§ 1. Актуальность темы, предмет и объект исследования.

§ 2. Характеристика источников.

§ 3. Цели и задачи.

§ 4. Научная новизна и практическая значимость работы.

§ 5. Положения, выносимые на защиту.

§ 6. Методы исследования.

§ 7. Основные термины, используемые в работе.

§ 8. Построение диссертации.

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ СЕМАНТИКИ СЛОВА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ.

§ 1 Лексическое значение слова в языке и речи.

§ 2. Проблемы анализа семантики образов поэтического текста.

ГЛАВА 2. ПОЭМА "НОЧНАЯ ФИАЛКА" В КОНТЕКСТЕ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ ПОЭТИЧЕСКОГО ТВОРЧЕСТВА А. А. БЛОКА.

ГЛАВА 3. СЕМАНТИЧЕСКАЯ ПРИРОДА МИРОНАЗЫВАЮЩИХ СИМВОЛОВ ПОЭМЫ.

§1. Семантика символов метамира сна.

§2. Семантика символа "город".

§ 3. Семантика символов пространственного перемещения.

§ 4. Семантика символа "изба".

§ 5. Семантика символа "болото".

§ 6. Общие особенности мироназывающих символов поэмы.

ГЛАВА 4. СЕМАНТИКА ОБРАЗОВ И СИМВОЛОВ ПРЕДМЕТНО-ВЕЩНОГО МИРА.

§ 1. Несимволообразующие образы предметно-вещного мира

§ 2. Семантика символа "венцы".

§ 3. Семантика символа "прялка".

§ 4. Общие особенности символов предметно-вещного мира.

ГЛАВА 5. "НОЧНАЯ ФИАЛКА" КАК КЛЮЧЕВОЙ СИМВОЛ ПОЭМЫ

5 1. Семантическая структура символа "Ночная Фиалка".

§ 2. Женские образы-мифологемы в структуре символа "Ночная

§ 3. Отвлеченные гиперсемантические образы в структуре символа "Ночная Фиалка".

Введение диссертации2001 год, автореферат по филологии, Аксарина, Наталья Александровна

1. Актуальность темы, предмет и объект исследования

Мистическое как жанрообразующая категория является главной характеристикой философии символизма, возникшей на основе идеализма Платона, а нагнетание в художественном символе "мистических" смыслов и значений - одной из основных характеристик метода1 символизма. Как мировоззренческая категория мистическое в русском символизме (в отличие от символизма Западной Европы) - не способ мировосприятия отдельного индивидуума, а одна из основ всего национального менталитета. В поэзии мистическое обычно выражается в использовании определенной лексики, соотносимой в языке поэта с семантическим полем "мистическое". Это поле подчиняет себе множество тематических групп, слова которых имеют (или приобретают в тексте) высокий образный потенциал, что, в свою очередь, определяет их символообразующие возможности. Изучение зарождения и бытия в тексте символов мистического позволяет представить образ мира "автора художественного", а также глубже и корректнее проникнуть во внутренний мир "автора биографического".

Безусловно, поэма А. А. Блока "Ночная Фиалка" - произведение многоплановое, на разных уровнях представляющее аспекты социальный, эстетический, культурологический, теургический и др., но все они (за исключением социального) реализуются в поэме в рамках категории "мистическое". Мистична (относительно представлений современной науки о физике пространства) и сама пространственная организация поэмы, представляющая собой сложную систему множества взаимопроникающих миров. Однако лексические средства выражения мистического в "Ночной Фиалке" практически не изучены. Отчасти это объясняется отсутствием у поэмы ярко видимой культурно-дидактической цели: первоначально в критике она расценивалась только как формальная, хоть и подробная, "запись" сновидения, отчаянная и безуспешная попытка автора понять и оценить увиденное в отношении к своему "Я". В таком восприятии произведения критикой во мно

1 Идеалистическая (мистическая) концепция: мира символистов обусловила специфику их творческого метода: они "видели объект искусства не в самой действительности, а в выявлении ее потусторонней сущности. Художественный метод их определялся ярко выраженным дуализмом, противопоставлением мира действительности и мира идей, рационального и интуитивного познания". - См. ЛЭС, ст. "Русская литература". С. 354. - Спецификой метода определяется возникновение в рамках символизма новых разновидностей жанров: символистская поэма, символистский роман и др. гом повинен и сам А. Блок, указавший, что эта поэма - "почти точное описание [.] сна". С. Н. Бройтман отмечает, что эта поэма прочитана менее других поэм Блока: специальных работ, посвященных ей, нет (за исключением статей, освещающих отдельные стороны произведения), а в книгах о поэмном творчестве А. Блока "ей уделяется минимум внимания2". Восприятие "Ночной Фиалки" исследователями как произведения аллегорического, а не символического, породило попытки "найти единственный истинный смысл иносказания"3. Это привело к обеднению содержания произведения, сведению его к какому-либо одному аспекту, игнорированию всей загадочной многоплановости символического текста.

Основной причиной семантической малоизученное™ произведений символистов является такая особенность символизма, как циклообразование, затрудняющее вычленение из текста и восприятие целостного, завершенного символа: "Символистическая тенденция к циклообразованию приводила к тому, что отдельное стихотворение переставало быть законченной структурой, постоянное стремление текста к "открытости" для продолжения возможности обретения новых семантических связей становилось причиной нарушения автономности стихотворения, являющегося [.] лишь частью целого. Стихотворение, "ощутившее" себя элементом текстовой общности (цикла, книги) [.] оказывалось эпизодом в сюжетном развитии текста в целом."4. Б. А. Ларин отмечает, что у символов художественного текста есть семантические "оттенки, возникающие только из законченного литературного целого"5 У Блока этим "законченным литературным целым" становятся именно циклы или даже книги стихов, соответствующие трем основным периодам его творчества. С этой точки зрения поэма "Ночная Фиалка" есть лишь завершающая глава первой половины творчества Блока, объединяющая все, что было создано ранее (начиная с 1898 года). Кроме того, "Ночная Фиалка", как утверждает Л. К. Долгополов, завершает "первый период поисков Блока в области большой поэтической формы"6, что еще раз доказывает необходимость

2 См. С. Н. Бройтман. Жанрово-композиционное своеобразие поэмы А. Блока "Ночная Фиалка" // Художественный текст и литературный жанр: Межвуз. научно-тематич. сб. Махачкала: Изд-во Дагест. ун-та, 1980. С. 20.

3 См. там же.

4 См. Л. В. Спроге. Юргис Балтрушайтис: от "книги стихов" К "дилогии". // Серебряный век русской литературы. Проблемы. Документы. М.: Изд-воМосковского ун-та, 1996. С. 24.

5 См. Б. А. Ларин. О разновидностях художественной речи. (Семантические этюды) // Эстетика слова и язык писателя. Избранные статьи. Л.: Худож. лит., Леиингр. отд-ние, 1974. С.36.

6 См. Л. К. Долгополов. Поэмы Блока и русская поэма конца XIX - начала XX веков. М. - Л.: Наука, 1964. С. 61. рассматривать ее не как автономное произведение, а как итоговую часть большого поэтического целого. "Включенность" поэмы в цикл (сборник "Нечаянная Радость") позволяет определить преемственность символов в творчестве поэта. Подтверждением лишь относительной самостоятельности "Фиалки" является оценка произведения самим автором, данная в качестве предисловия к сборнику "Нечаянная Радость": "Нечаянная Радость - это мой образ грядущего мира. В семи отделах я открываю семь стран души моей книги"7. В то же время поэма обладает достаточной автономностью для того, чтобы было возможно проследить не один эпизод из жизни символа, а практически всю историю его бытия.

В наше время возвращения к христианским мировоззренческим идеалам творчество символистов и в его контексте поэма "Ночная Фиалка" становятся особо актуальными для современных читателей в культурологическом, философском и теологическом отношении. Поэма содержит сложные эсхатологические и космогонические аллюзии, сочетая евангельские образы (например, сам образ Нечаянной Радости) и мотивы с представлениями языческих мифов. Такой сложный синтез христианства в его православном варианте и язычества является основной загадкой блоковского православия как этической, эстетической и философской системы. Поэтому поэма представляет собой интересный материал и для культурологического и теологического исследования.

Итак, исходя из изложенного выше, объектом нашего исследования являются ключевые группы слов-символов в поэме А. А. Блока "Ночная Фиалка", а предметом - только те из них, которые являются средством выражения мистического. Основным аспектом изучения этих слов является анализ способов и закономерностей образования у них новых смыслов и значений в поэтическом языке Блока. Особое внимание мы намерены уделить и способам подтверждения (семантического дублирования) самостоятельных окказиональных значений и особых актуальных смыслов исследуемых слов-символов. Теоретическое описание этих способов предлагается в Главе 1 настоящей работы.

7 Цитата приводится по источнику: Александр Блок. Собрание сочинений: В б-ти т. Т. 1. Стихотворения и поэмы 1898-1906: Приложения. / Под общ. ред. М. А. Дудина, В. Н. Орлова, А. А. Суркова. Л.: Худож. лит., Ленингр. отд-ние, 1980. С. 469.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Лексические средства выражения мистического в поэме А. Блока "Ночная Фиалка""

Заключение

Итак, в ходе исследования решены следующие практические задачи.

1. Выявлены и описаны ключевые символы поэмы, выражающие мотивы-доминанты. По характеру лексического наполнения все слова-символы условно разделены на три тематических класса: 1) мироназывающие символы ("сон", "дрема", "дремота", "город", "болото", "изба", "дорога"), 2) символы предметно-вещного мира ("прялка", "венцы"), 3) символ "Ночная Фиалка".

2. Сформулированы новые актуальные смыслы и самостоятельные окказиональные значения, возникшие у исследуемых слов в контексте произведения. Всего выделено: два самостоятельных окказиональных значения и пять зависимых актуальных смыслов слов "сон" и "дрема"; одно самостоятельное окказиональное значение и пять актуальных смыслов слова "город"; один актуальный смысл, приближенный к самостоятельному окказиональному значению слова "дорога" ("тропинка"); пять актуальных смыслов слова "изба"; одно окказиональное значение и шесть актуальных смыслов слова "болото"; пять актуальных смыслов слова "венцы", один из которых имеет имплицитную узуальную основу; три актуальных смысла слова "прялка"; тридцать три актуальных смысла номинации "Ночная Фиалка" - всего четыре значения и шестьдесят три актуальных смысла. Все эти смыслы и значения подтверждены в тексте семантическими дублетами разного характера.

3. Зарегистрированы контекстуальные смыслы и значения, участвующие в организации мистического в поэме, отмечены средства подтверждения их роли в выражении мистического.

4. Выявлено и охарактеризовано количественное соотношение узуальных и окказиональных употреблений исследуемых слов, а также количественное соотношение их актуальных смыслов и самостоятельных окказиональных значений.

Результатом проделанной работы стали следующие наблюдения и выводы.

1. Исследуемые слова регулярно реализуются в нескольких смыслах и значениях одновременно, что, в соответствии с теоретическими положениями, представленными в § 2 Главы 1, определяет их символическую природу. Некоторые из этих слов имеют устойчивые интертекстуальные смыслы.

2. Основным способом создания новых смыслов и значений исследуемых слов в тексте поэмы является метафорический перенос, результатом которого становится гиперметафора. Однако уровень семантической сложности гиперметафоры в поэтическом тексте совершенно не зависит от языкового образного потенциала трансформируемых слов. Это, вероятно, объясняется участием в образовании такого рода гиперметафор нелитературных и неязыковых интертекстов (как, например, в слове "прялка").

3. Явное преобладание метафорического переноса значения (шестьдесят четыре из шестидесяти семи случаев) над метонимическим (два случая) и синекдохой (один случай) обусловлено рядом как собственно языковых, так и экстралингвистических причин. Языковыми причинами являются воздействие на исследуемые слова семантических дублетов и влияние на их семантику грамматических показателей (форм глагола, вводных конструкций и т.д.); под экстралингвистическими причинами мы понимаем воздействие разного рода неязыковых интертекстов.

4. Окказиональные значения и актуальные смыслы всех исследуемых слов-символов образуются в поэме на базе их основных словарных значений и функционируют одновременно с ними. В количественном отношении актуальные смыслы явно преобладают над самостоятельными окказиональными значениями, поскольку рождение нового значения соответствует возникновению нового факта или явления действительности, а количество таких новых фактов невелико, в отличие от вариативности старых.

5. В поэме используются различные способы семантического дублирования окказиональных значений и смыслов исследуемых слов. Приоритетным является использование в контекстном окружении этих слов языковых единиц, находящихся в семантической гармонии с ними (пятьдесят девять случаев). Часто в качестве семантического дублета используются контекстуальная антонимия (тринадцать случаев) и амплификация (двенадцать случаев), реже - рефрен (восемь) и контекстуальная синонимия (пять), что соответствует представленной ранее рабочей гипотезе. В трех случаях актуальные смыслы дублируются только на уровне интертекстов, а в одном - в качестве дублета выступают причинно-следственные конструкции.

Связь исследуемых слов с мистическим определяется уже самой философ-ско-символической природой выражаемых ими мотивов, а также апелляцией к фольклорно-мифологическим и христианским интертекстам и жанровой спецификой произведения. На языковом уровне участие исследуемых слов в выражении мистического в поэме подтверждается наличием в их контекстном окружении языковых единиц, содержащих общие с ними семы "мистическое" и "таинственное", сказочной терминологии и характеристик обрядов и ритуалов, а также включением исследуемых символов в синтаксические конструкции с общей семантикой неопределенности.

Зарегистрирован один случай устранения семантической границы между полными омонимами "дрема 1" и "дрема 2" вследствие совпадения их контекстуальных смыслов, несмотря на различную узуальную семантическую основу.

Все исследованные мироназывающие символы и символы предметно-вещного мира представляют собой гиперсемы, которые, проходя через микроконтексты внутри поэмы "Ночная Фиалка", а также через контексты ранних поэтических произведений А. А. Блока, последовательно приобретают все новые и новые смыслы. В отдельных случаях в пределах одного микроконтекста (ряда строф, строфы или части строфы, непосредственно окружающей одно употребление каждого из исследуемых символов) формируется сразу два и более актуальных смысла. Так, например, все смыслы символов "город", "прялка", "венцы" и "изба" (1) реализуются одновременно в каждом из употреблений данных символов, тогда как для символов "сон", "дрема" ("дремота"), "дорога" ("тропинка"), "болото" (2) характерно постепенное семантическое накопление. Можно предположить, что такого рода особенности проявления окказиональных смыслов связаны со спецификой лексико-семантической квалификации исследуемых слов. Так, символы предметно-вещного мира "прялка" и "венцы" обладают в языке полуобразностью, поскольку обозначают небольшие предметы (бытовой и ритуальный), созданные руками человека.

Близки им полуобразные в языке урбанистические номинации "город" и "изба", называющие узколокальные построения человеческой цивилизации. Ограниченность узуальных значений данных слов компенсируется в тексте рядом одновременных метафорических переносов, результатом которых становится одновременное проявление в пределах одного микроконтекста нескольких актуальных смыслов. В то же время слова-символы второй группы обозначают в языке более широкие понятия. Так, слова "сон" и "дрема" ("дремота") являются отвлеченными существительными, обладающими денотативной образностью и имеющими не только прямые номинативные, но и конструктивно обусловленные значения. Слова "дорога" и "тропинка", несмотря на обозначение ими результатов деятельности человека, обозначают не узколокальные, а пространственно продолженные реалии и содержат эксплицитную сему "движение, перемещение". Кроме того, в языке они имеют переносные значения, сближающие их с отвлеченными существительными ("дорога жизни" и т. п.), и синонимичны многозначному слову "путь". Слово "болото" обозначает пространственную реалию, возникшую независимо от воли человека и занимающую обширную площадь. Болото, представляя собой физически опасный для человека артефакт, подверглось множеству мифологических трактовок, на ассоциативном уровне усложняющих языковое значение слова "болото" и определяющих его денотативную образность.

Что касается ключевого символа поэмы - "Ночная Фиалка", то он, как сказано ранее, является сложным синтезом женских мифологем и гиперсем, и каждый из его элементов включает в себя огромное множество актуальных смыслов. Данная работа, не претендуя на описание всех этих смыслов, отражает, как нам представляется, лишь самые основные из них.

Поэма "Ночная Фиалка" интегрирует темы, идеи и образы, сложившиеся в лирике А. Блока к концу первой половины творчества поэта. Она объединяет в рамках одного символа все ведущие авторские мифологемы и гиперсемантические образы, а также становится основой для развития новых мифологем (например мифологемы "новая Америка", генеалогически связанной с отраженными в поэме образами ноуменального мира "новая земля", "новая родина" и др.) в позднем творчестве А. Блока. "Ночная Фиалка" представляет собой одну из ведущих составляющих поэтического макротекста Блока и отражает ряд основных философских и творческих постулатов позднего русского символизма. Символической основой поэмы, равно как и ранних стихотворений Блока, является объединение языческого и христианского мифов, апелляция к отраженным в мифологии общечеловеческим культурным и философским представлениям, соотносимым с мировоззренческой категорией "мистическое".

Перспективы настоящего исследования мы видим в том, что проделанная работа может стать основой для создания словаря языка А. Блока. Такие словари позволяют проследить временные трансформации семантики ведущих образов и символов автора и, посредством этого, вернее интерпретировать картину мира, воплощенную в слове писателя, оценить гносеологическую значимость мировоззренческих представлений автора.

Список научной литературыАксарина, Наталья Александровна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Авраменко А. П. А. Блок и русские поэты XIX века. М.: МГУ, 1990. 248с.

2. Аглетдинова Г.Ф. О соотношении оценочное™, образности, экспрессивности и эмоциональности семантики слова У/ Исследования по семантике: Семантические категории в русском языке. Уфа: БГУ, 1996. С. 76 84.

3. Аксарина Н. А. Античный миф как интертекст в поэме А. Блока "Ночная Фиалка" II Славянские духовные ценности на рубеже веков. Тюмень, 2001. С. 81 86.

4. Алексеева Н. В., Попова 3. Д. Объективное и субъективное в семантике слова II Исследования по семантике. Семантика слова и фразеологизма: Межвуз. сб. науч. трудов. Уфа: БГУ, 1986. С. 10-17.

5. Апресян Ю. Д. Идеи и методы современной структурной лингвистики. (Краткий очерк). М.: Прсвещение, 1966. 302с. со схем.

7. Апресян Ю. Д. Экспериментальное исследование семантики русского глагола. М.: Наука, 1967. 252с.

8. Арнольд И. В. Основы научного исследования в лингвистике. М.: Высш. шк., 1991. 139 1.с.

9. Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений (оценка, событие, факт). М.: Наука, 1988. 338, 1.с.

10. Астахина Л. Ю; Семантические преобразования лексики как фактор языкового развития // Семантика русского языка в диахронии. Лексика и грамматика: Межвуз. сб. науч. тр. Калининград: КГУ, 1992. С. 10-18.

11. Ахманова О. С. Лингвистическое значение и его разновидности. И Проблема знака и значения: Сб. науч. трудов. / Под ред. И. С. Нарского. М.: МГУ, 1969. С. 110-114.

12. Ахманова О. С. Основные направления лингвистического структурализма. Материалы к курсам языкознания. М.: МГУ, 1955. 35с.

13. Ахманова О. С. Очерки по общей и русской лексикологии. М.: Учпедгиз, 1957. 296с.

14. Бабайлова А. Э. "Образ текста" и понимание текста в тексте // Слово и текст: Актуальные проблемы психолингвистики: Сб. науч. трудов. Тверь: Изд-во Тверского гос. ун-та, 1994. С. 112 -119.

15. Бабенко Н. Г. Развитие семантики прилагательных в поэтическом тексте и лингвистический статус окказиональных компаративов И Семантика русского языка в диахронии: Межвуз. сб. науч. трудов. Калининград: КГУ, 1994. С. 72 76.

16. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1955. 416с.

17. Барт Р. Лингвистика текста: (Пер. с франц.) II Новое в зарубежной лингвистике: Вып. XIII Лингвистика текста. М.: Прогресс, 1978. С. 442 449.

19. Барт Р. С чего начать? // Избранные работы: Семиотика. Поэтика: (Пер. с франц.) М.: Прогресс, 1989. С. 401-412.

20. Барт Р. От произведения к тексту II Избранные работы: Семиотика. Поэтика: (Пер. с франц.) М.: Прогресс, 1989. С. 413 423.

21. Бахтин М. М. Человек в мире слова. М.: Изд-во Российского открытого ун-та, 1995. 140с.

22. Безруков В. И. К проблеме знака (Некоторые вопросы семиотической стороны языка): Пособие по спецкурсу. Тюмень: ТюмГУ, 1975. 99с.

23. Белова Б. А. Об изучении окказионализмов художественной речи (К вопросу о термине). // Семантика слова и его функционирование: Межвуз. сб. науч. трудов. Кемерово: КГУ, 1981. С. 3 8.

24. Белянин В. П. Психолингвистические аспекты художественного текста. М.: МГУ, 1988. 121, 2.с.

25. Белый А. Священные цвета II А. Белый. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. С. 201-209.

26. Белый А. Символизм как миропонимание // А. Белый. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. С. 244 255.

27. Белый А. Апокалипсис в русской поэзии // А. Белый. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. С. 408 417.

28. Бережан С. Г. Семантически тождественные слова в языке и смысловое отождествление слов в речи. // Исследования по семантике: Межвуз. сб. науч. трудов.- Уфа: Б ГУ, 1976. С. 3-11.

29. Бирюков Б. В. О некоторых философско-методологических сторонах проблемы значения знаковых выражений. // Проблема знака и значения: Сб. науч. тр. / Под ред. И. С. Нарского. М.: МГУ, 1969. С. 55-81.

31. Блинова О. И. Явление мотивации слов: Лексикол. аспект. Учеб. пособие для филол. фак. ун-тов. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1984. 191с.

32. Блок А. А. Из дневников и записных книжек: Религия и мистика // Александр Блок. Собрание сочинений: В 6-ти т. Л.: Худож. лит., Ленингр. отд-ние, 1982. Т. 5. С. 107108

33. Блок А. А. Исповедь язычника // Александр Блок. Собрание сочинений: В 6-ти т. Л.: Худож. лит., Ленингр. отд-ние, 1982. Т. 5. С. 44 53.

34. Блок А. А. О современном состоянии русского символизма // Александр Блок. Собрание сочинений: В 6-ти т. М.: Худож. лит., Ленингр. отд-ние, 1982. Т. 4. С. 141151.

35. Блок А. А. Стихия и культура // Александр Блок. Собрание сочинений: В 6-ти т. М.: Худож. лит., Ленингр. отд-ние, 1982. Т. 4. С. 115 -124.

36. Бонгард-Левин Г. М. Блок и индийская культура. // Александр Блок. Новые материалы и исследования. Книга 5. / Отв. Ред. И. С. Зильберштейн, Л. М. Розенблюм. М.: Наука, 1993. С. 589-632.

37. Бондарко А. В. Идеи P.O. Якобсона и проблемы грамматической семантики. // Славянское языкознание. XII Международный съезд спавянистов. М., 1998. С. 84 -97.

38. Борисова Л. М. Жизнетворческая идея в "лирических драмах" Блока. // Филол. науки, 1997. № 1. С. 14-23.

39. Борисова Л. М. Отвлеченное лицо в драме А. Блока "Роза и крест". // Филол. науки, 1998. №5-6. С. 3-13.

40. Бройтман С. Н. Источники формулы "нераздельность и неслиянность" у Блока. // А. Блок. Исследования и материалы. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1987. С. 79 88.

41. Бройтман С. Н. Жанрово-композиционное своеобразие поэмы А. Блока "Ночная Фиалка". // Художественный текст и литературный жанр: Межвуз. научно-тематич. сб. Махачкала: Изд-во Дагест. ун-та, 1980. С. 20 35.

42. Быстров В. Н., Ясенский С. Ю. О воплощении одного поэтического замысла Блока //А. Блок. Исследования и материалы. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1987. С. 140 -145.

43. Васенькин В. В. ЛСГ существительных пространства и направления ее развития. // Семантика русского языка в диахронии. Лексика и грамматика: Межвуз. сб. науч. трудов. Калининград: КГУ, 1992. С. 58 66.

44. Васильев Л. М. Достоинства и недостатки компонентного анализа в семантических исследованиях. // Исследования по семантике. Семантика слова и словосочетания: Межвуз. науч. сборник. Уфа: Б ГУ, 1984. С. 3 -8.

45. Вараксин Л. А. К вопросу об однокорневых префиксальных глаголах-антонимах // Русская филология: Учен, записки Куйбышевского гос. пед. ин-та: Вып. 66. (Науч. работы аспирантов каф. рус. яз.). Куйбышев: Изд-во Куйбышев, гос. пед. ин-та, 1969. С. 23-34.

46. Васнева О. И. Функция мифологической лексики в языковой картине мира // Человек - коммуникация - текст: Вып. 1. Человек в свете его коммуникативного самоосуществления / Под ред. А. А. Чуванина. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1997. С. 198 -200.

47. Вежбицка А. Метатекст в тексте: (Пер. с польского А. В. Головачевой) // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. VIII (Лингвистика текста). М.: Прогресс, 1978. С. 402 -424.

48. Вежбицка А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1996. 412с.

49. Вейман Р. Литературоведение и структурализм (Пер. с немец. О. Н. Михеевой). // Струтурализм: "за" и "против": Сб. статей. / Под ред. Е. Я. Васина и М. Я. Полякова. М.: Прогресс, 1975. С. 404 434.

50. Вейнрейх У. О семантической структуре языка: (Пер. с англ. И. А. Мельчука). // Новое в лингвистике: Вып. V. (Языковые универсалии). М.: Прогресс, 1970. С. 163 -249.

51. Виноград Т. К процессуальному пониманию семантики: (Пер. О. В. Звегинцевой) // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. XII (Прикладная лингвистика). М.: Радуга, 1983. С. 123-170.

52. Виноградов В. В. История русских лингвистических учений. // избранные труды. Исследования по грамматике. М.: Высшая школа, 1975. С. 315-540.

53. Виноградов В. В. О теории художественной речи. М.: Высш. шк., 1971. 240с.

54. Виноградов В. В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М.: Высшая школа, изд-е 2-е, 1972. 614с.

55. Виноградов В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М.: Изд-во АН СССР, 1963. 255с.

56. Винокур Г. О. Об изучении языка литературных произведений. // О языке художественной литературы: Учеб. пособие для филол. спец. вузов. М.: Высш. шк., 1991. С. 32 62.

57. Винокур Г. О. Критика поэтического текста. // О языке художественной литературы: Учеб. пособие для филол. спец. вузов. М.: Высш. шк., 1991. С. 65 -156.

58. Винокур Г. О. Маяковский - новатор языка. // О языке художественной литературы: Учеб. пособие для филол. спец. вузов. М.: Высш. шк., 1991. С. 317-406.

59. Гак В. Г. Семантическая структура слова как компонент семантической структуры высказывания. // Семантическая структура слова. Психо-лингвистические исследования: Сб. науч. трудов. М.: Наука, 1971. С. 78-96.

60. Галеева Н. Л. Достоверность интерпретации художественного текста как предпосылка его понимания // Слово и текст: Актуальные проблемы психолингвистики: Сб. науч. тр. Тверь: Изд-во Тверского гос. ун-та, 1994. С. 120 -125.

61. Галкина-Федорук С. М. Слово и понятие. М.: Учпедгиз, 1956. 54с.

62. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Наука, 1981. 139с.

63. Ганзя Ю. Е. Многоликость слова (Образы и принципы их построения в прозе С. Кржижановского) // РЯШ, 1988. № 1. С. 69 -76.

64. Гарипова Н. Д. Наблюдения над смысловой структурой многозначных слов разных частей речи. // Исследования по семантике: Межвуз. науч. сб. Уфа: БГУ, 1976. С. 90 97.

65. Гарская А. В., Дудченко В. В., Маловецкая Н. А. Семантические транспозиции в лексико-семантической группе. И Семантические процессы в системе языка: Межвуз. сб. науч. трудов. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1984. С. 70 77.

66. Геймбух Е. Ю. Слово, контекст, текст и проблемы экспрессивности "Стихотворений в прозе" И. С. Тургенева ("Как хороши, как свежи были розы.") // РЯШ, 1998. № 5. С. 49 55.

67. Гиршман М. М. Литературное произведение. Теория и практика анализа. М.: Высш. шк., 1991.159, 1.с.

68. Григорьев В. П. Поэтика слова: На материале русской советской поэзии. М.: Наука, 1979. 343с.

69. Громов П. П. А. Блок, его предшественники и современники. Л.: Сов. писатель, Ленингр. отд-ние, 1986. 600с.

70. Грякалова Н. Ю. О фольклорных истоках поэтической образности Блока. // Александр Блок. Исследования и материалы. Л.: Наука, Ленингр. отделение, 1987. С. 58-68.

71. Грякалова Н. Ю. К генезису образности ранней лирики Блока (Я. Полонский и Вл. Соловьев) //А. Блок. Исследования и материалы. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1991. С. 49-63.

72. Гуковский Г. А. К вопросу о творческом методе Блока. II Новые материалы и сис-ледования: Кн.1. М.: Наука, 1980. С. 63-84.

73. Гумилев Н. С. "Письма о русской поэзии". Рецензии на поэтические сборники. // Гумилев Н. С. Письма о русской поэзии / Сост. Г. М. Фридлендер (при участии Р. Д. Тименчика). М.: Современник, 1999. С. 75-210.

74. Гумилев Н. С. Наследие символизма и акмеизм. // Гумилев Н. С. Письма о русской поэзии / Сост. Г. М. Фридлендер (при участии Р. Д. Тименчика). М.: Современник, 1999. С. 55-58.

75. Гуськова Е. В. Об изменениях в смысловой структуре слова в зависимости от его функционирования в высказывании. И Семантика и структура слова: Сб. науч. трудов. Калинин: КГУ, 1985. С. 39-47.

76. Делёз Ж. Логика смысла. М.: Изд. центр "Академия", 1995. 298с.

77. Денисенко В. Н. Функциональная структура семантического поля (Наименования и изменения в русском языке) // Филол. науки, 1999. № 1. С. 3 -12.

78. Денисов П. Н. Лексика русского языка и принципы ее описания. М.: Русс, язык, 1980.253с.

79. Дмитровская М. А. Миросозерцательные истоки мифологемы "жизнь - путь" у А. Платонова // Семантика русского языка в диахронии: Межвуз. сб. науч. трудов. Калининград: КГУ, 1994. С. 77 85.

80. Долгополов Л. К. Поэмы Блока и русская поэма конца XIX - начала XX веков. М.-Л.: Наука, 1964. 190с.

81. Еремина Л. И. Текст и слово в поэтике А. Блока. У/ Образное слово Блока. М.: Наука, 1980. С.5-55.

82. Жолковский А. К. Блуждающие сны // А. К. Жолковский. Блуждающие сны и другие работы. М.: Наука, Изд.фирма "Восточ. лит-ра", 1994. С. 7-244.

83. Жоль К. К. Язык как практическое сознание: (Филос. анализ). Киев: Выща шк., 1980. 236, 2.с.

84. Журинский А. Н. О семантической структуре пространственных прилагательных. II Семантическая структура слова. Психолингвистические исследования: Сб. науч. трудов. М.: Наука, 1971. С. 96 124.

85. Залевская А. А. Понимание текста: Психолингвистический подход: Учеб. пособие. Калинин: КГУ, 1988. 96с.

86. Залевская А. А. Психолингвистические проблемы семантики слова: Учеб. пособие. Калинин: Изд-во КГУ, 1987. 80с.

87. Звегинцев В. А. Семасиология. М.: МГУ, 1957. 321с.

88. Ибрагимова В. Л. Отражение в языке категории пространства. // Исследования по семантике. Семантика слова и фразеологизма: Сб. науч. трудов. Уфа: БГУ, 1986. С. 18-26.

89. Изенберг X. О предмете лингвистической теории текста: (Пер. с немец. О. Г. Ревзиной и Т. Я. Андрющенко) // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. VIII (Лингвистика текста). М.: Прогресс, 1978. С. 43-56.

90. Ильин И. П. Теоретические аспекты коммуникативного изучения литературы (Обзор) // Семиотика. Комуникация. Стиль: Сб. обзоров М.: Изд-во АН СССР, ин-т науч. информации по обществ, наукам, 1983. С. 126 -162.

91. Камалова А. А. Лексика, выражающая структурное состояние предметов в современном русском языке. И Исследования по семантике. Семантика слова и словосочетания: Межвуз. науч. сб. Уфа: БГУ, 1984. С, 51 -55.

92. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность / АН СССР Отд-ние лит. и яз. М.: Наука, 1987. 264с.

93. Кассирер Э. Философия символических форм: Введение и постановка проблемы // Культурология. XX век: Антология М.: Юрист, 1995. С. 163.

94. Кацнельсон С. Д. Содержание слова, значение и обозначение. / АН СССР. М.-Л.: Наука, 1965. 111с.

95. Кацнельсон С. Д. Типология языка и речевое мышление. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1972. 216с.

96. Ким О. М. Язык в "действии" и семантика. // Исследования по семантике. Системно-функциональное описание и преподавание языка: Межвуз. науч. сборник. Уфа: БГУ, 1990. С. 7-13.

97. Кобрина Н. А. Понятийные категории и их реализация в языке // Понятийные категории и их языковая реализация: Межвуз. сб. науч. трудов. Л.: ЛГПИ, 1989. С. 40.

98. Кодухов В. И. Методы лингвистического анализа: Лекции по курсу "Введение в языкознание". Л.: Изд-во Ленингр. пед. ин-та, 1963. 128с.

99. Кожин А. Н. Лексический повтор в стихотворных текстах Блока. // Образное слово Блока. М.: Наука, 1980.

100. Коленникова Т. Н. К вопросу о разработке методов интерпретации текстов. // Человек - коммуникация - текст: Вып. 1. Человек в свете его коммуникативного самоосуществления / Под ред. А. А. Чувакина. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1997. С. 67-71.

101. КолшанскийГ. В. Контекстная семантика. М.: Наука, 1980. 149с.

102. Колшанский Г. В. Объективная картина мира в познании и языке. / АН СССР, Ин-т языкознания. М. : Наука, 1990. 103, 4.с.

103. Колшанский Г. В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. М.: Наука, 1975. 211с.

104. Комлев Н. Г. Слово в речи: Денотативные аспекты. М.: МГУ, 1992. 214, 2.с.

105. Копочева В. В. К вопросу о восприятии условно-символических наименований // Человек - коммуникация - текст: Вып. 1. Человек в свете его коммуникативного самоосуществления / Под ред. А. А. Чувакина. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1997. С. 43-47.

106. Корман Б. А. Изучение текста художественного произведения. М.: Просвещение, 1972. 112с.

107. Косовский Б. И. Общее языкознание. Учение о слове и словарном составе языка. Минск: Вышэйшая школа, 1974.

108. Косолапое Р. Только об одной звезде. // В мире Блока: Сб. статей / Сост. А. Михайлов, С. Лесневский. М.: Сов. писатель, 1981. С. 54-84.

109. Кощей Л. А. Сознание и текст (проблемы бытия сознания) // Человек - коммуникация - текст: Вып. 1. Человек в свете его коммуникативного самоосуществления / Под ред. А. А. Чувакина. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1997. С. 204-207.

110. Краснова Л. В. Поэтика Александра Блока. Очерки. Львов: Изд-во Львовского унта, 1973. 231с.

111. Кретов А. А., Лукьянова Н. А. Семантические процессы в лексико-семантических группах. // Семантические процессы в системе языка. Межвуз. сб. науч. трудов. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1984. С. 56-67.

112. Круглов В. М. К проблеме семантического развития "культурных слов" // Лингвистические исследования 1995 г. Лексикология, лексикография, грамматика. СПб, 1996. С. 54 62.

113. Крук И. Т. Поэзия Александра Блока. М.: Просвещение, 1970. 263с.

114. Крук И. Т. "Сокрытый двигатель его.": Проблемы эволюции творчества А. Блока. Киев: Вища школа, 1980. 216с.

115. Кубрякова Е. С. Типы языковых значений. Семантика производного слова. М.: Наука, 1981.200с.

116. Кузнецов А. М. От компонентного анализа к компонентному синтезу. М.: Наука, 1986. 123с.

117. Кузнецова Э. В. Лексикология русского языка. М.: Высшая школа, 1982, изд-е 2-е, испр. и доп. 152с.

118. Кузнецова Э. В. Русская лексика как система. Свердловск: УрГУ, 1980. 89с.

119. Ларин Б. А. О Лирике как разновидности художественой речи (Семантические этюды). // Б. А. Ларин. Эстетика слова и язык писателя. Избранные статьи. Л.: Ху-дож. лит., Ленингр. отд-ние, 1974. С. 54 -100.

120. Ларин Б. А. О разновидностях художественной речи (Семантические этюды). // Б. А. Ларин. Эстетика слова и язык писателя. Избранные статьи. Л.: Худож. лит., Ленингр. отд-ние, 1974. С. 27-53.

122. Левицкий В. В. О причинах семантических изменений. Н Семантические процессы в системе языка: Межвуз. сб. науч. трудов. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1984. С. 3-9.

123. Левицкий В. В. Экспериментальные данные и проблема смысловой структуры слова. // Семантическая структура слова. Психолингвистические исследования: Сб. науч. трудов. М.: Наука, 1971. С. 151 168.

124. Леонтьев А. А. Психологическая структура значения. У/ Семантическая структура слова. Психолингвистические исследования: Сб. науч. трудов. М.: Наука, 1971. С. 7-19.

125. Лесневский С. Т. "Приближается звук.". // В мире Блока: Сб. статей / Сост. А. Михайлов, С. Лесневский. М.: Сов. писатель, 1981. С.164-171.

126. Лисицина Т. А. Лексика с временным значением в современном русском языке. // Исследования по семантике: Межвуз. науч. сборник. Уфа: БГУ, 1976. С. 12-26.

127. Лопушанская С. П., Тупикова Н. А. Семантика глаголов звучания в поэмах М. Ю. Лермонтова и А. Мицкевича // Семантика русского языка в диахронии: Межвуз. сб. науч. тр. Калининград: КГУ, 1994. С. 86 91.

128. Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста: Структура стиха. М.: Наука, 1972. 241с.

129. Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. 384с.

130. Лотман Ю. М. Лекции по структуральной поэтике. // Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994. С.17-240.

131. Лукин В. А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа. М.: Ось-89,1999. 192с.

132. Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоево-ропейских языках: Образ мира и миры образов. М.: Гуманист, Изд. центр ВЛАДОС, 1996. 416с.

133. Маковский М. М. Язык - миф - культура. Символы жизни и жизнь символов. // Вопр. яз-я., 1997. №1. С. 73-95.

134. Максимов Д. Е. Идея пути в поэтическом мире Ал. Блока //Д. Е. Максимов. Поэзия и проза Ал. Блока. Л.: Сов. писатель, Ленингр. отд-ние, 1975. С. 6 -151.

135. Максимов Д. Е. Критическая проза Блока. Основы поэтической структуры. Авторское я. // Д. Е. Максимов. Поэзия и проза Ал. Блока. Л.: Сов. писатель, Ленингр. отд-ние, 1975. С. 261 -283.

136. Максимов Д. Е. Критическая проза Блока. Поэтические идеи и поэтические категории. // Д. Е. Максимов. Поэзия и проза Ал. Блока. Л.: Сов. писатель, Ленингр. отд-ние, 1975. С. 327 339.

137. Максимов Д. Е. Критическая проза Блока. Элементы философии культуры. // Д. Е. Максимов. Поэзия и проза Ал. Блока. Л.: Сов. писатель, Ленингр. отд-ние, 1975. . С. 356-369.

138. Максимов Д. Е. Об одном стихотворении ("Двойник"). // Д. Е. Максимов. Поэзия и проза Ал. Блока. Л.: Сов. писатель, Ленингр. отд-ние, 1975. С. 152 183.

139. Мальцев В. И. Лексическое значение и понятие. // Проблема знака и значения: Сб. науч. трудов. / Под ред. И. С. Нарского. М.: МГУ, 1969. С. 93 103.

140. МанавчикМ. В. Номинация: прямая, метафорическая, символическая//Человек - коммуникация - текст: Вып. 1. Человек в сфере его коммуникативного самоосуществления У Под ред. А. А. Чувакина. Барнаул: Изд-во Апт. ун-та, 1997. С. 35 38.

141. Матвеев Б. И. Художественно-изобразительные возможности слова // РЯШ, 1997. № 2. С. 77-81.

142. Медведева И. Л. Лингвистическая и психолингвистическая трактовки понятия "внутренней формы" У/ Слово и текст: Академия проблемы психолингвистики: Сб. науч. тр. Тверь: Изд-во Тверского гос. ун-та, 1994. С. 30 37.

143. Медникова Э. В. Значение слова и методы его описания. М.: Высш. шк., 1974. 202с.

144. Минаева А. В. Слово в языке и речи: Учеб. пособие для студентов филол. фак. унтов и фак. иностр. яз. М.: Высш. шк., 1986.145, 2.с.

145. Минц 3. Г. Блок и русский символизм. // Новые материалы и исследования: Кн. 1. М.: Наука, 1980. С. 98-172.

146. Минц З.Г. Символ у А. Блока. // В мире Блока: Сб. статей / Сост. А. Михайлов, С. Лесневский. М.: Сов. писатель, 1981. С. 172 208.

147. Муравинская Л. И. От вариантности смыслового значения к вариативности образа // Человек - коммуникация - текст: Вып. 1. Человек в свете его коммуникативного самоосуществления / Под ред. А. А. Чувакина. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1997. С. 31-34.

148. Мягкова Е. Ю. Эмоциональная нагрузка слова: опыт психолтнгвистического исследования. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1990. 106, 3.с.

149. Нарский И. С. Проблема значения "значения" в теории познания. // Проблема знака и значения: Сб. науч. трудов. / Под ред. И. С. Нарского. М.: МГУ, 1969. С. 5 -55.

150. Новиков Л. А. Значение эстетического знака. /У Филол. науки, 1999. № 5. С. 83 87.

151. Новиков Л. А. Лингвистическое толкование художественного текста. М.: Рус. язык, 1979.251с.

152. Новиков Л. А. Семантика русского языка. М.: Высшая школа, 1982. 272с.

153. Новикова М. Л. Остраннение как языковая структура текстового поля. // Филол. науки, 1999. №6. С. 37-44.

154. Новикова Н. С. Повтор, вариативность, контраст и семантическая организация текста (К обоснованию интегративного подхода как принципа лингвистического описания) // Филол. науки, 1997. №4. С. 76 84.

155. Орлов Вл. Избранные работы: В 2-х т. Л.: Худож. лит., Ленингр. отд-ние, 1982. Т. 2. Гамаюн: Жизнь Александра Блока. 688с.

156. Орлов Вл. Жизнь, страсть, долг. // В мире Блока: Сб. статей / Сост. А. Михайлов, С. Лесневский. М.: Сов. писатель, 1981. С. 6 53.

157. Панкина М. Ф., Попова 3. Д. Семантическое несогласование и рассогласование как виды лексической сочетаемости. // Исселдования по семантике. Системно-функциональное описание и преподавание языка: Межвуз. науч. сб. Уфа: Б ГУ, 1990. С. 77-83.

158. Попова 3. Д., Стернин И. А. Лексическая система языка: Учеб. пособие. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1984.148с.

159. Потебня А. А. Теоретическая поэтика. М.: Высшая школа, 1990. 342, 2.с.

160. Поцепня Д. М. Проза Блока: Стилистические проблемы. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1976. 136с.

161. Поцепня Д. М. Образ мира в слове писателя. СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, 1997. 264с.

162. Рафикова Н. В. Вариативность понимания художественного текста в свете данных психолингвистического эксперимента И Слово и текст: Актуальные проблемы психолингвистики: Сб. науч. трудов. Тверь: Изд-во Тверского гос. ун-та., 1994. С. 98 -105.

163. Реферовская Е. А. Коммуникативная структура текста в лексико-грамматическом аспекте. У Отв. ред. А. В. Бондарко; АН СССР, Ин-т языкознания. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1989.165с.

164. Рогожникова Т. М. Ассоциативное окружение слова: контекстное и внеконтексгное // Слово и текст: Актуальные проблемы психолингвистики: Сб. науч. трудов. Тверь: Изд-во Тверского гос. ун-та, 1994. С. 44 54.

165. Розанов В. В. Отчего не удался памятник Гоголю? II Розанов В. В. Собрание сочинений: Среди художников. / Общая ред., сост. и вступ. ст. А. Н. Николюкина. М.: Республика, 1994. С. 302-308.

166. Рювет Н. Границы применения лингвистического анализа в поэтике: (Пер. с франц. 3. И. Хованской) // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. IX. (Лингвостилистика). М.: Прогресс, 1980. С. 297-306.

167. Савенкова Л. Б. Образ-символ волк в лирике М. И. Цветаевой // РЯШ, 1997. № 5. С. 62 66.

168. Сазонова Т. Ю. Опора на формальные элементы при идентификации нового слова У/ Слово и текст: Актуальные проблемы психолингвистики: Сб. науч. тр. Тверь: Изд-во Тверского гос. ун-та, 1994. С. 65 70.

169. Сапорта С. Применение лингвистики в изучении поэтического языка: (Пер. с англ.

170. B. И. Прохоровой) // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. IX. (Лингвостилистика). М.: Прогресс, 1980. С. 98 -115.

171. Селиверстова О. Н. Компонентный анализ многозначных слов. На материале некоторых русских глаголов. М.: Наука, 1975. 240с.

172. Скатов Н. Россия у Александра Блока и поэтическая традиция Некрасова. // В мире Блока: Сб. статей. / Сост. А. Михайлов, С. Лесневский. М.: Сов. писатель, 1981. С. 85-114.

173. Смирнов И. П. Порождение интертекста (Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б. Л. Пастернака). СПб: Изд-во СпбГУ, 1995.

174. Соколовская Ж. П. Семантемы-прилагательные современного русского литературного языка. II Исследования по семантике. Лексическая и синтаксическая семантика: Межвуз. науч. сб. Уфа: БГУ, 1981. С. 42 54.

175. Соловьев Б. Поэт и его подвиг: Творческий путь Александра Блока. М.: Сов. писатель, 1971. 816с.

176. Соловьев В. С. Смысл любви II Соловьев В. С. Сочинения. М.: Раритет, 1994.1. C. 252 304.

177. Соловьев В. С. Чтения о богочеловечестве II Соловьев В. С. Сочинения. М.: Раритет, 1994. С. 13 -168.

178. Солодуб Ю. П. Структура лексического значения. //Филол. науки, 1997. № 2. С. 54 -66.

179. Соколова H. К. Поэтический строй лирики Блока (лексико-семантический аспект). Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1984. 116с.

180. Сорокалетова Н. В. Сопоставительный анализ одной лексико-семантической группы в русском и французском языках IIРЯШ, 1988. № 3. С. 75 78.187. де Соссюр Ф. Заметки по общей лингвистике. М.: Прогресс, 1990. 247, 1.с.

181. Спроге Л. В. Юргис Балтрушайтис: от "книги стихов" к "дилогии" // Серебряный век русской литературы. Проблемы. Документы. М.: Изд-во МГУ, 1996. С. 24 32.

182. Стернин И. А. Лексическое значение слова в речи. Воронеж: Изд-во Воронеж, унта, 1985. 170с.

183. Стернин И. А. Проблемы анализа структуры значения слова. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1979. 156с.

184. Тагер Е. Б. Мотивы "Возмездия" и "Страшного мира" в лирике Блока. II Новые материалы и исследования: Кн. 1. М.: Наука, 1980. С. 85 97.

185. Телия В. Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М.: Наука, 1986. 141, 2.с.

186. Телия В. Н. Типы языковых значений: Связанное значение слова в языке. М.: Наука, 1981.269с.

187. Тимофеев Л. И. Наследие Блока. // Новые материалы и исследования: Кн. 1. М.: Наука, 1980. С.47 62.

188. Тимофеев Л. И. О гуманизме в творчестве Блока. II В мире Блока: Сб. статей. / Сост. А. Михайлов, С. Лесневский. М.: Сов. писатель, 1981. С. 115 -123.

189. Тогоева С. И. Факторы, влияющие на процесс идентификации значения нового слова II Слово и текст: Актуальные проблемы психолингвистики: Сб. науч. тр. Тверь: Изд-во Тверского гос. ун-та, 1994. С. 59-64.

190. Тодоров Ц. Поэтика: (Пер. с франц. А. К. Жолковского). II Структурализм: "за" и "против": Сб. статей. / Под ред. Е. Я. Басина и М. Я. Полякова. М.: Прогресс, 1975. С. 37-113.

191. Томашевский Б. В. Стих и язык: Филологические очерки. М. Л.: Гослитиздат, 1959.471с.

192. Трошина H. Н. Семиотический аспект стилистической структуры поэтического текста (обзор) // Семиотика. Коммуникация. Стиль: Сб. обзоров. М.: Изд-во АН СССР, ин-т науч. информации по обществ, наукам, 1983. С. 10-36.

193. Турков А. Александр Блок. М.: Мол. гвардия, 1969. 320с.

194. Убийко В. И. О закономерностях образования некоторых типов семем в сочетаниях с абстрактными существительными. И Исследования по семантике. Лексическая и синтаксическая семантика: Межвуз. науч. сборник. Уфа: БГУ, 1981. С. 55 58.

195. Ульман С. Семантические универсалии: (Пер. с англ. Л. Н. Иорданской). // Новое в лингвистике: Вып. V. (Языковые универсалии). М.: Прогресс, 1970. С. 250-299.

196. Ульман С. Стилистика и семантика: (Пер. с англ. В. Л. Наера). // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. IX. (Лингвостилистика). М.: Прогресс, 1980. С. 227-253.

197. Уфимцева А. А. Лексическое значение. Принципы семиологического описания лексики. М.: Наука, 1986. 239, 1.с.

198. Филлмор Ч. Основные проблемы лексической семантики: (Пер. О. В. Звегинцевой). // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. XII. (Прикладная лингвистика). М.: Радуга, 1983. С. 74-122.

199. Харченко В. К., Стернин И. А. К проблеме развития лексических значений слова. II Семантические процессы в системе языка: Межвуз. сб. науч. трудов. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1984. С. 9 18.

200. Харченко В. К. Разграничение оценочности, образности, экспрессии и эмоциональности в семантике слова. РЯШ, 1976. №3. С. 66-71.

201. Хендрикс У. Стиль и лингвистика текста: (Пер. с немец. В. С. Чулковой) // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. IX. (Лингвостилистика). М.: Прогресс, 1980. С. 172 -211.

202. Храповицкая Г. Н. Двоемирие и символ в романтизме и символизме. // Филол. науки, 1999. №3. С. 35-41.

203. Чернухина И. Я. Основы контрастивной поэтики. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1990. 200с.

204. Чернухина И. Я. Поэтическое речевое мышление. / Воронеж гос. ун-т. Воронеж: Петров, сквер, 1993. 188с.

205. Чесноков П. В. Слово и соответствующая ему единица мышления. М.: Просвещение, 1967.199с.

206. Чижик-Полейко А. И. Стилистика русского языка. Часть 2. Лексика и морфология. - Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1964.224с.

207. Шанский Н. М., Боброва Т. А. О национально маркированной номинации в русском языке // РЯШ, 1997. № 6. С. 79 83.

208. Шапошникова В. В., Шишлова С. Н. Словообраз душа в лирике М. Ю. Лермонтова //РЯШ, 1997. №1. С. 67-69.

209. Шведова Н. Ю. Русский семантический словарь: Опыт описания лексики как системы // Вестн. Рос. гуманит. науч. фонда, 1996. № 1. С. 220 227.

210. Шелестюк Е. В. О лингвистическом исследовании символа (обзор литературы). И Вопр. яз-я, 1997. №4. С. 125-144.

211. Шмелёв Д. Н. Очерки по семасиологии русского языка. М.: Просвещение, 1964. 244с.

212. Шмелёв Д. Н. Проблемы семантического анализа лексики. М.: Наука, 1973. 280с.

213. Шмелёв Д. Н. Слово и образ. М.: Наука, 1964. 120с.

214. Шмелёв Д. Н. Современный русский язык: Лексика / Д. Н. Шмелёв. М.: Просвещение, 1977. 335с.

215. Щерба Л. В. Опыты лингвистического толкования стихотворений. I. "Воспоминание" Пушкина. //Л. В. Щерба. Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1957. 26 44.

216. Щукина Н. Ф. Роль периферийных лексем в семантических процессах лексико-семантического поля. // Семантические процессы в системе языка: Межвуз. сб. науч. трудов. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1984. С. 67 70.

217. Щур Г. С. О типах лексических ассоциаций в языке. // Семантическая структура слова. Психолингвистические исследования: Сб. науч. трудов. М.: Наука, 1971. С. 140-150.

218. Юрченко В. С. Космический синтаксис. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1992.136с.

219. Юрченко В. С. Философские и лингвистические проблемы семантики: Пособие по спецкурсу. Саратов: Изд-во Сарат. пед. ин-та, 1993. 47с.

220. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика (Пер. с англ. И. А. Мельчука). У/ Структурализм: "за" и "против": Сб. статей / Под ред. Е. Я. Басина и М. Я. Полякова. М.: Прогресс, 1975. С. 193-230.

221. Ясенский С. Ю. Роль и значение реминисценций и аллюзий в поэме "Ночная Фиалка" II А. Блок. Исследования и материалы. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1991.1. С. 64-77.

222. Раздел II. Источники исследования

223. Александр Блок. Избранные Сочинения. М.: Худож. лит-ра, 1988.

224. Блок А. А. Собрание сочинений: В 6-ти т. / Под общ. ред. М. А. Дудина и др. Л.: Худож. лит., Ленингр. отд-ние, 1980.

225. Раздел III. Словари и справочные издания

226. Лермонтовская энциклопедия. / Под ред. В. А. Мануйлова. М.: Сов. энциклопедия, 1981.

227. Литературный энциклопедический словарь. / Под Общ. ред. В. М. Кожевникова и П. А. Николаева. М.: Сов. энциклопедия, 1987.

228. Мифы народов мира. Энциклопеди: В 2-х т. / Глав. ред. С. А. Токарев. М.: Сов. энциклопедия, 1992.

229. Словарь лингвистических терминов. / Под ред. О. С. Ахмановой. М.: Сов. энциклопедия, 1969.

230. Словарь русских суеверий. / Сост. Е. А. Грушко, Ю. М. Медведев. Нижний Новгород,: Русский купец, Братья славяне, 1995.

231. Словарь славянской мифологии. / Сост. Е. А. Грушко, Ю. М. Медведев. Нижний Новгород,: Русский купец и Братья славяне, 1995.

232. Словарь современного русского литературного языка: В 17-ти т. М.: Изд-во АН СССР.

233. Философский словарь. / Под ред. И. Т. Фролова. М.: Изд-во полит, литературы, 1991.

Миновали случайные дни
И равнодушные ночи,
И, однако, памятно мне
То, что хочу рассказать вам,
То, что случилось во сне.
Город вечерний остался за мною.
Дождь начинал моросить.
Далеко, у самого края,
Там, где небо, устав прикрывать
Поступки и мысли сограждан моих,
Упало в болото, -
Там краснела полоска зари.
Город покинув,
Я медленно шел по уклону
Малозастроенной улицы,
И, кажется, друг мой со мной.
Но если и шел он,
То молчал всю дорогу.
Я ли просил помолчать,
Или сам он был грустно настроен,
Только, друг другу чужие,
Разное видели мы:
Он видел извощичьи дрожки,
Где молодые и лысые франты
Обнимали раскрашенных женщин.
Также не были чужды ему
Девицы, смотревшие в окна
Сквозь желтые бархатцы…
Но всё посерело, померкло,
И зренье у спутника - также,
И, верно, другие желанья
Его одолели,
Когда он исчез за углом,
Нахлобучив картуз,
И оставил меня одного
(Чем я был несказанно доволен,
Ибо что же приятней на свете,
Чем утрата лучших друзей?)
Прохожих стало всё меньше.
Только тощие псы попадались навстречу,
Только пьяные бабы ругались вдали.
Над равниною мокрой торчали
Кочерыжки капусты, березки и вербы,
И пахло болотом.
И пока прояснялось сознанье,
Умолкали шаги, голоса,
Разговоры о тайнах различных религий,
И заботы о плате за строчку, -
Становилось ясней и ясней,
Что когда-то я был здесь и видел
Всё, что вижу во сне, - наяву.
Опустилась дорога,
И не стало видно строений.
На болоте, от кочки до кочки,
Над стоячей и ржавой водой
Перекинуты мостики были,
И тропинка вилась
Сквозь лилово-зеленые сумерки
В сон, и в дрёму, и в лень,
Где внизу и вверху,
И над кочкою чахлой,
И под красной полоской зари, -
Затаил ожидание воздух
И как будто на страже стоял,
Ожидая расцвета
Нежной дочери струй
Водяных и воздушных.
И недаром всё было спокойно
И торжественной встречей полно?:
Ведь никто не слыхал никогда
От родителей смертных,
От наставников школьных,
Да и в книгах никто не читал,
Что вблизи от столицы,
На болоте глухом и пустом,
В час фабричных гудков и журфиксов,
В час забвенья о зле и добре,
В час разгула родственных чувств
И развратно длинных бесед
О дурном состояньи желудка
И о новом совете министров,
В час презренья к лучшим из нас,
Кто, падений своих не скрывая,
Без стыда продает свое тело
И на пыльно-трескучих троттуарах
С наглой скромностью смотрит в глаза, -
Что в такой оскорбительный час
Всем доступны виденья.
Что такой же бродяга, как я,
Или, может быть, ты, кто читаешь
Эти строки, с любовью иль злобой, -
Может видеть лилово-зеленый
Безмятежный и чистый цветок,
Что зовется Ночною Фиалкой.
Так я знал про себя,
Проходя по болоту,
И увидел сквозь сетку дождя
Небольшую избушку.
Сам не зная, куда я забрел,
Приоткрыл я тяжелую дверь
И смущенно встал на пороге.
В длинной, низкой избе по стенам
Неуклюжие лавки стояли.
На одной - перед длинным столом -
Молчаливо сидела за пряжей,
Опустив над работой пробор,
Некрасивая девушка
С неприметным лицом.
Я не знаю, была ли она
Молода иль стара,
И какого цвета волосы были,
И какие черты и глаза.
Знаю только, что тихую пряжу пряла,
И потом, отрываясь от пряжи,
Долго, долго сидела, не глядя,
Без забот и без дум.
И еще я, наверное, знаю,
Что когда-то уж видел ее,
И была она, может быть, краше
И, пожалуй, стройней и моложе,
И, быть может, грустили когда-то,
Припадая к подножьям ее,
Короли в сединах голубых.
И запомнилось мне,
Что в избе этой низкой
Веял сладкий дурман,
Оттого, что болотная дрёма
За плечами моими текла,
Оттого, что пронизан был воздух
Зацветаньем Фиалки Ночной,
Оттого, что на праздник вечерний
Я не в брачной одежде пришел.
Был я нищий бродяга,
Посетитель ночных ресторанов,
А в избе собрались короли;
Но запомнилось ясно,
Что когда-то я был в их кругу
И устами касался их чаши
Где-то в скалах, на фьордах,
Где уж нет ни морей, ни земли,
Только в сумерках снежных
Чуть блестят золотые венцы
Скандинавских владык.
Было тяжко опять приступить
К исполненью сурового долга,
К поклоненью забытым венцам,
Но они дожидались,
И, грустя, засмеялась душа
Запоздалому их ожиданью.
Обходил я избу,
Руки жал я товарищам прежним,
Но они не узнали меня.
Наконец, за огромною бочкой
(Верно, с пивом), на узкой скамье
Я заметил сидящих
Старика и старуху.
И глаза различили венцы,
Потускневшие в воздухе ржавом,
На зеленых и древних кудрях.
Здесь сидели веками они,
Дожидаясь привычных поклонов,
Чуть кивая пришельцам в ответ.
Обойдя всех сидевших на лавках,
Я отвесил поклон королям;
И по старым, глубоким морщинам
Пробежала усталая тень;
И привычно торжественным жестом
Короли мне велели остаться.
И тогда, обернувшись,
Я увидел последнюю лавку
В самом темном углу.
Там, на лавке неровной и шаткой,
Неподвижно сидел человек,
Опершись на колени локтями,
Подпирая руками лицо.
Было видно, что он, не старея,
Не меняясь, и думая думу одну,
Прогрустил здесь века,
Так что члены одеревенели,
И теперь, обреченный, сидит
За одною и тою же думой
И за тою же кружкой пивной,
Что стоит рядом с ним на скамейке.
И когда я к нему подошел,
Он не поднял лица, не ответил
На поклон, и не двинул рукой.
Только понял я, тихо вглядевшись
В глубину его тусклых очей,
Что и мне, как ему, суждено
Здесь сидеть - у недо?питой кружки,
В самом темном углу.
Суждена мне такая же дума,
Так же руки мне надо сложить,
Так же тусклые очи направить
В дальний угол избы,
Где сидит под мерцающим светом,
За дремотой четы королевской,
За уснувшей дружиной,
За бесцельною пряжей -
Королевна забытой страны,
Что зовется Ночною Фиалкой.
Так сижу я в избе.
Рядом - кружка пивная
И печальный владелец ее.
Понемногу лицо его никнет,
Скоро тихо коснется колен,
Да и руки, не в силах согнуться,
Только брякнут костями,
Упадут и повиснут.
Этот нищий, как я, - в старину
Был, как я, благородного рода,
Стройным юношей, храбрым героем,
Обольстителем северных дев
И певцом скандинавских сказаний.
Вот обрывки одежды его:
Разноцветные полосы тканей,
Шитых золотом красным
И поблекших.
Дальше вижу дружину
На огромных скамьях:
Кто владеет в забвеньи
Рукоятью меча;
Кто, к щиту прислонясь,
Увязил долговязую шпору
Под скамьей;
Кто свой шлем уронил, - и у шлема,
На истлевшем полу,
Пробивается бледная травка,
Обреченная жить без весны
И дышать стариной бездыханной.
Дальше - чинно, у бочки пивной,
Восседают старик и старуха,
И на них догорают венцы,
Озаренные узкой полоской
Отдаленной зари.
И струятся зеленые кудри,
Обрамляя морщин глубину,
И глаза под навесом бровей
Огоньками болотными дремлют.
Дальше, дальше - беззвучно прядет,
И прядет, и прядет королевна,
Опустив над работой пробор.
Сладким сном одурманила нас,
Опоила нас зельем болотным,
Окружила нас сказкой ночной,
А сама всё цветет и цветет,
И болотами дышит Фиалка,
И беззвучная кружится прялка,
И прядет, и прядет, и прядет.
Цепенею, и сплю, и грущу,
И таю мою долгую думу,
И смотрю на полоску зари.
И проходят, быть может, мгновенья,
А быть может, - столетья.
Слышу, слышу сквозь сон
За стенами раскаты,
Отдаленные всплески,
Будто дальний прибой,
Будто голос из родины новой,
Будто чайки кричат,
Или стонут глухие сирены,
Или гонит играющий ветер
Корабли из веселой страны.
И нечаянно Радость приходит,
И далекая пена бушует,
Зацветают далёко огни.
Вот сосед мой склонился на кружку,
Тихо брякнули руки,
И приникла к скамье голова.
Вот рассыпался меч, дребезжа.
Щит упал. Из-под шлема
Побежала веселая мышка.
А старик и старуха на лавке
Прислонились тихонько друг к другу,
И над старыми их головами
Больше нет королевских венцов.
И сижу на болоте.
Над болотом цветет,
Не старея, не зная измены,
Мой лиловый цветок,
Что зову я - Ночною Фиалкой.
За болотом остался мой город,
Тот же вечер и та же заря.
И, наверное, друг мой, шатаясь,
Не однажды домой приходил
И ругался, меня проклиная,
И мертвецким сном засыпал.
Но столетья прошли,
И продумал я думу столетий.
Я у самого края земли,
Одинокий и мудрый, как дети.
Так же тих догорающий свод,
Тот же мир меня тягостный встретил.
Но Ночная Фиалка цветет,
И лиловый цветок ее светел.
И в зеленой ласкающей мгле
Слышу волн круговое движенье,
И больших кораблей приближенье,
Будто вести о новой земле.
Так заветная прялка прядет
Сон живой и мгновенный,
Что нечаянно Радость придет
И пребудет она совершенной.
И Ночная Фиалка цветет.

Гуляя по книжному магазину среди полок с серией «ЖЗЛ», рука сама потянулась к биографии Блока. Накануне я в очередной раз перечитала поэму «Двенадцать» — наверное, самое неоднозначное произведение русской литературы — и в голове постоянно крутились строки из последней строфы.

Книга о Блоке только подвела к пониманию жизнетворчества символиста, поднимая все больше и больше вопросов. Поэтому на протяжении двух или трех недель пространство вокруг меня озарялось музыкой, превознесенной поэтом.

Во время чтения записей, писем и публицистики Блока, аналогия с мироощущением самого яркого осетинского символиста Алихана Токаева возникает неосознанно.

Мысль о сходстве двух поэтов не нова, учитывая то, какое влияние оказали на поэзию горца русские символисты XX века. Вечный поиск красоты у Токаева и незатихающая музыка Блока созвучны друг другу.

Через музыку и красоту хаос становится мелодией, соединяющей в гармонии темное и светлое.

Безумно увлекательно погружение в стихотворения гениев. Сочинительство смыслов практически никогда не приносит единственного ответа, и праздному любопытству не свойственно «отнимать аромат у цветка». Но многогранные символы, засеянные поэтом, прорастают в душе и фантазии читателя, воскрешая в памяти череду воспоминаний и ассоциаций.

Два стихотворения, «Ночная фиалка» Александра Блока и «Фиалка» Алихана Токаева, многообразные и бесконечно глубокие, написаны с разницей в десять лет двумя гениальными поэтами, которые на момент их создания были примерно одного возраста.

Фиалка как символ несет неоднозначный смысл, являясь в одно и то же время знаком печали и смерти, радости и пробуждения природы. Цветок из древнегреческой мифологии, вдохновлявший немецких и французских поэтов, предстает в разнообразных образах, символизируя то тихую любовь, то смерть от любви.

Что символизировала фиалка Блока и Токаева?

Герой Блока увидел Ночную Фиалку, растущую посреди болота, во сне.

«Над болотом цветет,
Не старея, не зная измены,
Мой лиловый цветок,
Что зову я - Ночною Фиалкой»

Он описывал дремлющих королей и дружину, нищего за кружкой пива, напоминающего ему самого себя, и спящую королевну за «бесцельной пряжей». Королевна - родина, потерявшая свой прежний облик и заточенная в замке. Она прозреет только, когда ей откроется лиловый цветок.

Или цветок лишь виденье, призрачная надежда чудака, которая никогда не воплотится наяву?

После пробуждения ничего не изменилось, но герой Блока вернулся, познав тайну Ночной Фиалки — с необходимым знанием, способным осветить дорогу и придать веру.

«Тот же мир меня тягостный встретил.
Но Ночная Фиалка цветет,
И лиловый цветок ее светел»

Заблудившемуся всаднику в статье «Безвременье», написанной спустя год после «Ночной Фиалки», так же освещает путь лиловый свет цветка.

«Оторвав от звезды долгий взор свой, всадник видит молочный туман с фиолетовым цветом. Точно гигантский небывалый цветок - Ночная фиалка - смотрит в очи ему гигантским круглым взором невесты. И красота в этом взоре, и отчаянье, и счастье будет вечно кружить и кружить по болотам от кочки до кочки, в фиолетовом тумане, под большой зеленой звездой».

Символом надежды предстает фиалка и в стихотворении Токаева. Безвинному герою, заключенному в тюрьме, незнакомец протягивает букет фиалок, которые разгоняют его печаль. И все это происходит весной, которую узнику пришлось провести в заточении.

«Фиалкæты бастæй
Рудзынгыл æрцахстон…
Зæрдæ феуæгъд мастæй —
Дидинджытæ уарзтон»

Дзерасса Хетагурова в работе о творчестве Токаева и эстетике русского символизма описывала развитие лирического «я» Алихана на примере древнего обряда инициации.

Коллаж Михаила ХасиеваАлихан Токаты

«Герой умирает, но его возрождение происходит уже в других стихотворениях в образе человека, владеющего некими таинственными знаниями и возможностями», — пишет она.

Фиалка - таинственное знание, которое Токаев находит в заточении, а Блок видит во сне.

«Есть такая символика: говорят, что когда человек подходит к порогу очень важного события своей внутренней жизни, то он переживает одновременно нечто ангелическое и нечто смертное; он должен как-то внутренне при жизни познакомиться со своей смертью, пережив нечто и смертное, и светлое», — писал Андрей Белый о Блоке, но эта мысль в полной мере описывает и Алихана.

Не претендуя на научность, история с фиалкой кажется созвучной мировоззрению символистов, стремившихся к сверхсознанию.

Отчужденные и трагичные, Блок и Токаев самые важные мысли переживали в одиночестве. Несмотря на близость А.А. с женой и матерью, на дружбу и продолжительные переписки с коллегами, он так и остался не понят, а произведения его до сих пор не разгаданы.

К изучению судьбы и творчества Алихана мы и вовсе только подступили.

Первая мысль о сходстве двух символистов мгновенно потянула за собой череду удивительных совпадений и знаков, на которые я то и дело наталкиваюсь. Конечно, фантазировать о творчестве поэтов можно бесконечно, обнаруживая новые параллели и смыслы. И многое еще предстоит увидеть в поэзии и биографии горца-символиста, но очевидно то, что Токаев и Блок шли в одном направлении — по дороге, где «ночная фиалка цветет».

Образ Ингрии в поэме Александра Блока «Ночная фиалка» - Приют убогого чухонца

Comments:

Здорово, про скандинавскую тему очень точно. Но.. По первому (несостоявшемуся) образованию я ботаник, и поэму обожаю - так что несколько замечаний:

Ночная Фиалка - это не фиалка, это народное название северной орхидеи, любки двулистной.Она ночью раскрывается и потрясающе пахнет, ее опыляют ночные насекомые. Но судя по цвету - "Тот ЛИЛОВО-ЗЕЛЕНЫЙ ЦВЕТОК,/ что зову я Ночною Фиалкой..." - все-таки это другая орхидея, ятрышник. Они растут вместе и вполне ингерманландские, вот тут посмотреть
http://community.livejournal.com/ru_flowers/68222.html
Иван-да-Марья - это третий цветок, совсем не фиалка:
http://www.photosight.ru/photo.php?photoid=2305388
Кстати, шведы видят в нем образ каролина - одно из его народных названий там "Шведские солдаты" "Svenska soldater"
А фиалка и иван-да-марья - дневные цветы.

Каролин, из всех наших северных орхидей пахнет по ночам (да и днем тоже, если сильно нюхнуть) только любка, но она белая. У меня и ятрышник и любка удачно прижились на даче и поэтому я нюхаю их и днем и ночью.

На подболоченном чернолесье он в диком виде произрастает в особо крупных размерах. Ночью нормальный человек в такое место не полезет, но днем ятрышник не издает абсолютно никаких запахов.

Был. Я же не буду каждый раз носиться в лес, чтобы посмотреть на ятрышник. А так он растет у меня под вишней и радует.
И еще есть понятие садовой коллекции, хотя тут, конечно, нельзя объять необъятное:)

Вы верно заметили, что фиалка - слишком неопределенное название, которое по ошибке нередко достается совершенно разным цветам (анютины глазки в диком и садовом вариантах, любка двулистная, ятрышник, незабудка, иван-да-марья и др.). Акцент на лиловом цвете определенно указывает на ятрышник. Однако у Блока четко выражены и другие ассоциации. В частности, достаточно устойчивый мотив Белой Девы. Поэтому более правдоподобной мне представляется версия о любке двулистной.
Конечно, в этом случае рассыпаются параллели с нынешним желто-сине-красным ингерманландским флагом. Зато возникают с бело-синим флагом шведской Ингрии 17 века.

спасибо за поправки. мне об этом уже говорили. но Блок - не ботаник, и ошибки тут вполне в рамках. вон, у Розенбаума так вообще глухари ждут своих тетёрок ...

Пожалуй, тем более это сон, где всякое слово больше символ, чем название.
Вот только цветовая гамма смущает, явно из сумеречного, болотного сна - лилово-зеленый цветок, а не сине-желто-красный.
Желтого там, в этих сумерках, вообще быть не может, он диссонирует.
А впрочем... Если желтый растворить в красном, то и будет лиловый; если в синем - то зеленый...
То есть лилово-зеленый - это есть производная ингерманландского триколора, так, matholimp? А то у меня трояк по этой дисциплине был, устойчивый)

Производную от триколора я способен брать только после очень большого перепоя. Для рабочего дня (8 пар + окно) - тяжеловато. Но (в принципе) направление мысли - правильное.

ага... и сразу на Блока все свалили:)))
А Розенбаум - це воще...

Здорово получилось - теперь вся общественность будет вести ботанические споры, искать ассоциации и пр.
Кстати, вы тем самым задали тему. Можжевельник - растение хвойное. Но ведь должен у Ингрии быть символ почитания - цветок (я имею в виду цветковое растение). Надо бы изучить этот вопрос исторически, какое растение могло быть тотемным, обрядовым, какое как элемент духовной культуры ижоры (например у Египтян - тросник, у французов позднее на гербах - лилия) и т.п.

Я - только рыцарь и поэт А.Блок Второй текст напрямую связанным с проблематикой цикла "Куликова поля" - поэма "Ночная фиалка". Об этом сне - поэма. Поэма о том, как он с другом, лучшим другом вышел из города, но друг по дороге пропал... (Чем я был несказа"нно доволен, Ибо что же приятней на свете, Чем утрата лучших друзей?) ...а сам он пришел к заброшенной избушке, в которой захваченные дурманом лиловой фиалки, дремлют - очевидно, не одно уже столетие - дремлют рыцари. ... Молчаливо сидела за пряжей, Некрасивая девушка Я не знаю, была ли она Молода иль стара, И еще я, наверное, знаю, Что когда-то уж видел ее, И была она, может быть, краше И, пожалуй, стройней и моложе... Был я нищий бродяга, Посетитель ночных ресторанов, А в избе собрались короли; Но запомнилось ясно, Что когда-то я был в их кругу И устами касался их чаши... Короли мне велели остаться. И тогда, обернувшись, Я увидел последнюю лавку В самом темном углу... Там, на лавке неровной и шаткой, Неподвижно сидел человек, Опершись на колени локтями, Подпирая руками лицо. Было видно, что он, не старея, Не меняясь, и думая думу одну, И когда я к нему подошел, Он не поднял лица, не ответил На поклон, и не двинул рукой. Только понял я, тихо вглядевшись В глубину его тусклых очей, Что и мне, как ему, суждено Здесь сидеть -- у недопитой кружки ... Сон этот - один из "снов на всю жизнь". Подобные снятся, наверное, всем, и все помнят их мистическое обаяние. Впечатление же, произведенное на мистика Блока, было сокрушающим. Чтобы понять - почему, придется вернуться в прошлое, в его прошлую жизнь - в его прошлую книгу. И к еще одному тексту. "Рыцарь-монах". Это эссе посвящено Владимиру Соловьеву - профессору, философу, критику, поэту, но даже это неважно, хотя стихи В.Соловьева были дороги А. Блоку. По-настоящему важным было только одно: Владимир Соловьев трижды встречался с Ней. "Я, Владимир Соловьёв, уроженец Москвы, призывал Тебя и видел тебя трижды: в Москве в 1862 году, за воскресной обедней, будучи девятилетним мальчиком; в Лондоне, в Британском музее, осенью 1875 го д а, будучи магистром философии и доцентом Московского университета; в пустыне близ Каира, в начале 1876 года..." И заголовком Блок выделил то, что с его точки зрения было определяющим в этом философе, критике, поэте - служение . Любая религия держится на реальных свидетелях чуда. Как всё христианство, в конечном счете - на свидетельстве Фомы, самолично вкладывавшим "персты в раны". Владимир Соловьев стал таким же живым свидетелем чуда. Официальное, дремучее, застывшее в средневековьях, ортодоксальное православие к началу XX века ответов на вопросы интеллигенции начала XX века не давало, и интеллигенция начало искать ответы свои. Свои - Лев Толстой. Свои - Гиппиус-Мережковский-Философов. Свои - Елена Блаватская. Свои - Даниил Андреев... (Да, он осколок - Серебряного века). Свои - Блок и Аргонавты... Они поверили в Ту, которая являлась Владимиру Соловьеву. Они были очень созвучны - эти мальчишки, ректорские сыновья, Саша Блок, Боря Бугаев*, Сережа Соловьёв - читали одни и те же книги, одни и те же журналы, одни и те же стихи, писали стихи сами и даже их родители были хорошо знакомы. Они были из одной стаи, они были - одной крови... и было им по 18-20 лет. Интересно, кого из них первого ударило, что у адресата стихов Блока имя - Любовь? И произошло отождествление девочки... ректорской дочки... с Той, Являвшейся... Они были убеждены, что Любочка Менделеева - Ее живое воплощение... И приняли служение Ей... И влюбились в неё. Любочка... В своих воспоминаниях о первой встрече с "Сашурой" она обмолвилась, что он ей совсем не понравился, но ее задело, что этот мальчик стал ухаживать за её сестрой, вот она и "приняла меры"... (как странно, вот так же другой мальчик, - Володя Маяковский, совсем не понравится другой девочке - Лиличке, но он станет ухаживать за ее сестрой - Эльзой, и Лиличка "примет меры"). Любочка... Земная, насквозь земная, всю мистику, очевидно считавшая полным вздором, хотевшая только одного - трахаться, трахаться, трахаться. Любочка, все годы, все время, всю жизнь с Блоков в своем дневнике перечеркнувшая двумя словами: "потерянные годы"... Любочка... Чемпионка мира по посвященным ей стихам - в книге рекордов Гиннеса запись есть. А Блок... целое лето встречаться со своей личной богиней... которая - Богиня всех. Истинная... Мистическое лето... ** А мальчики читали стихи, комментировали их, интерпретировали их... И ждали чуда. Особенно от свадьбы. Влюбленный Блок уже не мог без девочки: он признался в любви и попросил руки. Но юный рыцарь надеялся продолжить служение: "Любочка всё поймет". Влюбленный Белый уже не мог молчать, на свадьбе он признался Любочке в любви. Но он тоже надеялся продолжить служение. А Любочка... А Любочка термин "служение" воспринимала как "услужение", брак без секса - обманом. И она приняла меры. Помню, как лет 20-30 назад я улыбался над глупыми мальчишками... Над их наивными ожиданиями, Но это я был глупым, а они... Ведь эти мальчишки... Один из величайших поэтов серебряного века, и один из его главных идеологов... А потом я прочитал у Даниила Андреева главу в его "Розе Мира": "Падение вестника"... Д. Андреев считал Блока - вестником... Вестник? Только ли? И вот теперь думаю... Что если... Что если бы... Если бы на месте барышни, которой Блок дал титул - Та, оказалась не Любочка, и если бы та, другая.... " всё поня ла " .... Может тогда бы, именно тогда бы, именно потому бы Россия не рухнула в своё страшное столетие... Может тогда бы, там, наверху что-то удержалось, и не нагрянуло бы, не прорвалось бы к нам, на нас столетие предательств, столетие безверия, столетие бездуховности. И... столетие женщин, которым бы трахаться, трахаться, трахаться... После тургеневских девушек-то. Андрей Белый в своих воспоминаниях писал: он принимал, как должное, что его роман с Любочкой шел синхронно с революцией 5-го года: у них свидание, в стране - теракт, у них разрыв, в стране - восстание... (Да, Любочка приняла признание в любви на свадьбе очень конкретно и не придумала ничего лучшего, как столкнуть друзей... "лучших друзей". Как странно: вот так же другая женщина Анна Ахматова будет бегать на свидание к Модильяни во время свадебного путешествия в Париж, во время медового месяца с другим поэтом - Гумилевым.) Но это всё важно не для целей статьи о "Поле Куликовом". А здесь важно то, что для Блока такой брак стал предательством. И осознанным предательством стал весь второй том его лирики, все эти "снежные маски", "незнакомки", "нечаянные радости" - все стихи с 1902 по 1907 годы. А потом приснился сон. В котором ему напомнили о служении. Перечитаем: ("Интеллигенция и Россия") "Я хотел бы поставить вопрос резче и беспощаднее; это самый больной, самый лихорадочный для многих из нас вопрос. Боюсь даже, вопрос ли это? Не свершается ли уже, пока мы говорим здесь, какое-то страшное и безмолвное дело? Не обречен ли уже кто-либо из нас бесповоротно на гибель?" и: "Монастырь наш - Россия! Облеките же себя умственно рясой чернеца и, всего себя умертвивши для себя, но не для нее, ступайте подвизаться в ней. Она теперь зовет сынов своих еще крепче, нежели когда-либо прежде ..." И второй том закрыт. P.S. Девочки, будьте бережнее с поэтами... и осторожнее. Особенно с их первой любовью... даже если он считает, что она - не первая. ***** ***** * надо было издавать книгу, а для отца-ректора видеть свою фамилию над декадентскими стишками было бы невместно, стали искать псевдоним. - Буревой! - придумал мальчик-поэт. - Ну, что ты, - улыбнулась Зинаида Гиппиус. - Будут смеяться: "Бори вой" Нашли нейтральное - Андрей Белый. ** еще одно белое пятно... да какое пятно - целая Антарктида. Прошло более ста лет , а до сих пор нет путеводителя по 1-ому тому Блока. Никто не возьмет на себя смелость, построфно рассказать, о чем здесь... Показать, КАК это читать. Взяв за пример хотя бы с разбор Бродского " Новогоднее " Цветаевой. 4