сцену при восторженных и дружных рукоплесканиях зрителей аллегорические фигуры. В то время я написал комедий двадцать или тридцать, и ни одну из них зрители не потчевали ни огурцами, ни какими-либо другими метательными снарядами, - их представления не сопровождались ни свистом, ни криком, ни перебранкой. Но потом меня отвлекли другие дела, я отложил в сторону перо и комедии, и тогда появился чудо природы - великий Лопе де Вега и стал самодержцем в театральной империи. Он покорил и подчинил своей власти всех комедиантов и наполнил мир своими комедиями, счастливо задуманными, удачно исполненными и составляющими в общей сложности более десяти тысяч листов, и, что самое поразительное, он все их видел на сцене или, по крайней мере, знал, что все они ставились; те же, кто пытался соперничать с ним и разделить его славу, - а таких было много, - все вместе не написали и половины того, что написал он один.
Но если не за плодовитость, - ибо господь не всех одарил поровну, - то все же у нас до сих пор чтут доктора Рамона, кстати сказать, после великого Лопе самого плодовитого нашего автора; ценят у нас и в высшей степени тонкое искусство ведения интриги, коим отличается лиценциат Мигель Санчес, высокий дух, коим проникнуты творения доктора Мира де Мескуа, гордости нашего отечества, глубину и богатство мыслей в творениях каноника Т?ррега, мягкость и нежность дона Гильена де Кастро, остроумие Агилара, пышность, живость, блеск и великолепие комедий Луиса Белеса де Гевара, изящное дарование дона Антоньо де Галарса, имя которого ныне у всех на устах, и многообещающие Плутни Амура Гаспара де Авила, - все эти авторы и некоторые другие помогли великому Лопе тащить эту огромную махину.
Несколько лет тому назад я вернулся к былой своей праздности и, полагая, что еще не прошла пора, когда меня восхваляли, снова стал сочинять комедии, однако новым птицам на старые гнезда не садиться. Я хочу сказать, что не нашлось ни одного директора театра, который попросил бы у меня комедий, хотя все знали, что они у меня есть, и тогда я запрятал их поглубже в сундук и предал вечному забвению. Вскоре, однако ж, некий книгоиздатель в разговоре со мной признался, что он купил бы их у меня, если бы директор одного привилегированного театра не сказал ему, что от прозы моей можно ожидать многого, от стихов же - ничего. Откровенно говоря, мне, конечно, больно было это услышать, и я подумал: «Или я стал другой, или времена изменились к лучшему, хотя обычно бывает наоборот, ибо всегда хвалят времена минувшие». Я пересмотрел свои комедии, а заодно и некоторые интермедии, погребенные мной вместе с ними, и нашел, что и те и другие не так уж плохи и, во всяком случае, достойны того, чтобы, выйдя из мрака, в который погружен разум упомянутого директора, выслушать о себе просвещенное мнение других, менее придирчивых и более сведущих. В конце концов мне все это надоело, и я продал их вышеупомянутому книгопродавцу, он же выпустил их в том виде, в каком я ныне их предлагаю твоему, читатель, вниманию. Он назначил мне за них умеренную плату, и я взял свои деньги, довольный уже тем, что мне не придется вступать в пререкания с актерами. Я хотел бы, чтобы эти мои сочинения были лучшими в мире или, по крайности, сносными. Ты сам их оценишь, читатель, и если найдешь в них хоть какие-нибудь достоинства, то при встрече с тем злоречивым директором скажи ему, чтобы он изменил свое мнение, ибо я ничей вкус не оскорбляю, и чтобы он обратил внимание на то, что в них нет явных и очевидных нелепостей, что стихотворная речь у меня такая, какая и должна быть в комедиях, что из трех стилей я пользуюсь лишь низким и что все персонажу моих интермедий выражаются так, как им свойственно выражаться в жизни. И еще передай ему, что, дабы убедить его окончательно, я представлю на его суд комедию под названием Обман для глаз, которую я теперь сочиняю и которая, если только она меня не обманывает, должна его удовлетворить. Засим да пошлет тебе господь здоровья, а мне терпения.
НУМАНСИЯ

Трагедия в четырех актах в стихах
Действующие лица:
Римляне
Сципион.
Югурта.
Квинт Фабий.
Гай Марий.
Эрмилий.
Лимпий.
Солдат Гай.
Солдаты.
Нумансианцы
Теог?н.
Карабино.
Маркино.
Мильвио.
Мар?ндро.
Сервий, мальчик.
Воины.
Правители.
Послы.
Леонисьо.
Лира.
Мальчик, брат Лиры.
Жена и дети Теогена.
Вири?т, мальчик.
Жрецы.
Горожане.
Слуги.
Женщины и дети.
Испания.
Река Дуэро с тремя притоками.
Война.
Болезнь.
Голод.
Слава.
Демон.
Труп в саване.
АКТ ПЕРВЫЙ
Входят Сципион, Югурта, Марий и Квинт Фабий, брат Сципиона, римляне.
С ц и п и о н
Кого доверье Рима и Сената
Ответственной задачи удостоит,
Вся жизнь его становится чревата
Волненьями, и все в ней беспокоит.
За годы войн жестокая расплата.
О, скольких римлян эта распря стоит!
Как победить? - Тут голова вскружится!..
Кто затянуть войну не устрашится!
Ю г у р т а
Кто, Сципион? Но тот, кто в ратном деле
И в подвигах себе не знает равных,
Кто смел, как ты! Не при таком вожде ли
Уверен Рим всегда в трофеях славных?
С ц и п и о н
Нет для Ума недостижимой цели:
Цепь рухнет горная от ряда плавных
Усилий; дикий же напор могучий
Любую сделает равнину кручей.
На дикий пыл моих солдат управу
Искать, однако, мне и не придется!
Забыв трофеи, воинскую славу,
Разврату наше войско предается.
Такое поведенье быть по нраву
Вождю не может. Целью задается
Он дух в них влить другой, весьма суровый, -
Что будет прочной для побед основой.
С ц и п и о н
Эй, Марий.
М а р и й
Я.
С ц и п и о н
Прошу поторопиться
Оповестить все войско: без тревоги
И спешки лишней все должны явиться
Ко мне сюда. Не медлить по дороге!
Я лично к ним желаю обратиться
С коротким словом.
М а р и й
Тотчас будет строгий
Приказ твой выполнен.
С ц и п и о н
Без промедленья
Дать армии решил я наставленье.

Марий уходит.
Ю г у р т а
Солдата, что тебя не чтил бы, в войске
Во всем, сеньор, нельзя найти такого.
Промчалась слава дел твоих геройских
На крайний юг от полюса седого.
Идти на бой нас выучил по-свойски
Наш вождь - при звуках рога боевого.
Героев древних, - как их мир ни славит, -
Рать Сципиона за собой оставит.
С ц и п и о н
Пусть так, но важно обуздать пороки,
Которые средь них распространились.
Им ни к чему великих дел уроки,
Когда они ослабли, разленились.
Пока позорные не смыты строки
И нравы в армии не изменились, -
Мы оттого ущерба терпим больше,
Чем если бы война тянулась дольше.

За сценой передают после сигнала к сбору такой приказ:

«От начальника приказ:
Чтобы все без исключенья,
Не забыв вооруженья,
Шли на площадь. Все - сейчас!
Уклониться ж от того
Никому нельзя, под риском
Что в рядах (по нашим спискам)
Больше не найдешь его».
Ю г у р т а
Сомнений нет, начальник, что тугая
Узда для всех солдат необходима,
Когда они, наказы отвергая,
К пороку тянутся неудержимо.
Коль воля их покинула благая, -
Пускай громада войск необозрима,
И стяги реют в воздухе безбрежно, -
Войска теряют в силе неизбежно.

К этому времени подходит Гай Марий и с ним множество солдат в парадных доспехах, вооруженных на античный манер, т. е. без аркебузов (огнестрельного оружия). Сципион поднимается на высокий камень и говорит солдатам:
С ц и п и о н
Как на войне сейчас - в доспехах пыльных,
Блистательных, - так и в делах гражданских
Вы, римляне, носители обильных
Должны бы быть и доблестей романских.
Но нет! Смотрю, вы неженок бессильных
Напоминаете - не то британских,
Не то фламандских выродков - руками
Холеными, румяными щеками.
Лень общая, что всех вас ослабляет,
С забвеньем полным воинского дела,
Дух у врага упавший окрыляет,
Вас доводя в бессилье до предела.
Могучую скалу собой являет
Нумансия, свидетельствуя смело,
Что вы руками праздными своими
В грязь уронили римлянина имя.
По-вашему, довольны будут в Риме,
Который держит мир уздой железной,
Что здесь его позорите вы имя,
Былую славу повергая в бездну?
И ваша дряблость вызвана какими
Причинами? Гаданье бесполезно:
Пороки все от лености бездельной, -
Всем доблестям лень - это враг смертельный.
Союз непрочный там, где сочетались
Суровый Марс с изнеженной Венерой.
Ей - сливки жизни, а ему достались
В удел одни лишенья полной мерой.
Киприды культ здесь многие пытались
Соединить и с Бахусовой верой.
Но как с походной примирить палаткой
Пристрастие к пирам и браге сладкой?
Вы думаете, стену сокрушают
Одни тараны с клиньями стальными?
Вы думаете, в битвах побеждают
Владеющие силами двойными?
Отнюдь! Лишь тех победы ожидают,
Кто верх умом берет над остальными.
Где разум спит, там побеждать не могут,
И тысячи мечей там не помогут.
Сил боевых согласное слиянье
В дружине, - пусть она числом ничтожна, -
Как солнечное вкруг нее сиянье,
Победа для нее легка, возможна,
Но вялости столь пагубно влиянье,
Что - подпади ему неосторожно -
И сила войск несметная в сраженье
С отрядом малым терпит пораженье.
Позор для нашей доблести военной,
Что год за годом, нам чиня досаду,
Испанцев горсть с усмешкой дерзновенной
Выдерживает римскую осаду!
Шестнадцать лет с Нумансией надменной
Ведем бои, и нет с врагами сладу,
Как сладу нет и с их враньем нескромным,
Что гибнут римляне числом огромным.
Так убедитесь, что побеждены вы
Своей же дряблостью, своим распутством;
Тем, что вы пьяницы, что вы блудливы
И воинским пренебрегли искусством.
О Риме в вас воспоминанья живы, -
С каким же принимаете вы чувством,
Что столько сил мы положили даром,
А враг нам платит за удар уларом?
Даю приказ - не будет он повторен! -
Пусть ни одна не вздумает проникнуть
К нам потаскушка в лагерь! Вот где корень
Всех зол, об этом надо громко крикнуть.
И горе тем, кто на питье проворен,
Ленив на бой, и кто успел привыкнуть
К сну на перине с женщиной в истоме,
Кто спать не ляжет на простой соломе!
К чему нам ароматы дорогие?
Смолу и вар им предпочтут солдаты.
Нам не нужны ни блюда поварские,
Ни всяческие на обжорство траты.
Кто позволяет на войне такие
Излишества - как тот наденет латы?
Нет, римлянин сластеной стать не смеет,
Пока испанец крепостью владеет.
Приказом недовольны вы железным?
При мненьи этом, вижу, остаетесь?
Он станет сердцу вашему любезным,
Когда потом победы вы добьетесь!
Считаю споры делом бесполезным,
Вы доводам ума не поддаетесь.
Но если в вас не будет перемены,
Краснеть за вас начнут и эти стены!
На блудном ложе, в пьянстве, за игрою
Не оберется воин-бог докуки.
Нет, Марс привык к другому жизни строю -
Поднимут стяг его другие руки!
Не верьте судьбам. Тайну вам открою:
Творцы своих вы радостей и муки!
Всегда всех бед причиной лень бывала,
Усердье - царства все завоевало.
В конце концов уверен я настолько,
Что вам удастся лень возненавидеть,
О римляне, что не боюсь нисколько
В чужих руках доныне крепость видеть.
Клянусь моей десницей, если только
За ум возьметесь, - вас не дам обидеть!
Осыплю вас достойными хвалами,
Вас одарю богатыми дарами!

Солдаты смотрят один на другого, делая знаки одному из своих товарищей, также носящему имя Гая Мария, который от лица всех говорит следующее:
М а р и й
Внимательным я наблюдаю взглядом
За тем, какое действие имели
Твои слова, начальник. Тут же, рядом
Со мной, одни бледнели, те - краснели.
Другие же под сыпавшимся градом
Твоих упреков взор поднять не смели,
Не оставляя места для сомненья,
Что в глаз, не в бровь, попали обвиненья.
Все правде посмотреть в лицо боятся,
А правда в том, что нравы наши пали…
И нужные слова, чтоб оправдаться
Перед тобой, отыщем мы едва ли.
Все каются, все праздности стыдятся,
От коей мы в несчастия попали.
И есть солдаты, что и смерть сочли бы
В их положенье за исход счастливый!
Срок не пришел, и время остается, -
Свою вину загладит римский воин.
А тем, что враг жестокий не сдается,
Покуда я не так обеспокоен.
Отныне все иначе поведется:
Тот будет званья «римлянин» достоин,
Кто жизнь, и честь, и все, что только может,
К ногам вождя любимого положит.

Надеемся, что книга Нумансия автора де Сервантес Мигель вам понравится!
Если это произойдет, то можете порекомендовать книгу Нумансия своим друзьям, проставив ссылку на страницу с произведением де Сервантес Мигель - Нумансия.
Ключевые слова страницы: Нумансия; де Сервантес Мигель, скачать, читать, книга и бесплатно

А .А. Соловцов, «Книга о русской опере» (1960 г.):

«Царская невеста» – бытовая лирическая драма. Завязка драмы – сложное сплетение любовных чувств и человеческих отношений. Купеческая дочь Марфа Собакина – невеста боярина Ивана Лыкова. Как будто ничто не омрачает счастья любящих друг друга молодых людей. Однако судьба готовит им тяжкие испытания и гибель. Опричник Григорий Грязной, сватавший Марфу и получивший отказ, не теряет надежды добиться любви девушки с помощью колдовского зелья, приготовленного царским лекарем Бомелием. Возлюбленная Григория Любаша подслушала разговор его с Бомелием и решила отомстить сопернице. От того же Бомелия она получила медленно действующий яд и подменила им «приворотное зелье». <...> И другая беда ждет Марфу. В день помолвки ее с Лыковым в царском тереме происходили смотрины: царь выбирал невесту. <...> Неожиданно появляются бояре с «царским словом». Малюта Скуратов объявляет царскую волю: Грозный избрал своей невестой Марфу. <...>

Композитор Георгий Свиридов об Александре Ведерникове: «Для него петь значит раскрывать самую суть музыкального образа. На мой взгляд, Ведерников обладает исключительно чутким и острым пониманием русской национальной стихии в музыкальном искусстве. Поэтому так естественно звучат у него народные русские песни. Он поражает мощью и эпическим размахом в партиях русского классического репертуара. В то же время достаточно услышать, как он поет Шумана или Себастьяна Баха, чтобы убедиться в том, что ему внутренне близок и мир музыки великих немецких композиторов. Бас певца богат тембровыми оттенками, теплый и выразительный, мужественный и какой-то особенно задушевный».

«История создания оперы «Царская невеста»
В.Ф. Никонов, журнал «Вопросы истории» (1965 г.):

«Царская невеста» – одна из самых проникновенных опер Н.А. Римского-Корсакова. Он написал ее на сюжет «Царской невесты» Л.А. Мея. После «Псковитянки» (написанной тем же драматургом) Римский-Корсаков вновь обратился к эпохе Ивана Грозного, но уже под другим углом зрения. <...> И хотя в основе сюжета лежала реальная история попытки третьей женитьбы царя и скорая смерть его невесты Марфы Собакиной, сам Иван Грозный появлялся на сцене только один раз, да и то как лицо без речей. Центром сюжета стал любовный узел, который, как петлей, стянул всех. За либретто взялся И.Ф. Тюменев, знаток литературы и старины, бывший ученик Римского-Корсакова и его друг.

В создании «Царской невесты» композитор шел новыми путями. Он обратился к широкой мелодии, к тому, что он называл «истинной вокальной музыкой». <...> Каждая ария – это характер, судьба, это развернутая панорама личной драмы. В отличие от прежних опер в «Царской невесте» есть не только дуэты, но и трио, квартеты и даже секстет. Сам композитор полагал, что по певучести и изяществу самостоятельного голосоведения со времен Глинки подобных оперных ансамблей еще не было. <...>.

Партия Марфы писалась в расчете на Забелу-Врубель, голосом которой Римский-Корсаков был очарован с давних пор. <...> Первая постановка оперы состоялась 22 октября 1899 года (в частной опере Саввы Мамонтова. – Прим. ред.), и ее успех превзошел даже триумф «Садко». Трагичная и светлая одновременно опера «Царская невеста», время ее написания и постановки, стали одним из самых счастливых моментов в нелегкой творческой судьбе великого русского композитора Николая Андреевича Римского-Корсакова». <...>

Эпоха царствования Ивана Грозного всегда вызывала у Н. А. Римского-Корсакова большой интерес. В 60-х годах прошлого столетия, на заре своего почти полувекового служения музыкальному искусству, он впервые - познакомился с драмой Л. Мея «Царская невеста» и решил написать на этот сюжет оперу. Образы обреченной на гибель прекрасной и целомудренной Марфы, страстной и глубоко несчастной Любаши, не менее несчастного в своей безответной любви к Марфе боярина Грязного не могли не будить творческой фантазии Римского-Корсакова. Однако в то время этот замысел не был осуществлен. Композитор обратился к другой исторической драме Мея из той же эпохи — «Псковитянка». Затем последовала серия опер—«Майская ночь», «Снегурочка», «Ночь перед рождеством» и «Садко», утвердивших за Римским-Корсаковым славу оперного сказочника. Но мысль об опере на сюжет «Царской невесты» не была оставлена. Она продолжала занимать воображение композитора целых три десятилетия, и только и 1898 году он исполнил свое намерение.

Гениальный оперный драматург, блестящий знаток театральной специфики, Римский-Корсаков сам набросал сценарий. Бережно сохранив гуманистическую основу «Царской невесты» Мея, он сократил число действующих лиц и картин; «окончательную выработку либретто с разработкою лирических моментов и вставными, дополнительными сценами» композитор поручил своему бывшему ученику, «знатоку литературы и старины», И. Тюменеву. Обогащенный многолетним опытом работы в области оперы, Римский-Корсаков приступил к созданию «Царской невесты» с твердо намеченными художественными задачами. Они были связаны с его определившимися к тому периоду взглядами на природу оперного жанра. Композитор считал, что опера — это такое музыкально-сценическое произведение, где прежде всего надо петь, и что голосу в нем должно принадлежать первое место. Не случайно в письмах к близким ему людям — жене Надежде Николаевне, певице Н. Забеле-Врубель, своему соавтору по либретто «Царской невесты» И. Тюменеву — Римский-Корсаков не раз подчеркивал и развивал эту мысль. Вот, например, что писал он жене в письме от 18 октября 1900 года: «Царская невеста» представляет собой ясный и откровенный поворот к пению и, следовательно, не назад, а вперед, и если этот поворот не вызовет оперного искусства к дальнейшей жизни, то, следовательно, ему суждено погибнуть в том болоте, в котором оно начала увязать, несмотря на все талантливые пробы п р а в д ы, которыми только отчасти искусство может воспользоваться». Поставленные перед ним художественные задачи Римский-Корсаков выполнил в «Царской невесте» блестяще. Характеры главных персонажей, сложная линия их взаимоотношений, узловые моменты в динамически развивающемся действии — все это дано в щедром оперном пении, во множестве самых различных законченных оперных форм (ария, песня, ансамбли). Поражает и то, что и речитативные сцены оперы насыщены очень рельефной мелодикой ариозного плана. Партитура «Царской невесты» захватывает слушателя своей необыкновенной искренностью и правдивостью.

В ней органически сочетаются страницы музыки ярко драматической, подчас трагической, связанной главным образом с Грязным и Любашей, и музыки, овеянной удивительно светлым и нежным лиризмом, посвященные Марфе. Марфа, Любаша, Грязной — каждый из трех главных героев предстает перед слушателем как живое лицо, с ясно индивидуальным характером. Но не менее сочно выписаны и второстепенные персонажи—Лыков, Бомелий, Собакин, Домна Сабурова, Малюта Скуратов. Роль народно-хоровых сцен оперы во многом уступает народно-хоровым сценам других опер композитора: в сущности, «Царская невеста»—это интимная драма Грязного, Марфы и Любаши, и главное свое внимание н вопросе музыкальной драматургии Римский-Корсаков сосредоточивает на них. Однако в трех хоровых сценах—«Славе» и песне с пляской «Яр хмель» первого действия и величальной песне третьего действия — во-создяетгя бытовая и обрядовая сторона эпохи Ивана Грозного. В других случаях хор принимает активное участие в развивающейся драме героев (на протяжении почти всего четвертого действия) или, прямо характеризуя опричнину, косвенно выражает злую силу, решающую судьбу Марфы и Любаши. Особое значение в «Царской невесте» имеют лейтмотивы Грязного, Марфы, Любаши, Малюты Скуратова, Грозного и приворотного зелья. Они не раз звучат в опере, часто трансформированные, в иной ладо-тональной и оркестровой звучности — в зависимости от той или иной сценической ситуации. Отметим одну из особенностей оперы: Иван Грозный не имеет вокальной партии (его эпизодическое появление во втором действии поручается артисту мимического ансамбля), но в оркестре звучат два его лейтмотива. Один из них — тема подлинной русской народной песий «Слава» (кстати, единственной, использованной Римским-Корсаковым в «Царской невесте»), другим лейтмотивом язляется ярко выразительная характеристика царя, заимствованная композитором из его же оперы «Псковитянка». В финале третьего действия оба лейтмотива Грозного звучат одновременно. К немногим своим операм Римский-Корсаков относился с такой нежностью, как к «Царской невесте». Возможно, это было вызвано тем, что композитора привлекал сам сюжет. Это связано, вероятно, и с теми задачами художественного плана, о которых говорилось выше и которые, повторим, были великолепно разрешены в опере. Заметим, кстати, что перед тем, как приступить к сочинению «Царской невесты», Римский- Корсаков, автор огромного количества произведений различных жанров, в том числе целого ряда опер, счел нужным написать несколько десятков романсов, рассматриваемых им как своего рода творческая лаборатория для освоения настоящего вокального стиля. Наконец, партия героини оперы Марфы создавалась Римским- Корсаковым специально для Надежды Ивановны Забелы-Врубель, чей обаятельный талант высоко ценился взыскательным художником. Н. Забела-Врубель завоевала большую симпатию композитора исполнением ролей Снегурочки и Волховы в операх «Снегурочка» и «Садко» (а позднее — роли Царевны-Лебедь в «Сказке о царе Салтане»). Первое представление «Царской невесты» состоялось 22 октября 1899 года в Мамонтовской опере в Москве. Партии исполняли: Собакин — Н. Мутин, Марф а — Н. Забела-Врубель, Грязной — Н. Шевелев, Ма- люта — Н. Тарасов, Лыков — А. Секар-Рожанский, Лю- баша—А. Ростовцева, Бомелий —В. Шкафер, Сабурова — С. Гладкая. Дирижировал М. Ипполитов-Иванов. Декорации были сделаны по эскизам выдающегося русского художника М. Врубеля. После премьеры в Мамонтовской опере «Царская невеста» ставится в петербургском Мариинском театре (Марфа — А. Больска, Любаша — М. Славина, Грязной — И. Тартаков; дири- жер Э. Направник) и в ряде периферийных театров, а также за границей (Прага). Замечательное творение композитора быстро завоевало самую широкую популярность. «Царская невеста» — одна из тех опер, которые всегда находятся в репертуаре театров. «Царская невеста» очень трудна для исполнения. Дело не только в сложности вокальных партий центральных действующих лиц,—нельзя себе представить роли Марфы, Любаши, Грязного без подлинного вживания в образ, без настоящей драматической игры. В сценической жизни оперы, в частности в Большом театре, выделяется несколько постановочных редакций, отмеченных печатью вдохновенного исполнительского искусства. Это, в первую очередь, премьера 1916 года, где в партиях Марфы и Грязного выступили А. Нежданова и Л. Савранский. Превосходны были в роли Марфы мастера последующих поколений Большого театра Е. Степанова, Г. Жуковская, Н. Шпиллер, Е. Шуйская; в роли Любаши — Н. Обухова, М. Максакова и В. Давыдова; в роли Грязного — С. Мигай, В. Политковский, Алексей Иванов. .Трудно перечислить не только лучшие актерские достижения в опере «Царская невеста» как в Большом театре, так и в других оперных театрах страны, но и работы режиссеров-постановщиков и художников, создавших ряд очень интересных сценических редакций этой оперы. Важно то, что каждый творческий коллектив, принимаясь за постановку «Царской невесты», хочет внести в нее что-то свежее, яркое, стараясь, однако чтобы это новое и яркое нисколько не противоречило ни партитуре гениального творения Римского- Корсакова, ни хорошим традициям, сложившимся за годы её сценической жизни.
М. Тероганян

ЦАРСКАЯ НЕВЕСТА
Опера в 4 действиях
Либретто Н.Римского-Корсакова и И.Тюменева по одноименной драме Л.Мэя.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ВАСИЛИЙ СТЕПАНОВИЧ СОБАКИН, новгородский купец бас.
МАРФА, его дочь - сопрано.
ГРИГОРИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ ГРЯЗНОЙ, опричник - баритон.
ГРИГОРИЙ ЛУКЬНОВИЧ МАЛЮТА-СКУРАТОВ, опричник - бас.
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ ЛЫКОВ, боярин - тенор.
ЛЮБАША - меццо-сопрано.
ЕЛИСЕЙ БОМЕЛИЙ, царский лекарь - тенор.
ДОМНА ИВАНОВНА САБУРОВА, купеческая жена - сопрано.
ДУНЯША, ее дочь, подруга Марфы - контральто.
ЦАРСКИЙ ИСТОПНИК - бас.
СЕННАЯ ДЕВУШКА - меццо-сопрано.
МОЛОДОЙ ПАРЕНЬ - тенор.

Два знатных вершника, опричники, песенники и песенницы, плясуньи, бояре и боярыни, сенные девушки, слуги, народ.
Действие происходит в Александровской слободе осенью 1572 г.

ОСНОВНЫЕ ВОКАЛЬНЫЕ НОМЕРА

Д е й с т в и е п е р в о е

Ария Грязного («Куда ты, удаль прежняя, девалась»)

Ариозо Лыкова («Иное все, и люди, и земля»)
Подблюдная песня «Слава!» («Слава на небе солнцу высокому»)
Пляска с хором «Яр хмель» («Как за реченькой яр хмель»)
Песня Любаши («Снаряжай скорей, матушка родимая»)
Трио Грязного, Любаши и Бомелия («Ох, не верится, мне не верится»)
Дуэт Любаши и Грязного («Знать, не любишь больше ты свою Любашу»)

Д е й с т в и е в т о р о е

Ария Марфы («B Новгороде мы рядом с Ваней жили»)
Квартет Собакина, Лыкова, Дуняши и Марфы («Погоди, моя милая»)
Ария Любаши («Вот до чего я дожила, Григорий!»)
Хор опричников («То не соколы в поднебесье слетались»)

Д е й с т в и е т р е т ь е

Трио Собакина, Лыкова и Грязного («Что гос пода гневить»)
Ариетта Грязного («Пускай во всем господня будет воля!»)
Ариозо Сабуровой («Вот, батюшка, впустили нас в хоромы») .
Ария Лыкова («Туча ненастная мимо промчала ся»)
Секстет с хором («Дай бог, чтоб дом у вас всегда был чашей полной») . . . .
Величальная песня («Как летал сокол по поднебесью») .

Д е й с т в и е ч е т в е р т о е

Ария Собакина («Не думал, не гадал я»)
Квинтет с хором («Загублена страдалица царевна!»)
Сцена и ария Марфы («Иван Сергеич, хочешь в сад пойдем?»)

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ „ПИРУШКА"

Большая горница в доме Григория Грязного. На заднем плане низенькая входная дверь, и подле нее поставец, уставленные кубками, чарками и ковшами. На правой стороне три красные окна и против них длинный стол, накрытый скатертью: на столе свечи в высоких серебряных подсвечниках. На левой стороне дверь во внутренние покои и широкая лавка с узорным полавочником; к стене приставлена рогатина; на стене висит самострел, большой нож, разное платье и неподалеку от двери, ближе к авансцене, медвежья шкура. По стенам и по обеим сторонам стола лавки, крытые красным сукном. Грязной, в раздумье опустив голову, стоит у окна.

ГРЯЗНОЙ.
С ума нейдет красавица!
И рад бы забыть ее,
Забыть-то силы нет.
Напрасно думал честью кончить дело,
Напрасно засылал к отцу я сватов.
Велел сказать купец мне наотрез:
Благодарим боярина за ласку,
А дочь свою я обещал другому,
Ивану Лыкову,
Что возвратился недавно
Из краев сюда заморских.

(Отходит от окна.)

Не тот я стал теперь - все миновало,
Отвага мне души не веселит,
И буйная головушка поникла.
Не узнаю теперь я сам себя,
Не узнаю Григория Грязного.
Куда ты удаль прежняя девалась,
Куда умчались дни лихих забав?
Не тот я стал теперь, не тот я стал.
Бывало мы, чуть девица по сердцу,
Нагрянем ночью, дверь с крюка сорвали,
Красавицу на тройку, и пошел.
Нагрянули, и поминай, как звали.
Не мало их я выкрал на роду,
Не мало их умчал на борзых конях
И юной девичьей красотою
Потешил кровь горячую свою.
Не узнаю теперь я сам себя,
Не узнаю Григория Грязного.
Не тот я стал теперь.
К чему насилье?
Не прихоть, а любовь крушит мне душу.
Чем кончится, что будет впереди, не знаю сам.
А Лыкову Ивашке не обходить кругом налоя с Марфой!
Позвал гостей. Хочу забыться с ними.
Придет ли только Елисей Бомелий?
Он мне нужнее всех.

(Средняя дверь отворяется.)

Да,вот и гости.

(Входит Малюта с опричниками.)

Добро пожаловать!

ОПРИЧНИКИ.
Здорово, Гриша!

МАЛЮТА.
И я пришел к тебе попировать,
На старости медку хлебнуть маленько.

ГРЯЗНОЙ (хлопает в ладоши. Входят слуги.)
Эй, меду поскорей!

МАЛЮТА. Вот это дело.

(Слуги разносят кубки со льдом.)

Ну, будь здоров!

ОПРИЧНИКИ.
Ну, будь здоров!

(Пьют и кланяются Грязному.)

ГРЯЗНОЙ (отвешивая поклон)
Благодарю на слове.

(Входит Иван Лыков и вслед за ним Бомелий.)

Прошу покорно гости дорогие.
Добро пожаловать, Иван Сергеевич!
Благодарю за честь, Бомелий!
Спасибо вам, что вспомнили меня.

(Слуги подносят кубки Лыкову и Бомелию.)

ЛЫКОВ, БОМЕЛИЙ.
Тебе во здравие!

(Кланяются и осушают кубки.)

ГРЯЗНОЙ.
Будьте вы здоровы!
Прошу садиться,
Только не взыщите,
Чем бог послал.

ГОСТИ.
Мы лаской будем сыты,
Разумною беседой:
А старая пословица гласит,
Что слаще меду ласковое слово, слаще меду.
Мы сыты будем твоею лаской,
Беседой умной, приветной речью сыты,
Твоею лаской будем сыты.

(Садятся за стол; слуги начинают ставить кушанья.)

И пиво не диво,
И мед не хвала,
А всему голова,
Что любовь дорога!

МАЛЮТА. (Лыкову).
Ты, молодец, на немцев насмотрелся.
Что, как у них там за морем живут?
Поди-ка там диковинок не мало.

ЛЫКОВ.
Иное всё и люди, и земля.
Зима у них недолго, а морозов
Больших и не слыхать;
Зато уж лето там хорошо.
А горы там такие высокие,
Что глазом не окинешь;
Так в небо и уходят головами.
А города у них большие-пребольшие,
И все из камня сложено.
Повсюду в домах убранство чудное,
И стекла цветные все,
И комнаты обиты цветным сукном.
А сами немцы ходят богато,
И жен нарядно водят,
И взаперти не держат, как у нас.
Во всем у них порядок образцовый,
Терпение, досужество в работах,
И рвенье неусыпное к трудам.
Хваленье воздадим мы государю,
Зане он, как отец об нас печется
И хочет, чтобы мы у иноземцев
Понаучились доброму.

ГРЯЗНОЙ (встает и поднимает кубок).
Аминь!
За Здравие отца и государя!


ОПРИЧНИКИ (встают).
Да здравствует навеки государь!

(Осушают кубки, садятся.)

МАЛЮТА.
Хозяин! Приказал бы ты позвать сюда твоих гусляров,
Да заставил их белого царя повеличать.

ГРЯЗНОЙ. Они готовы.

(Слугам.)

Песенников живо!

ГРУППА ОПРИЧНИКОВ.
И песенниц!

ДРУГАЯ ГРУППА
Они потом попляшут!

Входят гусляры, песенники и песенницы, они кланяются гостям и становятся вдоль задней стены.

ГРЯЗНОЙ.
Ребята, дорогих гостей потешьте
Моей любимой и заветной песней
Во славу православного царя.

Песенники, и песенницы с поклоном выступают вперед, гусляры, занимают места на лавке с левой стороны.

ХОР.
Слава на небе солнцу высокому, слава, слава!
На земле государю великому, слава, слава!
Его борзые кони не ездятся, слава, слава!
Его платье цветное не носится, слава, слава!

ГРЯЗНОЙ, МАЛЮТА, ЛЫКОВ, БОМЕЛИЙ И ХОР.
А бояре и слуги не стареются, слава!

МАЛЮТА.
Где стареться, нам только бы молодиться.
С таким царем, как наш, помолодеешь!
Его еще на свете не бывало,
А юродивый старец Доментьян
Уж провещал о нем самой княгине:
"Родится Тит, широкий ум".

ОПРИЧНИКИ.
Широкий ум по царству.
Чай его и басурманы хвалят?

ЛЫКОВ.
Не везде.
Прискорбно повторять мне злые речи,
А говорят, что царь наш грозен.

МАЛЮТА. Грозен! Он грозен!
Ох! Гроза то милость божья;
Гроза гнилую сосну изломает,
Да целый бор дремучий оживит.

ОПРИЧНИКИ.
Вот речь так речь, боярин!
И подлинно! Не даром ты, боярин,
С плеча царева шубу носишь!

МАЛЮТА.
И вам, бояре, царь не даром
К седлам метлы привязал.
Мы выметем из Руси православной
Весь сор!

ГРЯЗНОЙ.
Вестимо! Гойда!

ОПРИЧНИКИ.
Гойда! Гойда! Гойда! Гойда!

(Встают и осушают кубки.)

За здравие отца и государя!
Да здравствует навеки государь!

(Кланяются Грязному.)

Благодарим, хозяин, за хлеб, за соль!

ГРЯЗНОЙ (откланиваясь.)
Хозяину гостей благодарить.
Иные гости встают из-за стола и расходятся по горнице; другие остаются, за столом.

МАЛЮТА.
Ну, что ж твои гусляры приуныли?
Не худо бы гостей повеселить.
ГРЯЗНОЙ.
Да чем велите?..
(Гуслярам.)
Ну-ка, плясовую!

На середину выходят девушки для пляски; гости составляют около них полукруг.

ХОР. Как за реченькой яр-хмель,
Вокруг кустика вьется.

Я пойду младенька в зелен сад гуляти,
В зелен сад гуляти, хмелюшку щипати.
Нащиплю я хмелю, хмелю ярового,
Наварю я пива, пива молодого.

Гостя дорогова, батюшку родного.
Батюшка будет, горя не убудет,

Позову я гостью, гостью дорогую,
Гостью дорогую, матушку родную.
Матушка будет, горя не убудет,
Горя не убудет, лишь тоски прибудет.
Как за реченькой яр-хмель,
Вокруг кустика вьется.
Перевейся, яр-хмель и на нашу сторонку,
На нашей сторонке большое приволье.
Позову я гостя, гостя дорогого,
Гостя дорогова, своего милого.
Мой миленький будет, горюшка убудет,
Горюшка убудет, веселья прибудет.
МАЛЮТА.
Аль память у меня вином отшибло?
Григорий, где же крестница моя?
Никак ты, брат, свою голубку держишь на заперти?
Небось, не улетит!
ГРЯЗНОЙ. Не знаю, что она нейдет.
(Слугам.)
Скажите Игнатьевне, чтоб кликнула Любашу.
(Несколько слуг уходят.)
МАЛЮТА.
Давно бы так.
БОМЕЛИЙ (Малюте).
А кто это, Любаша?
МАЛЮТА.
Любовница Грязного, чудо девка!
Поет, как птичка, брови колесом,
Глаза, как искры, и коса до пяток.
Мы из Каширы увезли ее.
Я крестницей зову ее затем,
Что за нее порядком шестопером
Я окрестил каширских горожан.

Входит Любаша и кланяется гостям, которые отвечают на ее поклон.

МАЛЮТА.
Здорово, крестница!
ЛЮБАША.
Здорово, крестный!
МАЛЮТА.
Глазенки словно заспаны...
ЛЮБАША.
Ах, что ты!
Я не спала, а голова болела немножко.
МАЛЮТА.
Вздор! Вот ты нам спой-ка песню,
Так боль всю, как рукою снимет.
ЛЮБАША.
Какую же?
МАЛЮТА.
Да знаешь, попротяжней,
Чтобы за сердце хватала.
Ну, бояре, прошу прислушать:
Крестница поет.
ЛЮБАША.
Ты крестницу сам к песне приневолил,
Так за нее уж сам и отвечай.
Снаряжай скорей, матушка родимая,
Под венец свое дитятко любимое.
Я гневить тебя нынче зарекалася,
От сердечного друга отказалася.
Расплетай же мне косынку шелковую,
Положи меня на кровать тесовую.
Пелену набрось мне на груди белые
И скрести под ней руки помертвелые.
В головах зажги свечи воску ярова
И зови ко мне жениха-то старова.
Пусть старик войдет, смотрит да дивуется,
На красу мою девичью любуется.
(Кланяется гостям.)
ОПРИЧНИКИ.
Благодарим! Спасибо!
Славно! Славно!
МАЛЮТА.
Вот как поет, что сердце замирает...
Эх, время-то поздненько,
А не то я без другой бы песни не вышел...
(Поднимаясь со скамьи.)
Чай государь изволил пробудиться.
Смотри, как раз к заутрене ударю
И вас застану здесь врасплох.
(Собираясь уходить.)
Пора гостям и со двора, хозяин!
ГРЯЗНОЙ. (слугам.)
Живей вина! По чарке на прощанье!
(Слуги разносят чарки.)
МАЛЮТА И ОПРИЧНИКИ.
Ну, будь по твоему.
Теперь уж, брат, прощай!
(Пьют.)
Хозяин дорогой, спасибо за хлеб, за соль!
(Взаимный поклон.)
ГРЯЗНОЙ.
Прошу вперед к нам жаловать, бояре.

Гости расходятся. Любаша, стоя у боковой двери, раскланивается гостям; Бомелий издали смотрит на нее.

ГРЯЗНОЙ (слугам и песенникам).
Ступайте все!
(Отводя Бомелия в сторону.)
Бомелий! Ты останься.
Есть дело до тебя.
ЛЮБАША. (про себя.)
К немчину дело? Что-то тут не спроста!
Я останусь.
(Прячется за.медвежью шкуру.)
ГРЯЗНОЙ.
Бомелий, мне важное есть дело до тебя.
Не ведаешь ли ты такого средства,
Чтоб девушку к себе приворожить?
БОМЕЛИЙ.
Такое средство есть.
ГРЯЗНОЙ.
Ты шутишь?
БОМЕЛИЙ.
Нет.
ГРЯЗНОЙ.
Есть у меня приятель;
Зазнобила ему сердечко красная девица.
Нельзя ли как помочь бедняге?
БОМЕЛИЙ.
Можно.
Я дам ему лихого зелья,
Как выпить даст, то девка и полюбит.
ГРЯЗНОЙ.
Так это зелье, стало быть, напиток?
БОМЕЛИЙ.
Нет, порошок, насыпать ей в вино.
Пусть сыплет сам, а то и не полюбит.
ГРЯЗНОЙ.
Ох, не верится мне, не верится,
Чтоб могла она полюбить меня,
Чтобы робкая пташка ласточка
Прилетела бы в гнездо к коршуну,
Под крылом его притаилася;
Прилетела бы в гнездо к коршуну,
На груди его успокоилась;
Под крылом его притаилася,
На груди его успокоилась.
Чтобы был ей мил я,
Чтобы мужем ей стал когда нибудь,
Чтобы был ей мил я,
Чтобы мужем ей стал,
Не верится.
ЛЮБАША.
Ах, не нынче уж я приметила,
Что прошли они, красны дни мои.
И в груди болит, ноет вещее, злое горе мне предвещаючи.
Нет, нет, не тот, не тот со мной, не тот со мной он теперь.
Нет, нет, не тот, не тот со мной.
Да, разлюбил он меня.
БОМЕЛИЙ.
Много в мире есть сокровенных тайн,
Много темных сил неразгаданных;
Но в науке ключ к этим тайнам дан.
Но ключ к ним дан,
К ним дан светом знания.
ГРЯЗНОЙ.
Но если не полюбит?
БОМЕЛИЙ.
К чему мне лгать?
ГРЯЗНОЙ.
Так я к тебе зайду.
И если ты приятелю поможешь, озолочу тебя.
БОМЕЛИЙ.
Прощай! Полюбит.
ГРЯЗНОЙ.
Постой, постой!
Я провожу тебя.

Оба уходят. Грязной возвращается, потупя голову. Любаша тихо растворяет дверь и подходит к Грязному.

(Любаше.)
Зачем ты?
ЛЮБАША.
Я спросить тебя хотела,
Пойдешь ли ты к заутрене?
ГРЯЗНОЙ.
Пойду.
(Садится к столу и закрывает лицо рунами.)
ЛЮБАША. (подходя к Грязному ближе.)
Скажи, за что ты на меня сердит?
Чем, глупая, тебя я прогневила,
Что ты словечка вымолвить не хочешь?
ГРЯЗНОЙ (не поднимая головы).
Отстань!
ЛЮБАША.
Ох, надоела я тебе!
Давно пора!
Чего ты хочешь девка?
Тобою понатешились довольно, ты надоела:
Есть другая лучше, приветливей...
ГРЯЗНОЙ (оборачиваясь).
Ложися спать, ЛЮБАША.
ЛЮБАША.
Знать не любишь больше ты свою Любашу,
Коль не знаешь ныне, спит она иль нет.
С поцелуев жарких щеки не остыли,
А уж разлюбил, а уж позабыл,
Как ко мне в светелку двери отворять.
А давно ли было время,
Что меня любил мой милый,
Что Любашу он ласкал и нежил,
Что и дня не мог прожить он без нее.
А теперь напрасно жду его всю ночь,
Всю то ночь до света плачу я.
ГРЯЗНОЙ.
Тяжко речи эти слушать
И глядеть на горьки слезы.
Сам не знаешь, что на это ей сказать
Или винен я, что Марфу повстречал,
Что красой своею кровь она зажгла, сердце покорила?
Ведь любовь-то та же тетива на луке:
Порвалась она, узлом ее не свяжешь.
Не воротится любовь прежняя,
Коль красой своею кровь она зажгла,
Сердце покорила.
ЛЮБАША (бросается к Грязному).
Нет, быть не может!...
Ты меня не кинешь!
Я прогневила чем-нибудь тебя?
Ты, верно, полюбил с сердцов другую.
Оставь ее! Она тебя не любит.
Ведь я одна тебя люблю.
О, вспомни, вспомни, милый мой,
Свой стыд девичий для тебя забыла я.
Забыла я отца и мать, забыла племя и свой род.
О них слезы не пролила, все для тебя.
Все для тебя!
(Плачет.)
А ты меня покинешь!
(Падает на колени.)
Не губи души моей, Григорий!..
Слышен удар колокола.
ГРЯЗНОЙ (встает).
Заутреня...

(Идет в угол и надевает рясу и тафью.)

ЛЮБАША.
Постой, не уходи!
Скажи мне, что брежу, что любишь меня, а не ее, не эту...
Да скажи мне что-нибудь!

Второй удар.

ГРЯЗНОЙ. Прощай!
(Уходит.)
ЛЮБАША (бежит за ним).
Постой! Куда ты?
(Возвращается.)
Ушел и даже не взглянул ни разу.

Третий удар.

Небось на ту глядит, не наглядится,
И зелье для нее просил у немца,
И золота сулил за зелье...
Она его приворожила, видишь.
Благовест.
Ох, отыщу же я твою колдунью
И от тебя ее отворожу, ее отворожу!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ „ПРИВОРОТНОЕ ЗЕЛЬЕ".

Улица в Александровской слободе. Впереди налево дом, занимаемый Собакиным, в три окна на улицу, ворота и забор: у ворот под окнами деревянная лавка. Направо дом Бомелия с калиткою. За ним в глубине ограда и ворота монастыря. Против монастыря, в глубине налево, дом князя Гвоздева-Ростовского с высоким крыльцом, выходящим на улицу. Осенний пейзаж; на деревьях яркие переливы красных и желтых тонов. Время под вечер. Народ выходит из монастыря.

ХОР.
Вот бог привел вечеренку отслушать.
Пора домой, а там и на покой.
Теплынь какую господи дает!
Ведь скоро и Покров на двор.
Иной год о эту пору снежок уж порошит,
А нынче бабье лето затянулось,
И то сказать, ведь пар костей не ломит.
Тепло-то не ко времени бы словно.
Вот журавли летят!
А говорят,
Что коль полет их будет на Евмена,
То к Покрову... опричина идет!

В глубине сцены, направляясь к дому Гвоздева-Ростовского, показываются опричники. Толпа стихает, многие снимают шапки и кланяются.

ОПРИЧНИКИ.
Всех, кажись, оповестили к князю Гвоздеву сбираться.
А стемнеет, от него мы на коней, и в путь дорогу.
Точно кречеты лихие, мы на вотчину нагрянем,
И ни спуска, ни пощады никому от нас не будет.
На изменника, признаться, долго, долго зубы мы точили.
А теперь держися!

(Проходят в дом князя.)

НАРОД (глядя вслед опричникам).
Сбираются!
Кому-то плохо будет, несчастному!
Не сносить головы!
Зовут себя царевыми слугами, а хуже псов!
Потише вы! Смотрите!
Давайте лучше говорить про царскую про свадьбу.
Что девок свезено!
Когда ж смотры-то будут?
А девок, бают, сорок сороков.
Вот тут и выбирай! И выберет, не бойсь!
Не промахнется наш кормилец;
Глазок-то у него соколий.
Верно!

(Из калитки дома Бомелия выходят два молодых парня. Парням.)

Аль к немцу за лекарствами ходили?
ПАРЕНЬ.
Ходили, ну так что ж?
НАРОД (прислушиваясь).
Неужто к немцу?
А то же, что грешно.
Ведь он поганый! Ведь нехристь он!

(Другая группа, подходя.)

Кто? Немец?

(Первая группа, отвечая.)

Басурман!
Допреж того, как с ним начать якшаться, крест надо снять.
Ведь он колдун! Дружит с нечистым!
Избави, господи, избави! А что он дал?
ПАРЕНЬ.
Да дал травы.
НАРОД.
Наговорная, бросьте!
ПАРЕНЬ. (смутившись.)
Мы ничего,.. пожалуй, бросим.

(Бросает сверток.)

НАРОД.
Так-то!
И больше к немцу лучше не ходите:
Того гляди опутает лукавый.
Ну, мы пошли.
Пора и нам.
Поди-ка дома ждут.
Пока. Прощайте.

Расходятся. Сцена пустеет. Марфа, Дуняша и Петровна выходят из монастыря.

ПЕТРОВНА.
Ишь вечер-то какой!
Как-будто, лето.
ДУНЯША.
Не хочется и в горницу идти.
МАРФА.
Поди-ка скоро тятенька вернется.
Давай его, Дуняша, подождем мы здесь на лавочке.

ДУНЯША.
Пожалуй.
ПЕТРОВНА.
Ну, посидите здесь, а я пойду.
(Уходит.)
МАРФА.
Ты не видала Ваню?
ДУНЯША.
Где же видеть?
Я у тебя гощу вторые сутки.
МАРФА.
Да, я и забыла, ведь вчера он не был.
ДУНЯША.
Вот говорят-то правду,
Что невесту сейчас узнаешь:
Только и речей, что про милого друга.
МАРФА.
Смейся, смейся!
Придет твоя пора, сама полюбишь.
А мне Ванюшу грех и не любить,
Мы с измала друг к другу привыкали.
ДУНЯША.
Так стало вы давно знакомы?
МАРФА.
С детства.
В Новгороде мы рядом с Ваней жили.
У них был сад такой большой, тенистый.
Как теперь гляжу на зеленый сад,
Где с милым дружком мы резвилися,
Где из цветиков из лазоревых я ему плела венки.
И жилося нам в зеленом саду,

Веселилися, забавлялися.
Ах, ах!
А родные все на нас глядючи, улыбаючись, утешаючись говорили нам:
По всему видать, что вас парочка,
Что златы венцы для вас скованы.
Сколько ясных дней привели мы в нем,
Каждый кустик нам головой кивал,
Дерева то все с тихой ласкою дивовалися на нас.
И жилося нам в зеленом саду,
И дышалось в нем нам привольно так.
Целый божий день мы с ним бегали,
Веселилися, забавлялися.
Тут помер старый Лыков,
А Ванюшу к себе взял дядя, нарвский воевода.
Так мы и не видались долго, долго.
Тут слух прошел,
Что царь услал Ванюшу в чужие земли.
Как мне было горько, наплакалась я вдоволь.
Слава богу, что понапрасну.
Нынешней весною в слободу приехали,
И с Ваней опять свел бог.
ДУНЯША.
Ты чай и не узнала?

Марфа не отвечает и смотрит в глубину сцены, где в это время, показываются два знатных вершника. Выразительный облик первого из них, закутанного в богатый охабень, дает узнать в нем Ивана Васильевича Грозного; второй вершник, с метлою и собачьей головой у седла, - один из приближенных к царю опричников. Государь останавливает коня и молча пристально смотрит на Марфу. Она не узнает царя, но пугается и, застывает на месте, чувствуя устремленный на себя его проницательный взгляд.

МАРФА.
Ах, что со мной?
Застыла в сердце кровь!
Дуняша!
(Про себя.)
Как смотрит он!
Как взгляд его угрюм!

Царь медленно удаляется.

Мне строгий взгляд его тяжелый,
Как камень, на душу налег.
Кто бы ни был он, но страшен мне,
Страшен мне угрюмый взор его.
Дуняша!
Сама не своя от этих я глаз.
До греха не долго тут,
Сглазить может он навек.

Появляется Собакин и Лыков.

ЛЫКОВ.
А у калитки кто-то уж стоит.
СОБАКИН.
Я говорил тебе, Иван Сергеевич,
Что станет дожидаться.
ЛЫКОВ (с поклоном).
Здравствуй, Марфа Васильевна!
МАРФА (кланяется).
Иван Сергеич!
(Стыдливо.)
Жених свою невесту забывает,
Вчера весь день и глаз не показал...
Друг мой, друг мой Ванюша,
Друг мой Ванюша ненаглядный свет!
Женишок ты мой,
Как любить, ласкать тебя стану я,
Да расчесывать кудри шелковы,
В очи ясные, в очи ясные тебе глядючи,
Глядючи в очи ясные, в очи ясные.
ДУНЯША
Хороши, хороши они, и невеста, и суженый!
Точно вешний день с зорькой утренней.
Поглядишь на них, поглядишь, залюбуешься.
Поглядишь, и от всей души,
И от всей души пожелаешь им
Века долгого да счастливого,
От души пожелаешь.
ЛЫКОВ.
О, когда б скорей, когда б скорей те настали дни,
Те настали дни!
О, когда б скорей те настали дни, счастья, радости.
Сердце бьется в груди, к тем веселым дням,
К тем веселым дням, ко тем дням порывается,
К тем денькам;
И не хочет ждать да откладывать.
И не хочет ждать да откладывать,
К тем денькам порывается.
СОБАКИН.
Погоди моя милая, моя милая доченька,
Скоро, скоро на век твоим будет он.
Золотым кольцом обручишься с ним,
Заведешь свой дом, заведешь свое гнездышко.
Заживешь в любви и согласии заживешь.
Ну что ж, просите дорогого гостя в избу войти.
Какая есть вишневка!
А стол накрыт?
МАРФА.
Накрыт.
СОБАКИН.
Покорно просим.

Уходят в калитку. Темнеет. В доме Собакина зажигают огонь. В глубине сцены, прикрытая фатою показывается Любаша. Она медленно, оглядываясь по сторонам, крадется между домов и выходит на авансцену.

ЛЮБАША.
Разведала! Так вот гнездо голубки?..
Посмотрим на красавицу твою.

(Подходит к дому Собакина. Смотрит в окно.)

Да... недурна... румяна и бела,
И глазки с поволокой...
Это Марфа? Мне про нее другое говорили.
От сердца отлегло:
Разлюбит скоро Григорий эту девочку!
Взгляну еще... А это кто?..
Их две! Это кто?..
(Отбегает от дома.)
Вот, вот она Любашина злодейка,
Черноволосая, с собольей бровью!
Ох, хороша. Не чудится ли мне?
(Подходит к окну.)
Не чудится.
Какая красота!
Глаза какие! Этой не разлюбит.
Зато и я ее не пощажу.
Как голова горит!
Где этот нехристь?
(Стучится к Бомелию.)
БОМЕЛИЙ (за сценой).
Кто там стучится?
ЛЮБАША.
Открой окно, увидишь.
БОМЕЛИЙ (открывая окно).
Любаша.
ЛЮБАША.
Выходи ко мне скорей.
БОМЕЛИЙ (поспешно выходя с фонарем из калитки).
Войдем ко мне, здесь холодно и сыро.
(Берет Любашу за руку.)
ЛЮБАША (вырывая руку).
Нет, не пойду к тебе я ни за что!
БОМЕЛИЙ.
Зачем пришла? Я рад служить.
Для девушки пригожей на все, на все готов.
ЛЮБАША.
Я слышала, что ты досужий знахарь,
Что ведаешь недуги и лекарства.
Скажи мне, можешь ли составить такое зелье чарами своими,
Чтоб не совсем сгубило человека,
А извело бы только красоту, и то не вдруг, а понемногу?
Понял?
БОМЕЛИЙ.
Как не понять!
ЛЮБАША.
Такое зелье, чтоб глаза потускли;
Чтоб сбежал с лица румянец алый;
Чтоб волосок по волоску повыпал,
И высохла вся наливная грудь.
БОМЕЛИЙ.
Такое зелье есть, его, пожалуй, дам,
Но порошок мой дорог, его давать опасно:
Как узнают, меня казнят.
ЛЮБАША.
На пытке не скажу, откудова взяла.
БОМЕЛИЙ (пристально смотрит на Любашу)
А очень нужно?
ЛЮБАША (подносит руку к фонарю.)
Гляди сюда, вот перстень изумрудный.
Есть у меня и ожерелье:
Жемчуг так радугой и отливает.
Хочешь, возьми себе. Иль мало?
БОМЕЛИЙ.
Не продажный мой порошок.
ЛЮБАША.
Заветный?
БОМЕЛИЙ.
Да!
ЛЮБАША.
А что же ты завету хочешь?
БОМЕЛИЙ.
Что же? С тебя? С тебя не много.

(Схватывает ее за руку.)

Один лишь поцелуй!
ЛЮБАША (вырывает руку).
Что, немец? Ты умом рехнулся?
Прощай, коли не хочешь;
Я найду другого, посговорчивей.

(Перебегает на другую сторону улицы; Бомелий бежит за нею.)

Не трогай! Я закричу.
БОМЕЛИЙ.
Не трону, только завтра все расскажу боярину Грязному.
ЛЮБАША (про себя).
Сам бес тебя, проклятый, наущает!
Тебе я верно мало посулила.
Возьми с меня последнюю тряпицу,
Сам цену положи твоей заслуге,
Я выплачу, я в кабалу пойду. Ну, говори!
БОМЕЛИЙ.
Люби меня, люби, люби меня Любаша!
Люби меня, люби, красавица не бойся!

Из дома Собакиных доносятся веселые голоса и смех.

ГОЛОС СОБАКИНА.
Изо лука не мы, из пищали не мы.
А попить, да попеть, поплясать -
Против нас никого не сыскать.
Что нам соха, была бы балалайка.
ГОЛОС МАРФЫ.
Ха, ха, ха!
ГОЛОС ДУНЯШИ.
Ха, ха, ха!
ГОЛОС ЛЫКОВА.
То не в бровь, прямо в глаз, пожалуй, про нас.
ЛЮБАША.
Смеется...
О, заплатишь же ты мне за этот смех!
(Помелию.)
Ступай готовить зелье.
Я покупаю. Слышишь?
Я согласна.
Я... постараюсь полюбить тебя.
(Бомелий опрометью убегает в свой дом.)
ЛЮБАША.
Вот до чего я дожила...
Григорий, господь тебя осудит, осудит за меня.
Она меня красивей, и косы длинней моих.
Да все ли тут еще?
Да любит ли его она, да любит ли, как я люблю?
Сейчас с другим смеялась...
Не любит, нет, не любит.
Не любит, нет, не любит!
ГОЛОС МАРФЫ.
Прощай, Иван Сергеич.

Из калитки выходят Лыков и Собакин.

СОБАКИН.
Приходи же завтра и Грязного приводи.
ЛЫКОВ (кланяясь).
Придем, придем.
СОБАКИН.
Ну, добрый путь тебе!

(Лыков уходит. Собакин возвращается домой.)

ЛЮБАША (выступая).
Ушли! Так здесь Григорий завтра будет?
Что ж этот окаянный не идет?

Бомелий выходит из своей калитки и крадется к Любаше.

БОМЕЛИЙ.
Ты здесь?
ЛЮБАША.
Принес ли зелье?
БОМЕЛИЙ.
На, готово.
ЛЮБАША.
Давай сюда.

(Бомелий дает ей порошок.)

Но если ты обманешь?
БОМЕЛИЙ.
Нет, я тебя обманывать не стану;
А ты меня?
ЛЮБАША.
И я не обману.

(Оборачивается к дому Собакиных.)

Ты на меня, красавица, не сетуй!
Купила я красу твою, купила;
Но заплатила дорого... позором!
(Бомелию.)
Тащи меня в свою конуру, немец!

Бомелий быстро увлекает ее к себе.

ОПРИЧНИКИ (за сценой).
То не соколы в поднебесье слетались,
На потеху добры молодцы сбирались,
Во чистое они поле выезжали,
Ретиво свое сердечко потешали.

Дверь дома Гвоздева-Ростовского распахивается настежь, на крыльце появляется пьяная ватага опричников. Из-за угла выбегают слуги с фонарями, подводят коней.

Во чистом поле они зверье травили,
Супротивников конем они давили.
Никому-то нет от молодцев защиты,
Все их вороги кругом лежат побиты.
Такова живет у молодцев расправа,
За расправу ль эту до веку им слава!
До веку им слава!

Опричники трогаются в путь.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ "ДРУЖКО" .

Горница в доме Собакина. Направо три красные окна; налево в углу изразцовая печь; подле нее, ближе к авансцене, сенная дверь. На заднем плане посредине дверь; на правой стороне стол перед лавкою; на левой у самой двери поставец. Под окнами широкая лавка. Собакин, Лыков и Грязной сидят на лавке у стола.
С
ОБАКИН.
Что господа гневить, Иван Сергеич, семейка нас изрядная!
Ведь дома-то с полдюжины осталось молодцов.
Что господа гневить!
Бывало я всегда за стол садился сам-двенадцать, ребят вот поженил, так стало меньше.
ЛЫКОВ.
Когда же дочь-то ты пристроишь к месту?
Пора бы нам, названный тесть, веселым пирком, да и за свадебку.
СОБАКИН.
Пора бы.
Да, вишь, покамест не до свадьбы.
Намедни государь приговорил смотреть всех девок, что сюда свезены.
Мою Марфушу тоже прописали...
ЛЫКОВ.
Ее зачем?
СОБАКИН.
Дуняшу тоже.
Всех-то было девок две тысячи,
А нынче вот пошло на перечет двенадцать.
(Грязной встает из-за стола.)
Что с тобой, боярин?
ГРЯЗНОЙ.
Нет...
Должно быть так...
Пройдет.
СОБАКИН.
Иван Сергеич, полно, полно, не кручинься!
ЛЫКОВ.
Женюсь ли, нет ли, то весть бог.
СОБАКИН.
Могу ли я нарушить слово?
ЛЫКОВ.
А сердце чует: быть беде.
СОБАКИН.
Я сам бы рад покончить дело.
ЛЫКОВ.
Ее люблю я больше жизни.
СОБАКИН.
Мы обождать должны маленько.
ЛЫКОВ.
Мне без нее прожить не долго, промаяться на свете.
Но как же быть мне и что же делать?
Ведь я слуга царю и государю.
ГРЯЗНОЙ.
Застыла кровь... что если вдруг!
Но нет, того не может быть.
Ведь не одна ж она, ведь их двенадцать.
Бог даст, избудем мы беду.
А зелье поможет Марфе суженого выбрать.
СОБАКИН.
Ты не тужи, найдутся лучше Марфы.
Вот государь всех девок пересмотрит,
Тогда и мы свою сыграем свадьбу.
ГРЯЗНОЙ (подходя к Собакину)
А я уж сам и в дружки назвался.
ЛЫКОВ.
Коль быть чему, того уж не минуешь.
СОБАКИН.
Нет, нет, Иван Сергеич, не грусти,
И попусту, дружок, не убивайся.
Ведь дружко есть у нас,
Приданое давно готово.
ГРЯЗНОЙ.
Разве в дружки не позовешь?
ЛЫКОВ.
Боярин, в чести этой мне едва ли откажешь ты.
СОБАКИН.
За свахами теперь, кажись, не станет дело,
За короваем тож.
ГРЯЗНОЙ.
Спасибо друг! Собакин
СОБАКИН (вставая.)
Ну-ка я Петровне велю медку из погреба достать.
Тем временем Марфуша подойдет с Дуняшей,
Да с Сабуровою Домной Ивановной.
(Уходит в среднюю дверь.)
ЛЫКОВ.
Скажи, боярин, если б, как я,
Ты был просватан и невесту свою любил,
Как я, ты что бы сделал?
ГРЯЗНОЙ.
Что сделал бы?
Пускай во всем господня будет воля!
Не наложить же руки на себя.
Ведь я и сам взлюбил твою невесту и сватался,
Да получил отказ.
Так что ж тут делать?
Разве девок мало?
Не эта, так другая, все равно.
Я сам еще к вам в дружки набиваюсь,
И мне же любо ваше милованье.
Пошли, господь, совет вам да любовь!

Входит Собакин со стопой меда и чарками.

СОБАКИН.
А вот и мед и чарочки.
Прикушай, боярин.
Ваня, прихлебни, голубчик.
Никак они? Калиткой кто-то хлопнул.

Входит Домна Ивановна Сабурова.

Они и есть! Ну что, какие вести?
САБУРОВА.
Ах, батюшка!
Дай дух перевести!
СОБАКИН.
А где же девки?
САБУРОВА.
Да пошли в светлицу снять охабни.
Вот, батюшка Василий Степанович,
Мне радость-то какую послал господь!
Ты знаешь ли, кормилец,
Ведь государь с Дуняшей говорил.
СОБАКИН.
Нет! Расскажи-ка.
САБУРОВА.
Вот, батюшка,
Впустили нас в хоромы,
Поставили всех девок вряд.
СОБАКИН.
И наших?
САБУРОВА.
И наши тут же.
Дуня-то стояла так, с краешка.
Марфуша-то подальше.
Ну уж и девки!
Нечего сказать; все на подбор, одна другой красивей.
И как же все разряжены!
Чего уж тут не было!
И бархат, и атлас.
Что жемчуг на Колтовской одной!
Сгодя маленько, ан идут бояре.
"Царь, царь идет!"
Мы наземь повалились,
А как уж встали, видим:
Царь идет, а с ним царевич.
Кругом бояре.
Как взглянет государь, что ясный сокол,
В хоромах словно посветлело.
Вот мимо раз прошел, другой и третий,
С Колтовской шутить изволил,
Что жемчуг ей чай руки оттянул.
Спросил Дуняшу, чья она такая,
Откудова, который ей годок?
Распрашивал, а сам все улыбался.
А на твою-то посмотрел так зорко.
Дуняша-то сначала заробела
И шопотом бормочет про себя;
А он все с лаской, да с улыбкой.
Гляжу, совсем оправилася девка:
И говорит, и, почитай, смеется;
Глазенки так и светятся,
Вся раскраснелась моя ясочка,
Сама, ну маков цвет, алеет, да и полно.
СОБАКИН.
Так стало быть не кончены смотры?
САБУРОВА.
Не знаю уж, кормилец, мой, не знаю.
СОБАКИН.
А что и впрямь, как знать?
Ты вот у нас, а к твоему хозяину,
Быть может, пришли бояре с царским словом.
А?
САБУРОВА.
Шути, шути!
А если б довелося, пришел бы сам с поклоном.
Пойти пугнуть мне девок: заболтались.
(Уходит.)
СОБАКИН.
Пойду и я, велю кой-что повынуть.
(Уходит.)

В горнице начинает темнеть. Грязной в задумчивости садится у стола.

ЛЫКОВ.
Неужели Дуняша?
Быть не может!
Ужель господь мне Марфу сохранил?
Ужель могу назвать теперь без страха
Мою голубку милою супругой?
Туча ненастная мимо промчалася,
Солнышко снова над нами взошло.
Мне возвратили тебя, ненаглядная,
Доля счастливая снова нас ждет.
Стану тебя я, и холить, и нежить,
Стану лелеять голубку мою.
Теплой заботою, лаской любовною
Будем друг другу мы жизнь услаждать.
Как я боялся-то, как я тревожился!
Но, слава богу, теперь отлегло.
Мимо промчалася туча ненастная,
Солнышко снова над нами взошло,
Солнышко снова над нами взошло.
ГРЯЗНОЙ.
Ведь я же говорил тебе:
Не надо заранее тужить и горевать;
Теперь и сам ты видишь,
Что на свадьбе у тебя мне быть хмельному.
Погоди же, вот дай войти сюда твоей невесте,
Я нынче же поздравлю вас.
А кстати и мед здесь есть.
ЛЫКОВ.
Налей, налей, боярин.
ГРЯЗНОЙ.
Вишь как темно...
ЛЫКОВ.
Ты отойди к окну.
ГРЯЗНОЙ.
И то!
(Отходит к окну. Наливает и ставит на стол.)
Ну вот и женихова чарка.
Теперь невесте.

Берет другую чарку, отходит к окну и, повернувшись спиною к Лыкову, поспешно сыплет в чарку порошок, который был у него за пазухою. Затем он наливает меда, ставит чарку на поднос.

Вот и все готово.

Входит Собакин, со свечами; за ним Марфа, Дуняша, Сабурова и девушки из прислуги Собакиных. По знаку Грязного Лыков подходит к Марфе и становится рядом с нею; Грязной. подносит им чарки на подносе.

ГРЯЗНОЙ.
Побольше жениху.
(Лыков берет чарку и кланяется).
Поменее невесте!
(Марфа отпивает немного, ставит чарку на поднос и кланяется.)
Как исстари ведется, всю до дна.
(Марфа допивает и кланяется. Петровна обносит всех медом.)
Дай бог, чтоб дом у вас всегда был чашей полной,
Чтоб полон был всегда казною золотой.
МАРФА И ЛЫКОВ (с поклоном).
Благодарим тебя за ласковое слово.
Пошли господь тебе счастливый, долгий век!
САБУРОВА, СОБАКИН, ДУНЯША, ГРЯЗНОЙ.
Совет вам да любовь, в согласьи век прожить.
Дай бог вам долгий век, дай бог счастливый век,
В совете да в любви, дай бог вам ясных дней, счастливых дней!
Совет да любовь!
МАРФА.
Благодарим за ласку всех, спасибо вам!
ЛЫКОВ.
Спасибо вам, благодарим за ласку всех!
ХОР. (девушки.)
Будь здоров Иван свет Сергеевич,
Со невестою своею красною!
Век вам жить в любви, в счастьи, в радости,
Ото всех людей в чести, почести!
САБУРОВА.
Повеличать бы нам с невестой жениха.
(Девушкам.)
Сама я запою, а вы мне подтяните.
(Запевает.)
Как летал сокол по поднебесью,
Как летал удалой по широкому.
ХОР.
Увидал сокол из поднебесья,
Увидал удалой лебедь белую.
Опускался сокол да ко лебеди,
Он садился рядком да на бережке,
Обнимал удалой ее крылышком,
Часты перышки ей разглаживал.
САБУРОВА, ДУНЯША.
Обнимал ее крылышком.
Не сокол то был, добрый молодец.
Иван молодец свет Сергеевич.
ХОР.
Увидал то он лебедь белую,
Увидал свет Марфу Васильевну,
Приходил он к ней на широкий двор,
Он садился с ней на крылечушко.
Говорил он ей слова ласковы,
Покорил удалой сердце девичье...
САБУРОВА и ДУНЯША.
Говорил ей слова ласковы...
ПЕТРОВНА (вбегает).
К тебе идут бояре с царским словом.
СОБАКИН.
Ко мне?
Да ты рехнулась? Петровна.
Не рехнулась! Ступай встречать...
Чу! Вот они. В Сенях!

Входит Малюта с доярами; Сорокин и прочие кланяются в пояс)

МАЛЮТА.
Василий!
Наш великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси пожаловал тебя, велел сказать тебе.
(Собакин становится на колени.)
Веленьем божьим,
Молитвами родителей моих изволил бог
Мне ныне сочетаться законным браком
И в супруги понять твою Васильеву дочь Марфу.

Все поражены; Собакин кланяется в землю.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ „НЕВЕСТА"

Проходная палата в царском тереме. В глубине против зрителей дверь в царевнины покои. Налево, на первом плане, дверь в сени. 0кна с позолоченными решетками. Палата обита красным сукном; лавки с узорочными полавочниками. Впереди, с правой стороны, парчевое „место" царевны. С потолка на позолоченной цепи спускается хрустальное паникадило. Собакин стоит неподалеку от царевнина „места", в раздумье опустив голову.

СОБАКИН.
Забылася...
Авось полегче будет.
Страдалица!
Так вот какое горе послал господь мне за грехи.
Не думал, не гадал я:
Дочь царевна, я сам боярин, сыновья бояре; чего ж еще?
Во сне то даже счастье, счастье такое не приснится никому.
А тут иное!
Где б веселиться, а ты горюй, на дочь свою бедняжку глядя,
И сердце надрывай, помочь не зная чем.
САБУРОВА (входит, из покоев царевны).
Ты не грусти.
Бог милостив, царевна поправится.
Ну, дело молодое, так что-нибудь.
СОБАКИН.
Нет, видно, что не так.
Ей не с чего, кажись бы, вдруг свернуться,
А люди добрые нашлись видно.
СЕННАЯ ДЕВУШКА. (вбегает.)
Боярыня!
Царевна пробудилась.
(Уходит.)
САБУРОВА.
Сейчас, Сейчас.
(Вбегает царский истопник.)
ИСТОПНИК.
Боярин с царским словом!
(Уходит.)
САБУРОВА.
Пойти скорее доложить царевне.
(Уходит.)
ГРЯЗНОЙ.
Большой поклон боярину Василью Степанычу!
СОБАКИН (откланиваясь.)
Поклон тебе, боярин!
ГРЯЗНОЙ.
Великий государь меня холопа прислал с докладом к дочери твоей,
А нашей государыне царевне, что лиходей ее во всем сознался,
И государев чужеземный лекарь берется излечить ее недуг.
СОБАКИН.
А кто же лиходей?
ГРЯЗНОЙ.
Я говорю, что мне указано.
Ступай же, доложи.
(Собакин уходит.)
Она больна и плачет и горюет.
Примета есть, что то недуг любовный...
Не смею вымолвить...
Одно лишь знаю:
За то, чтоб раз еще взглянуть на Марфу,
Я по локоть отсечь себе дам руку.
ГОЛОС МАРФЫ (за сценой).
Пустите!
Я сама хочу все слышать.

Марфа выбегает бледная, встревоженная, летник ее в беспорядке, волосы растрепаны, на голову небрежно накинут золотой венец. Сабурова, Дуняша, сенные девушки стараются удержать ее.

САБУРОВА И ХОР СЕННЫХ ДЕВУШЕК.
Опомнись, государыня царевна!
Напрасно беспокоиться изволишь, идешь к боярину.
Ему не след бы увидеть очи ясные твои.
МАРФА.
Пустите! Пустите!
(Вырывается от них и садится на „место".)
Боярин, подойди, я слушаю.
ГРЯЗНОЙ.
Великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич меня прислать с поклоном соизволил и о здоровьи наказал спросить.
МАРФА (встает).
Да я здорова, я совсем здорова!
Я слышала:
Сказали государю, что будто бы испортили меня.
Все это ложь и выдумка!

Из сеней входит Малюта с несколькими боярами и останавливается у двери.

ГРЯЗНОЙ.
Дозволь держать другую речь.
(Марфа наклоняет голову в знак согласия и беспокоим взглядывает на Грязного.) Ивашко Лыков покаялся в намереньи бесовском тебя поганым зельем извести,
А государь велел его казнить;
И сам я недостойною рукою злодею прямо в сердце угодил.
(Кланяется.)
МАРФА.
Ах!
(Вскрикивает и падает без чувств; общее смятение.)
ХОР.

ГРЯЗНОЙ.
Что с ней?
САБУРОВА, ДУНЯША И СОБАКИН.
Опять припадок, как намедни.
ХОР.
Загублена страдалица царевна!
ДУНЯША.
Нет, не верится нам.
САБУРОВА.
То не Лыков Иван.
ДУНЯША И САБУРОВА.
Иные нашлися, злодеи лихие, чья рука поднялася без страха, не дрогнув, на дело такое? Кто взял на душу грех?
Бедняжку безбожник зельем злым напоил,
Иль заклятьем сгубил; задаром погибла.
СОБАКИН.
Не может быть того, чтоб Ваня грех свершил!
То лихой оговор!
Или под пыткой злой оклеветал себя?
Не стерпел тяжких мук?
Но кто же, чья рука поднялась?
Сгубили дочку, сгубили жизнь!
ХОР.
Нельзя без слез смотреть на бедную.
Кровинки нет в лице, закрыты очи,
Не дышат помертвелые уста.
ГРЯЗНОЙ.
То белый цветик скошенный лежит,
Иль пташка то с подстреленным крылом, бедняжка?
Неужто я виной, и мой тот грех?
МАЛЮТА.
Царь Иван, несчастлив ты, нет тебе на жен удачи.
ХОР.
Загублена страдалица царевна!

Марфа приходит в себя.

САБУРОВА, ДУНЯША И ГРЯЗНОЙ.
Никак она очнулась!
СОБАКИН.
Очнулась!
МАРФА. (Грязному.)
Ах, что со мной?
Ты жив Иван Сергеич?
Ах, ах, Ваня, Ваня!
Что за сны бывают!
За пяльцами мне вдруг вздремнулось,
И снилось мне, что я царевна.
ГРЯЗНОЙ.
Опомнись, государыня царевна!
МАРФА.
Что царь меня в невесты выбрал,
Что разлучили нас с тобою.
СОБАКИН.
Молчи, молчи!
Не поперечь, боярин!
САБУРОВА.
Опомнится, ведь милостив господь.
ДУНЯША.
Ведь милостив господь.
МАРФА.
Сказали будто мне: царевна!
Жених твой прежний лиходей.
Его теперь за то и судят,
Что извести тебя хотел.
Что было тут, как грудь мне жгло,
Как страшно в голову стучало!
Как я во сне не умерла!
ГРЯЗНОЙ.
Нет сил снести!
Так вот недуг любовный!
Обманул ты меня, обманул басурман!
МАРФА.
Дальше снилось мне...
Ох, этот сон!...
В палату вошел Грязной.
И говорит, что он тебя зарезал.
Хорош же дружко!
Ай, Грязной
Нашел же чем невесту тешить.
ГРЯЗНОЙ.
Но разведаюсь я с лиходеем моим.
МАЛЮТА.
Нет, едва ли свадьбу с ней нам играть.
ГРЯЗНОЙ.
Ой ли?
Грязной тебя еще потешит.
Бояре! Я... я грешник окаянный!
Я Лыкова оклеветал напрасно,
Я погубил невесту государя!
(Общее изумление.)
МАЛЮТА
Григорий, что ты, что ты?
Бог с тобой!
ХОР. (бояре)
Опомнися!
Ведь сам себя ты губишь.
МАРФА (Грязному).
Ты говоришь, что снам не надо верить.
Да сон то не простой?
ГРЯЗНОЙ.
Страдалица!
И я тебя сгубил, и сам еще, и сам поднес тебе отраву.
МАЛЮТА.
Безумный, что ты сделал!
ГРЯЗНОЙ.
Да, безумный:
Она давно меня с ума свела.
Но видит бог, что сам я был обманут.
Я зелья приворотного просил,
Приворожить к себе хотел царевну я,
Затем что я любил, любил ее, люблю, люблю,
Как буйный ветер любит волю.
САБУРОВА, ДУНЯША, СОБАКИН, МАЛЮТА И ХОР.
Молчи злодей!
Ты смеешь про царевну так говорить?
Скорее уведите!
МАРФА (Грязному.)
Иван Сергеич, хочешь в сад пойдем.
Какой денек, так зеленью и пахнет.
Не хочешь ли теперь меня догнать?
Я побегу,
Вон прямо про дорожке...
(Хлопает в ладоши.)
Ну... Раз, Два, Три.
(Бежит. Останавливается.)
Ага! Ну, не догнал!
А ведь совсем задохлась с непривычки.
А правда ли, что он звенит в Ивановскую ночь?
Про эту ночь Петровна мне говорила чудеса.
Вот эта яблонька всегда в цвету...
Присесть не хочешь ли под нею?
Ох, этот сон! Ох, этот сон!...
Взгляни, вон там над головой простерлось небо, как шатер.
Как дивно бог соткал его, соткал его, что ровно бархат синий.
В краях чужих, в чужих землях такое ль небо, как у нас?
Гляди: вон там, вон там, что злат венец, есть облачко высоко.
Венцы такие ж, милый мой, на нас наденут завтра.
ГРЯЗНОЙ.
Нет, нет, не стерпеть!
Веди меня, Малюта, веди, на грозный суд, веди!
Но прежде дай мне себя потешить,
Дай мне с немцем разведаться!
ЛЮБАША. (выбегает из толпы сенных девушек.)
Разведайся со мною!
Ты про меня и позабыл, голубчик!
Подслушала я с немцем разговор твой.
Себе я тоже выпросила зелья.
Ты за свое отсыпал денег много,
Я за свое дешевле заплатила.
Но зелье-то мое хитрей немного будет,
С него как раз зачахнет человек.
ГРЯЗНОЙ.
Что ты сказала?
ЛЮБАША.
Человек зачахнет, потом умрет.
Я зелье подменила,
А ты его моей разлучнице поднес.
МАРФА.
Иван Сергеич, с кем это Дуняша разговорилась?
ЛЮБАША.
Слышишь?
Зовет!
ГРЯЗНОЙ (хватаясь за нож.)
Проклятая!
ЛЮБАША.
Ну чтож, убей скорей!
Ведь знаешь сам,
Ты загубил мне душу, ни слез моих, ни просьб не пожалел.
Губи же вдосталь!
Режь меня, разбойник!
ГРЯЗНОЙ.
Так на ж тебе! (Ударяет ее ножом.)
ЛЮБАША (опускаясь на землю).
Спасибо! Прямо в сердце!..
(Умирает.)
МАЛЮТА (наклоняясь над Любашей).
Бедняжечка!
САБУРОВА И ДУНЯША.
Батюшки, зарезал!
МАЛЮТА.
И Грише конец приходит.
СОБАКИН И ХОР.
Зарезал!
Скрутите руки!

Опричники и бояре бросается к Грязному.

ГРЯЗНОЙ.
Не троньте, дайте, дайте мне проститься с нею.
Страдалица невинная, прости!
Прости меня!
За каждую слезинку, за каждый стон, за каждый вздох твой,
Марфа, я щедрою рукою заплачу.
Сам буду бить челом царю Ивану и вымолю себе такие муки,
Каких не будет грешникам в аду.
Прощай! Прощай!

Его уводят. В дверях Грязной. в последний раз оборачивается к Марфе и посылает ей прощальный взгляд..

МАРФА.
Приди же завтра, Ваня!
МАРФА, затем САБУРОВА, ДУНЯША, СОБАКИН, МАЛЮТА И ХОР.
Ах, посмотри, какой же колокольчик я сорвала лазоревый!
А правда ли, что он звенит в Ивановскую ночь?
Конец.