Но вот расшифрованная надпись на глиняном горшке, найденном в развалинах Вавилона: «Молодежь растленна до глубины души. Молодежь злокозненна и нерадива и не походит на молодежь наших дней. Молодое поколение сегодняшнего дня не сумеет сохранить нашу культуру и донести ее до наших далеких потомков». Неизвестный автор поделился своей тревогой за 3000 лет до н.э. А нынешние школьники — они какие? Об этом рассказывает психолог Людмила Петрановская .
— Яркие портреты формируются после исторических катаклизмов. Представим себе альпийский луг, где цветут самые разные цветы. Это нормальное состояние общества: семьи разные и дети. Когда происходит мощная историческая травма — война, массовые репрессии, массовая депортация, — по этому лугу проходит газонокосилка, превращает его в стерню: уже не поймешь, где лютик, где мак, где ромашка. У следующего поколения появляются однотипные семейные ситуации: после войны чуть ли не в каждой семье — отсутствующий папа, переутомленная мама с отмороженными чувствами… Начиная с третьего поколения эта ситуация размывается, и личные обстоятельства начинают играть большую роль. К четвертому поколению последствия травмы в целом стираются. Снова нарастает травка, зацветают цветы.
Травматичными были 90-е годы. Они несопоставимы с войной, тем не менее уровень жизни катастрофически упал, люди оказались дезориентированы. И поколение детей начала 90-х, мне кажется, больше всего травмировано выражением беспомощности на лицах родителей, их неуверенностью в завтрашнем дне. Отсюда у детей этого поколения — неуверенность и социальная пассивность: хочу, чтобы все было, но не знаю, что для этого делать. И дефицитарность мира: у других всего больше, у других все лучше…
— А может, наоборот, их разбаловали родители, которые вкалывали, как лошади, чтобы у ребенка всегда все было?
— У меня тоже было время, когда я не могла купить старшему мороженое, а «сникерс» мы резали на всю семью. А в жизни младшей этого вообще не было — и, казалось бы, она должна быть более избалована. А на самом деле — наоборот: сейчас те, кому 14—15 лет, уже интересуются благотворительностью, они в гораздо меньшей степени потребители. Они готовы всем все отдать. Дело не в избалованности, а в травмированности: родители-добытчики психологической безопасности сами не имели и детям дать не могли. Дети и подростки начала 90-х — гораздо более неуверенные. Следующее поколение спокойнее, легче относится к ограничениям (не считая, конечно, детей в особых обстоятельствах: скажем, приемные родители другое рассказывают). Сейчас вот этих переживаний — у кого какие джинсы, у кого какой телефон — очень немного осталось.
— Зато есть другие факторы, которые влияют на это поколение. Изменилась информационная среда, прилепила детей к телевизору и компьютеру, отвлекла от книги.
— Для нас отношения этих детей с информационной средой — черный ящик. Мы здесь похожи на курицу, которая высидела утят и теперь в панике мечется по берегу. Мы не особенно понимаем, что они там делают, насколько им там безопасно. Недавно родители жаловались мне на встрече, что дети не читают. А я напомнила им про Фамусова, который был очень озабочен тем, что дочь его читает романы. Родители говорят: «Ну это же зависимость!» А когда вы Толкиена читали в 12 лет, а его бы у вас кто-то отнял, — ваша реакция отличалась бы от ломки? Компьютер тоже дает возможность пожить в параллельной реальности.
Мы не очень понимаем характер их общения. Вроде бы они общаются меньше, но, с другой стороны, — общаются непрерывно. В каком-то смысле они и футбол смотрят вместе, и на каникулы не расстаются, хотя могут быть в разных странах. Они все равно обмениваются шутками и фотками. Это общение другого качества, но нельзя сказать, лучше оно или хуже.
Читайте также:
Есть вопрос безопасности. Можно увидеть кучу всякой дряни, нажав пару кнопок. С другой стороны, в нашем детстве тоже кто-то какие-то картинки показывал. Вопрос в том, чтобы у ребенка был понимающий взрослый. Он сумеет объяснить, что порно, скажем, смотреть не надо не потому, что увидишь что-то не то, а потому, что в жизни все устроено не так: и отношения между людьми, и секс не так устроен, а в силу ограниченности опыта можно этого не понять.
— А еще эти дети совершенно не слушают взрослых, учителей в грош не ставят.
— Если дети не слушаются чужих взрослых (а не вообще любых взрослых) — это само по себе прекрасно. Это показывает, что у человека нормальная привязанность к своим, нормальная ориентировочная реакция: «Своих слушаюсь, чужих нет — по крайней мере, пока они не покажут мне, что им можно доверять». Учитель должен показать ребенку, что он достоин доверия, тогда дальше все идет нормально. А если он показывает, что он источник насилия, а не защиты и заботы, то дети ведут себя соответственно.
— Дети отупели? Пусть на себя посмотрят.
— Вузовские преподаватели жалуются, что качество подготовки абитуриентов упало. Дети стали хуже учиться?
— Тут очень много факторов. И то, что самые сильные уезжают, не доходят до этих преподавателей. И то, что образование у нас на глазах перестало быть социальным лифтом, что его очень сильно дискредитирует и мотивацию снижает. Когда мы смотрим на парламент, наполненный спортсменками и чьими-то любовницами, дети понимают, что карьера не имеет никакой связи с образованием. И это не вызывает острого желания учиться. Образование не ощущается как нечто полезное. Моя знакомая, которая вернулась из Германии, где училась на юриста после российского вуза, говорит: там никто не верит, что у нас на экзамене надо знать текст закона наизусть. Зачем его учить — вот же он лежит? Можно знать закон наизусть, а потом не понимать, как быть с конкретным делом. А там — десятки кейсов, хитроумных, специально подобранных, набитых непростыми противоречивыми ситуациями. Все образование построено на работе с конкретными кейсами и их обсуждении. Для студентов это сложно, они месяцами работают по 14 часов в сутки без выходных, чтобы получить диплом, но у них нет ощущения, что они занимаются дурью, что это издевательство. Дети не дураки, они все понимают, и если предлагают бессмыслицу, это очень отрицательно сказывается на их мотивации.
— Как лечить-то это все?
— Революция? Я не знаю, какой еще может быть ответ, когда не работают социальные лифты. А из мирных способов: не выносить мозг учителям, и они многое устроят. Вообще образованию не нужна такая степень контроля и регламентации. В Москве, а за ее границами — тем более, сейчас частную школу создать невозможно: не потому, что нет желающих, а потому, что так много регламентирующих и контролирующих инстанций, что миссия невыполнима. Зачем это? Государство должно контролировать безопасность на самом базовом уровне, чтобы никто не открывал частную школу в подвале с крысами и не учил колоть героин. Все остальное может быть по-разному. Пусть родители выбирают: ведь у детей очень разные потребности в образовании, пусть для каждой потребности будет возможность. В конце концов, люди платят за это деньги в виде налогов, почему у них нет возможности выбирать подходящую услугу для своего ребенка. Мне кажется, что если бы от школы отстали, это было бы огромным плюсом.
— Получается: отстаньте от детей, с ними все в порядке? Чините свое общество?
— Ну… да. Проводили же в Америке, где школы очень разные, исследования, пытались отличить хорошие школы от плохих. И выяснили, что не важно, в каком районе школа находится, насколько она богата, большая она или маленькая, какие у нее программы — классические, с латынью и древнегреческим, или ультрасовременные. Важно другое. Во-первых, автономия школ — каждая со своими правилами, границами, стратегией. Второе: активное участие родителей в определении этой стратегии, сотрудничество с родителями, но сотрудничество не как с заказчиками химчистки — вот мы вам чумазенького привели, а вы нам чистенького верните, — а творческое и материальное их участие в попечительском совете. Третий фактор — отношения учителей с учениками: уважение, внимание, интерес. Эти три фактора делают школу успешной независимо от того, обычная это школа в спальном районе или дорогая частная.
Очень много лет родители растили детей, не очень понимая, как на них отражаются действия, поступки, их эмоциональное состояние: ребенок и ребенок, куда он денется, вырастет! С развитием психологии, психиатрии стало выясняться, что на самом деле то, как родители строят отношения с детьми, на детях очень сильно отражается. Это знание в свое время очень впечатлило человечество…
Пришло понимание, что нужно ребенка принимать, понимать, нужно идти навстречу его потребностям, принимать его чувства. Но оборотная сторона этой идеи такова: сейчас есть тенденция фетишизации теории привязанности.
В результате родители все время боятся что-то сказать не так, травмировать детей, недолюбить, недопонять, недопринять. Это состояние я бы назвала «родительский невроз» – состояние, когда родитель думает о ребенке, о проблемах с ребенком, о его поведении, развитии и т.д. гораздо больше, чем о себе самом, о своих интересах и потребностях: «А достаточно ли я принимаю своего ребенка? Не задалбываю ли я его своим вниманием? От того, что я сейчас посидела в фейсбуке, у него не развилась депривация? То, что я завязала ему шарф, не было ли это гиперопекой?»…
Любая тревога, любое чувство вины – это всегда оборотная сторона фантазии о своем всемогуществе: представления, что, если мы будем мудрыми, терпеливыми, «просветленными» родителями, такими, чтоб комар носа не подточил, тогда гарантированно ребенок вырастет гармоничным, смелым, развитым, добрым и любящим.
Но теория привязанности – не про эльфов. Она отрабатывалась не на эльфоподобных, у наших предков она была такая же, как у нас! Не надо ломать и переделывать себя. Вы с ребенком своим живете, вы его растите, вы его знаете, вы его любите, он рядом. В самом главном все уже хорошо. С остальным разберетесь, так или иначе.
№ 2: Не воспринимайте ребенка как объект борьбы
В голове людей сильна идея борьбы с ребенком. Мы привыкли воевать с детьми. Часто можно услышать от родителей: «Ребенок делает то-то и то-то. Как с этим бороться?» или «Ребенок не делает того и того. Мы с этим боремся, но ничего не получается!» Терминология борьбы, противостояния… В архаичном обществе такого вопроса не возникает: если я взрослая особь, которая может зажечь огонь, принести кусок мамонта и отогнать саблезубых тигров, не возникает вопроса, уважает меня ребенок или нет. Взрослый – человек, от которого зависит жизнь ребенка! Борьба начинается там, где нет естественных оснований (для иерархии и уважения) . На уровне патриархального общества иерархия построена уже на том, что так должно быть …
Часто можно услышать: «А что же, ребенок разве не должен уважать родителя?» «Разве он не должен понимать, что у него есть обязанности?» Ну, хорошо.
Давайте напишем на стенке: «Ребенок, понимай: у тебя есть обязанности!» Это не работает.
Все такие слова – говорят о беспомощности. Это протест: почему он нас не понимает?..
Не воюйте с ребенком. Он же ваш детеныш и любит вас всем сердцем… Если чувствуете, что увязли в борьбе, самое время – перелезть через баррикаду и встать рядом с ребенком.
№ 3: Не устанавливайте «железобетонные» принципы
Все утверждения, которые начинаются словами «всегда», «никогда», «ни в коем случае», говорят о тревожности. А тревожность говорит о том, что нет уверенности в себе как в родителе, нет контакта с ребенком, нет умения гибко обращаться и адаптировать свои слова и поступки к той реальности, которая у нас есть сейчас.
Если мы уверены в себе как родители, мы понимаем, что разберемся.
Когда мы не уверены в себе, не уверены, что разберемся, мы устанавливаем жесткие правила.
Например, всегда быть последовательными: раз сказал – все, никогда не менять своего решения. Или – всегда давать ребенку отвечать за последствия: раз он что-то забыл, пусть отвечает за последствия. Если бы мы так вели себя со своими супругами?.. Представьте, что ваш муж уходит на работу, вы знаете, что у него очень важное совещание, и тут замечаете, что он забыл папку с документами на эту встречу. И что, вы подумаете: «Иди, иди, дорогой, пусть наступят последствия»? Нет, конечно. То же самое с детьми.
Мне кажется, надо к себе относиться более сочувственно… Надо больше прислушиваться к себе, быть больше в контакте с собой, не стараться следовать жестким рецептам, а отталкиваться от ситуации, и тогда можно почувствовать себя более комфортно в родительстве.
№ 4: Не подчиняйте ребенка своим ожиданиям
Принятие ребенка – это работа, которую родители делают всю жизнь… В патриархальном обществе было очень жестко с принятием детей: ребенок должен был соответствовать ожиданиям. Постепенно жесткие ожидания от ребенка перестали восприниматься как правомерные. Но и сегодня родителям каждый раз приходится сталкиваться с вопросом принятия: «Мой ребенок не такой, как мне бы было удобно, как мне давно хотелось, как мне мечталось»; хотели девочку, родился мальчик, хотели решительного мальчика, родился робкий, хотели, чтобы ребенок читал книжки, а он играет в хоккей…
Правда в том, что дети устроены так, что они четко вычисляют ту сферу, которую мы в них не принимаем. И с большой вероятностью то, что вы в ребенке не принимаете, он вам и выдаст.
Потому что ребенку очень важно принятие, ему нужна его субъектность, он хочет, чтобы вы считали его человеком, независимой личностью, чтобы уважали его право быть таким, каким он хочет. Для ребенка очень тяжело, когда мы вгоняем его в прокрустово ложе, а мы вгоняем. И необязательно жесткими методами, но мы расстраиваемся, вздыхаем, плохо себя чувствуем, демонстрируем свое разочарование, озабоченно пишем в фейсбуке… Дети это четко считывают.
А дальше у них есть два пути: держаться за одобрение родителей и отказаться от себя, и тогда рано или поздно родитель будет восприниматься как «тот человек, который заставил меня не быть собой»; либо отстаивать себя, отделяться от родителей, иногда очень жестко, часто – жестоко: ставить перед фактом.
Принятие ребенка со всеми его особенностями – это не про то, что нужно всегда ему все разрешать, со всем, что он говорит, соглашаться, а про то, что мы его должны принимать таким, какой он есть. Это сложная задача – расширять зону принятия можно всю жизнь…
№ 5: Не реализуйте за счет детей свои мечты
Для того, чтобы проще принимать своих детей, мне кажется, очень важно больше быть в контакте с собой, прежде всего, больше принимать себя. Ожидания от детей часто связаны с тем, что есть наши собственные неудовлетворенные потребности. Мы сами не могли в свое время что-то себе позволить. Например, мы не могли себе позволить путешествовать, и мы начинаем в раннем возрасте таскать детей по Римам, Парижам… Если вы мечтаете о чем-то, что вам не было дано, сделайте это для себя! А своему ребенку позвольте быть к этому равнодушным…
№ 6: Не лишайте ребенка права чего-то не хотеть
У ребенка есть право не хотеть. Честный разговор начинается тогда, когда мы признаем за ребенком это право. Не хотеть делать уроки, не хотеть ходить в скучную школу – это нормально. Не надо стараться его замотивировать на все это. Надо присоединиться к нему, сказать – я понимаю, как ты не хочешь. А дальше мы можем помочь ребенку научиться «глотать лягушку». Как помочь? Например, рассказать, как вы сами справляетесь с делами, которые делать не хочется. Или дать что-то вкусненькое, чтобы подсластить пилюлю.
№ 7: Не пытайтесь расшевелить ребенка, если он ничего не хочет
Очень часто бывает, что когда у родителя слишком много ожиданий от детей, слишком много связано с ними фантазий, желаний, то дети к 17-19 годам ничего не хотят, а живут в таком полурастительном состоянии. Это почти всегда история про очень любящих, самоотверженных, очень ответственных родителей, про то, как мама ушла с работы, чтобы ребенка водить на развивающие занятия, про то, как он занимался шахматами, английским, китайским, про то, как они не пропускали ни одного выходного, чтоб не посетить выставку.
К 12 годам, когда ребенок догадывается, что он может сказать «да пошли вы», он говорит это так сильно… И хорошо, если он выскажет это словами!
Но если у мамы есть на эту тему супер-аргумент – сердечные капли, ребенку остается впасть в апатию, со всем соглашаться, но ничего не делать.
Отказ от всех притязаний и желаний – это крайняя форма протеста для ребенка. Так проявляется его отказ жить по вашим правилам. Когда вы пытаетесь его поднять с дивана, вы – активное начало, вы – источник всех мотиваций, желаний, решений. Чем больше вы вокруг него прыгаете, тем больше он закрывается. Нужно просто отойти, сказать: «Это твоя жизнь, ты живешь ее, как хочешь, если что – кричи».
№ 8: Не забывайте: опыт принятия себя – самое лучшее, что мы можем дать детям, так как они – великие подражатели!
Справка
Людмила Владимировна Петрановская – семейный психолог, специалист по семейному устройству. В 2012 году создала Институт развития семейного устройства – общественную организацию, обучающую будущих приемных родителей. Лауреат Премии Президента РФ в области образования. Автор серии книг для детей и подростков «Что делать, если…», книг для родителей – «Приемный ребенок в семье», «Если с ребенком трудно», «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка», «Selfmama. Лайфхаки для работающей мамы».
Опрос: какие из советов по воспитанию детей работают в вашей жизни?
Мы провели небольшой опрос мам о том, какое место в их жизни занимают книги по воспитанию, насколько они ориентируются на собственную интуицию, насколько и в чем – на советы педагогов и психологов.
«Я поняла, почему Лука такой прилипала!»
Татьяна Романенко (Тутта Ларсен), 42 года, теле- и радиоведущая, мама троих детей
Вообще я считаю, что вся эта психологическая детская литература – это, в общем, скорее художественная литература, чем инструкция по применению. Где-то вы действительно можете почерпнуть что-то полезное, но 90 процентов информации – это такой фикшн. Потому что все дети разные, и кому-то подходит одна история, кому-то другая. И мне кажется, что книги по психологии дают слишком общие рекомендации, которые могут с одним ребенком работать, а с другим ребенком, даже в той же семье, не работать.
Есть книжки, на мой взгляд, откровенно вредные. Например, книга Памелы Друкерман «Французские дети не плюются едой», где сказано, что ребенок с 4 месяцев должен приучиться спать отдельно, в своей кроватке и в своей отдельной комнате. Это ненормально, потому что противоречит естественным потребностям грудного младенца. Поэтому надо очень осторожно относиться к разным теориям и книгам.
Лично мне очень близка книжка педиатров Уильяма и Марты Сир «Ваш малыш от рождения до 2 лет», но это не столько психология, сколько информация о воспитании и уходе за младенцем. А если говорить о психологической литературе, то мне запомнилась книжка «Пять путей к сердцу ребенка». Не сказала бы, что она стала для меня инструкцией, но там высказана очень интересная мысль: о том, что у людей в течение жизни есть какие-то доминирующие модальности. Например, если ваш ребенок аудиал, то какие бы вы ему ни показывали примеры, он все равно лучше воспримет речь. И, например, если вы на него орете, он этого не воспринимает, потому что у него слишком чувствительный слух. А если ваш ребенок визуал, вы можете ему говорить много всяких слов, он их не усвоит, а вот если покажете какой-то пример, картинку, он гораздо лучше поймет, чего вы от него хотите.
Лука у меня, например, кинестетик. Меня раньше страшно раздражало то, что он не мог спокойно идти со мной рядом: ему обязательно надо идти, ставя стопы домиком, а то и просто путаться у тебя под ногами. Он очень любит прилепиться, прислониться, навалиться на тебя. Меня это раздражало страшно, видимо, потому что у меня другое к этому отношение. Но когда я в этой книжке вычитала, что есть дети, у которых выраженная кинестетическая модальность (то есть они воспринимают мир преимущественно через ощущения), я поняла, почему Лука такой прилипала! Не могу сказать, что это очень сильно помогает выстраивать с ним отношения, но это помогло добавить полезной информации о нем в мою «копилку».
«Когда ты спокоен, все разрешимо!»
Яна Родина, 31 год, дизайнер, мама двоих детей
В разные периоды нас вдохновляли разные книжки. Есть, например, Никитины – многодетная семья, семья педагогов, которая еще в советское время стала писать книги о воспитании.
Но я бы не сказала, что эти книги нас вдохновляют действовать по пунктам. Мне вообще это не очень хорошо удается, потому что я перестаю обращать внимание на реальность. Недавно как раз пыталась внедрить Никитинскую игру – у них есть такие интеллектуальные, развивающие игры. Старший сын, Антоник, реагировал на игру по-другому, а я пыталась настоять, чтобы он выполнял задания четко по книжке: «Давай сейчас это, потом то, это не трогай». Стало неинтересно, он разозлился. Это, конечно, от того, что я не учла реальности.
Книга может поддержать в том плане, что там ты прочитаешь: «Такое поведение ребенка типично, это нормально» и испытаешь облегчение. Например, у Антоника сейчас такой возраст, когда он открывает для себя, что может иметь свою позицию, независимую от родителей. Один батюшка привел очень хорошее сравнение: когда маленький ребенок все подряд тянет в рот, он проверяет все на вкус, потому что не знает, что хорошо, а что плохо, он так познает. Примерно так же происходит знакомство с собственной волей: «Сделай так» – «А я хочу эдак!», «Пойдем гулять» – «Не хочу гулять!»
Сначала мы переживали, устраивали с мужем «вечерние педсоветы», а потом я почитала об этом – про кризис 3-х лет – поговорила с друзьями, и поняла, что это нормально. И стала спокойней, уже не думаю: что же мы делаем не так, что с ребенком? А когда ты спокоен, все разрешимо.
Так что мой глубинный запрос к книгам: получить вот этот месседж «Все нормально!», а не какие-то конкретные инструкции.
Потому что я понимаю, что личный опыт – ценнее, чем что-либо, что можно прочитать в книжке.
Например, я недавно попросила у Антоника прощения – за то, что поддалась чувствам и сильно накричала на него. Я не знала раньше, что делать, когда такое случалось, переживала, мне трудно изменить себя, бывает, что нервы сдают, я срываюсь. И тут я вдруг захотела попросить за это прощения, и… он все понял! После таких эпизодов у него истерика, потому что ему обидно, не понятно, почему мама кричит, а тут он успокоился очень быстро и простил меня.
Я понимаю, что я далеко не идеальная мать, но для меня было открытием, что, оказывается, несмотря на это, можно и у маленького ребенка попросить прощения, он прощает, и все не так ужасно! Но это мое личное открытие, личный опыт, его трудно кому-то передать. Так что, мне кажется, надо смотреть на жизнь твоей семьи, на свой личный опыт, и отталкиваться, прежде всего, от этого.
Читать, но выбирать подходящее
Полина Неврединова, 29 лет, юрист, воспитывает сына
Сначала я использовала некоторые принципы теории привязанности: кормить по требованию, ребенок должен все время спать с мамой и т.д. На поверку оказалось, что это полная чушь и не подходит моему ребенку, потому что он избаловался донельзя. Скажем, когда я попыталась делать то же, что делают «естественницы» – кормить по первому требованию, сын начал часами на мне висеть, в итоге я постоянно была с ним, никуда невозможно было отойти.
Я стала читать книжки про режим, про самостоятельность – и они подошли больше, как мне, так и малышу. Я стала спокойней, и ребенок стал спать спокойней. Может, потому, что считывает мое настроение – такое тоже возможно. Теперь я могу кого-то позвать, чтоб меня подменили, а раньше мама ему была нужна 24 часа в сутки, и это было очень тяжело!
Начинала я читать книжки с Людмилы Петрановской, но мне гораздо ближе оказалась Екатерина Мурашова. Для меня это то, что надо: она говорит и про привязанность, и про режим – мне кажется, ей удалось найти как раз «золотую середину». Еще мне понравились книги Памелы Друкерман и Екатерины Бурмистровой. Так что я в любом случае за книжки, но с оговоркой: надо выбирать что-то более подходящее именно твоему ребенку, ведь все дети разные.
Подготовила Валерия Михайлова
Про девушек и тайную дверцу
ludmilapsyholog (Петрановская Людмила, ЖЖ)
Наверное, сегодня последний день, когда уместно написать об этом. О том, в чем Маша, Надя и Катя действительно виноваты. Потому что завтра будет приговор, про который заранее известно, что он будет неправедным, вопрос лишь в том, более или менее жестоким.
Девушки сказали на суде о своей этической ошибке. Есть ли она, и если есть, то в чем? Ну, не в том же, что не на ту приступочку влезли?
Я бы сразу хотела вынести за рамки правовую строну дела (здесь все ясно, никакого преступления не было вовсе, и говорить тут не о чем, если не начинать врать), так же как и искусствоведческую сторону (в современном искусстве и акционизме я вообще ничего не понимаю). Я о своем, душеведском-хелперском.
Все время пыталась понять, что за архетипический сюжет все это напоминает. Потом дошло: это сказка «Синяя Борода», история про девушку, открывшую запретную дверцу (там, кстати, тоже было три девушки: сама героиня и две ее сестры). Знала, что нельзя, а открыла. А там… скелеты, скелеты, скелеты. Последствия не замедлили: кровь потекла с ключа, заливая карман, потом шкаф, потом комнату, и вот уже хозяин замка понял, что произошло, стиснул пальцы на горле несчастной.
У нас примерно так же вышло. Скелеты посыпались нам всем на голову, истины одна неприятней другой повсплывали разом, как пузыри со дна болота, и кровь с ключа потекла – не остановить. Пока, к счастью, только фигуральная кровь эмоций и страстей, кровь информационной войны, в которой буквы и байты вместо красных телец, но если так пойдет дальше, и до реальной недалеко, физическое насилие сегодня у ХХС уже имело место. И всем понятно, что это, увы, не конец.
Мы узнали то, чего знать было нельзя, да и не особо хотелось. Про общество, про государство, про церковь, про отношение к женщине, про состояние судебной системы, про своих близких знакомых и просто сограждан, про самих себя -- слишком многое, и обратно уже не раззнаешь.
Так вот, когда девушка открыла запретную дверцу – это ошибка, или нет?
С одной стороны, ей же были известны правила, правда? Нехорошо лазать куда не просят. Может, у него там святыня, и вообще. Влезла -- так что ж потом роптать, что, мол, душат?
С другой – не лучше ли ЗНАТЬ, как на самом деле обстоят дела, и что скрывается за приятной синевой бороды хозяина замка? Любимая мной Кларисса Эстес, анализируя сказку, говорит, что голоса сестер, настойчиво уговаривавших открыть запретную дверь – это голоса женской интуиции, женской мудрости и бдительности, которые настаивают: ты не имеешь права прятать голову в песок, лучше страшная правда, чем вечная ложь, решись, открой, узнай.
Дилемма, однако. Быть паинькой – и прожить всю жизнь в мире и согласии с самым черным злом, и в конце концов оказаться еще одним трупом в темной комнате, освободить место для следующей наивной жертвы? Или нарушить правила – и открыть истинное лицо зла, со всеми вытекающими (в буквальном смысле, в виде потока крови) последствиями?
Девушки свой выбор сделали и явно готовы принять его последствия, за что их невозможно не уважать.
Но в нашей ситуации, в отличие от сказки, есть еще одна сторона – это общество. Это мы с вами, наблюдатели, невольные участники и «потребители» обнаруженной правды. Которые сами-то, может, никуда б и не полезли (и мы не полезли ж, правда? мы все больше с хорошими лицами в загородке за свободу выступаем), а оно шарах – и по голове. Иллюзии, защиты, спасительное «не хочу об этом думать» -- все рушится вместе со скрипом открывающейся дверцы. А из нее поперло такое… Ну, не с чего за дверцей нашего с вами коллективного бессознательного быть пряникам или розам. Не такая у нас история, не такой анамнез. Мрачно там, страшно, холодно и много трупов невинных жертв, много ненависти и лжи, много отчаяния и скрежета зубовного.
Как хелпер, я совсем не поклонник подобной "психохирургии". С монстрами из подсознания лучше бы встречаться в обстановке поддержки и безопасности, да и не при публике. С точки зрения профессиональной этики не могу такое одобрить. Это, знаете, как нарыв не с обезболиванием и дренажом чистить, а просто – надавить со всей дури, и удивляться потом, что больной аж взвыл. Но раз никто прежде не удосужился проделать это в экологичной форме, не выполнили свою работу ни «взрослая» творческая интеллигенция, ни авторитеты церковные, настал момент, когда пришли юные девицы и рубанули с плеча. Как кто-то сказал, ткнули пальцем в старую воспаленную рану, и не в одну. А с другой стороны – неужто сепсис лучше?
Не знаю, было ли это их осознанной целью, или вело их скорее то самое чувство, которое нас заставляет, когда больно, неосознанно хвататься за больное место, нажимать и трогать по-всякому, чтобы лучше понять, как, где и насколько больно. Ну, вот и потрогали.
С другой стороны, я сама была в чем-то сходной ситуации, когда пару лет назад написала – просто потому что рвалось изнутри, для себя и нескольких десятков лично знакомых френдов – посты про войну как травму, совершенно не предполагая, что их прочтут и примут близко к сердцу десятки тысяч людей. И при всей моей личной и профессиональной осторожности, хотя в большинстве случаев эмоциональная реакция была «хорошей» (а «хорошо» в данном случае – это печаль, слезы и чувство общности нашей судьбы), все же у немалого числа людей вызвала агрессию, чувство «оскорбления святынь» и желание меня отменить.
Так что даже и не знаю, какой сапер мог бы пройти по этому минному полю, никого не задев, ну, а тем более, что девушки с прямолинейностью молодости просто рванули напрямик. Небезупречные, неделикатные, не предусмотревшие издержек. Потому что все безупречные, мудрые и бонтонные, у которых, возможно, получилось бы лучше и гуманнее, были чем-то заняты и не удосужились, увы.
Историю с ПР сравнивают с лакмусовой бумажкой, с проективным тестом, с зеркалом. Мне одной из самых точных метафор кажется «сыворотка правды». Словно под ее воздействием каждый, кто высказывается об этой ситуации, начинает выворачивать себя наизнанку, помимо своего желания. Все, что есть внутри: комплексы, страхи, чаяния -- все является на свет, словно девушки запустили эпидемию открывания тайных дверец внутри наших внутренних замков, сказали «Алохомора!» и по всей стране пошел треск, скрип, скрежет. И отчаянные попытки закрыть обратно – и дверцы, и самих девиц: закрыть, зарыть, отменить, чтобы не было этого всего, чтобы все вернуть обратно. Все идет в ход: они сами вон какие, или, наоборот, они это все не сами, основной лейтмотив: «они все врут, мы им не верим». Да толку-то, верь самим девушкам или нет, они ж просто открыли дверь. Весь вопрос, получится ли не поверить в то, что ЗА дверью. За твоей собственной внутренней дверью, и за нашей общей. Народ жалуется: спасения от вас нет, весь Интернет забит пусями, не хотим про это, отвяжитесь. Да, милые, спасения нет. Это вы верно подметили.
Сыворотка правды -- сильное средство. Не особо этичное, запрещенное даже. Если говорить о том, за что девушкам стоило просить прощения – то за это. За вольно или невольно причиненную многим людям сильную боль, за операцию без наркоза.
А нам бы следовало им в ответ сказать спасибо. Потому что за эти месяцы мы думали, чувствовали и говорили о многом, о чем много лет не принято было говорить. О ценностях, о вере, о выборе – независимо от того, какую позицию кто занимал в споре. Мы узнали, что «время этих понятий не стерло», что мы вовсе не так циничны, равнодушны и приземлены, как почти привыкли о себе думать. У нас, оказывается, ЕСТЬ святое, пусть у каждого свое. Мы все переругались и все друг другу понавешали – так ведь не из-за сисег, не из-за ссоры двух светских див, как бывалоча в наших Тырнетах, а за важное. Мы из этого выйдем – другими. И как бы ни было сейчас тяжело и неприятно, у нас появился реальный шанс не пополнить коллекцию трупов в тайной комнате. Остаться – стать – живыми.
Только вот это не произойдет само собой. В сказке юную правдоискательницу спасли от лютой смерти подоспевшие братья. Они же расправились с хозяином замка, вбив в его сердце осиновый кол.
По толкованию Эстес, братья – это голос разума, приходящий на помощь, когда страшная правда вскрыта, это сила духа и решительность, когда надо сражаться с колдуном, разгребать то, что обнаружилось, опознавать и хоронить трупы, останавливать кровь, наводить порядок. Взрослеть. Как и все сказки, эта – про взросление, про инициацию, а точнее – про запоздавшую инициацию, потому что именно наивные, зависимые, не вполне выросшие входят в группу риска стать «клиентами» Синей Бороды. Сказка про преодоление наивности и зависимости от насильника, про то, как перестать быть послушной «киской» и найти в себе силы для бунта – лучше поздно, чем никогда.
Собственно, сейчас весь вопрос в том, что у нас с братьями. Есть ли они в наличии вообще. А то так и потопнем в правде, и все окажется зря.
Процесс пошел потихоньку, начали появляться тексты уже не столько с полемикой, сколько с рефлексией, «о времени и о себе», очень интересные.
Например, вот http://grani.ru/blogs/free/entries/199687.html и вот http://www.openspace.ru/article/232
Хорошо бы еще перестать друг друга бить по больному и как-то начать контролировать страсти. Никому ж не будет легче от того, что мы обменяемся очередными «курями» и «ПМГ». Мы вместе попали в этот замок, вместе согласились когда-то связать жизнь с его хозяином (да, я в курсе, что многие упирались), хотя «говорили люди всякое», но у него была такая карета с золотыми бубенцами, и такой пир на поляне он устроил, чтобы нам понравиться. Надо теперь как-то вместе выбираться. Дверца открыта, поздно пить боржоми.
