М. Ш. Магомед-Эминов
ФЕНОМЕН ЭКСТРЕМАЛЬНОСТИ
Для того чтобы очертить границы психологической концептуализации феномена экстремальности, которая является основной задачей нашей работы, прежде всего отметим, что термин «экстремальность», восходящий по своей этимологии к латинскому слову extremum-‘край’, ‘конец’, заимствован психологами из медико-биологических дисциплин и естественнонаучной парадигмы. Предыстория идентификации экстремальности носит медицинский характер и начинается с Дж. Эрикшейна (1867), предложившего спинальную трактовку невроза несчастного случая - так называемый «железнодорожный мозг», и психогенной трактовки травматического невроза Г. Оппен-гейма (1889). Далее следует длинная цепочка терминов: «невроз испуга», «снарядный шок», «военный невроз», «травматическая истерия», «рентный невроз», «невроз домогательства», «синдром истощения», «большая стрессовая реакция», «посттравматиче-ское стрессовое расстройство», оформивших негативную точку зрения на трактовку психологических последствий катастроф, бедствий, несчастных случаев, т. е. экстремальных событий.
Введение новой нозологической формы PTSD -ПТСР, заменившей, по сути, клиническую форму травматического невроза, привело к отождествлению экстремальной ситуации с травматической ситуацией. Вот почему слово «экстремальность» с первого взгляда рождает ассоциации с катастрофой, войной, терроризмом, насилием, бедствием, цунами, наводнением, пожаром, землетрясением и другими трагическими образами человеческого существования. Экстремальными называют также особые, измененные условия, факторы, предъявляющие повышенные, предельные требования к деятельности человека, и травматические ситуации, стрессоры, ухудшающие работоспособность человека, подрывающие здоровье, вызывающие посттравматические реакции и расстройства.
Негативная экстремальность и позитивная экстремальность
Сформулируем положение, которое проясняет наше теоретическое намерение и создает новый поворот в понимании экстремальности. В действительности феномен экстремальности подобен двуликому Янусу, который одним своим ликом смотрит на страдание, негативное, небытие, а другим - на стойкость, испытание, мужество, рост, бытие в мире. Учитывая это, мы отстаиваем следующее положение: кроме негативно-страдальческого лика, который вызывает основной интерес у психологов, экстремальность имеет другую, оборотную сторону - порождает стойкость, мужество, героизм, сострадание, помощь, иллюминацию, рост, развитие, трансгрессию и др. Для реализации данной идеи мы должны рассмотреть психические феномены в экстремальной ситуации масштабно, соразмерно человеку, к чему призывали Б. Г. Ананьев , Л. С. Выготский , С. Л. Рубинштейн , А.Н. Леонтьев .
Экстремальность как предельный, краевой, конечный феномен раздваивается на негативную и позитивную, которые окаймляют, создают два горизонта перехода повседневного (ординарного, нормального, типичного) способа существования человека
© М.Ш.Магомед-Эминов, 2010
в мире. Таким образом, мы можем рассмотреть многообразие проявлений экстремальности с точки зрения триады «негативность - нейтральность - позитивность». Теперь уже три лика мы раскрываем с точки зрения смысловой концепции экстремальности, в частности смысловой концепции травмы и утраты . Забегая вперед, отметим, что смысловая концепция экстремальности разрабатывается в онтологически-темпораль-ном горизонте бытия личности в мире и времени. Экстремальность не в последнюю очередь основывается на феномене темпоральности, который мы отличаем от измеряемого хронометрического времени.
Следует подчеркнуть, что экстремальная ситуация - это не только и не столько физикалистская, экстенсивная, стимульная конфигурация, вызывающая негативный паттерн реакций, сколько онтологическая в своих основаниях ситуация бытия личности в мире и времени в переходах повседневного (ординарного, обычного, нормативного и т. д.) и неповседневного (трансординарного, экстремального, аномального в смысле субнормального, супернормального и т.д.) модусов бытия личности .
Основываясь на этой идее, можно утверждать, что феномен страдания (расстройства, конфликта) и феномен адаптации, к которым мы добавляем еще феномен стойкости (к испытаниям), феномен роста в экстремальности (в том числе и посттравма-тический рост), феномен трансгрессии и составляют поле проблематизации феномена экстремальности.
Три подхода к определению экстремальной ситуации
Для продолжения анализа вновь обратимся к терминологии, используемой в психологической литературе в связи с феноменом экстремальности. Для обозначения экстремальности в ряду факторов воздействия на организм или индивида используется очень пестрый набор терминов-«стрессор» , «факторы, предъявляющие индивиду требования, превышающие личностные ресурсы» , «экстремальность» , «травматический стрессор» , «экстремальный стресс» , «массивный стресс» , «бедствие» , «травматическое событие» , «травматический стресс» . Кроме того, такие ситуации называют «травматическими ситуациями» , «критическими ситуациями» , «катастрофическими ситуациями» , «трудными жизненными ситуациями» , «жизненными событиями» , «жизненными ситуациями» , «напряженными ситуациями» , «необычными условиями» , «экстремальными» условиями или факторами .
Наконец, вместо термина «экстремальная ситуация» применяется также термин «чрезвычайная ситуация», использующийся в Федеральном Законе РФ .
З. И. Кекелидзе дает следующее определение чрезвычайной ситуации: «К чрезвычайным ситуациям относят события, которые выходят за рамки обычного житейского опыта индивида или коллективного опыта окружающей его микросоциальной среды и с психологической точки зрения могут вызвать стресс у каждого, вне зависимости от его прежнего опыта или социального положения» .
С общепсихологической точки зрения мы можем выделить три подхода к определению экстремальной ситуации:
1) эмпирически-психологический (или эмпирический) подход - в нем акцент делается на человеческий фактор в изолированных дискретных происшествиях (даже если они повторяются), случаях и инцидентах; рассматриваются особенности поведения и реакции био-социального индивида;
2) формально психологический (или психологический) подход, в котором подчеркиваются функции, процессы, состояния, свойства, реакции, характеризующие адаптивную активность, психическую деятельность субъекта;
3) метапсихологический (или онтологический) подход, в котором предлагается он-тологически-темпоральная трактовка экстремальной ситуации и, следовательно, феноменов кризиса, травмы, утраты, стресс-синдромов. Экстремальность в этом последнем варианте соотносительна в своей фундаментальности не функциональности, аффектив-ности, напряжению (или напряженности), когнициям, поведению, а бытию личности. При данном подходе делается акцент на событии бытия личности в жизненном мире в рамках психологии бытия человека. Вводятся понятия модусов бытия личности - повседневный (ординарный), неповседневный (экстремальный), личностный смысл экстремальной ситуации, смысл бытия, смысл жизни ^-смыслы) и смысл небытия, смысл смерти ф-смысл), темпоральность опыта, темпоральное связывание, темпоральное различение, темпоральная диссоциация, транзитный феномен .
Формально-логический подход к феномену экстремальности может быть реализован, на наш взгляд, в шести моделях.
1. Стимульный подход: экстремальность определяется преимущественно в терминах факторов воздействия на организм или индивида. Это чисто ситуационное определение отождествляет экстремальность с экстремальными условиями, факторами.
2. Реактивный подход: экстремальность определяется в терминах реакций индивида на воздействующие факторы. С этим подходом связаны такие понятия, как «экстремальное состояние», «экстремальная реакция», «экстремальный стресс», «травматический стресс» и т. п.
3. Персоналистский подход: экстремальность определяется в терминах личностных переменных «субъективного» восприятия, переживания, интерпретации события. Этот подход можно объединить со вторым, однако в чистом виде он определяется активностью, идущей от субъекта к объекту, и не является реактивным.
4. Интерактивный подход: экстремальность определяется как функция переменных окружения и индивида.
5. Транзактный подход: экстремальность определяется как функция взаимодействия переменных окружения и индивида.
В последних двух версиях и ситуация, и реакция получают свое определение с учетом вклада двух переменных. Среди них особое значение имеют механизмы совлада-ния (копинг - когнитивный термин ), которые мы понимаем персоналистски как особую, инструментальную форму работы личности по овладению экстремальным опытом с использованием определенных психотехнических инструментов. В разрабатываемом нами подходе к работе овладения для полноты картины мы добавляем еще одно понятие - «работу существования личности», т. е. осуществление личностью определенного способа существования в мире (повседневном и неповседневном) и во времени.
6. Транзитный подход: экстремальность определяется в формальных терминах как функция взаимодействия личности (Р) и окружения ^) посредством деятельности (Д) в рамках смысла (С) -в том числе, транзитного смысла, определяющегося в перспективе темпорально-пространственного разнесения (ТТ), -и паттернов связывания (ПС) - паттернов работы:
Э = / (Р, S, Д, С, ТТ, ПС),
где Э - экстремальность (конкретизируется с точки зрения переменных: ситуации, фактора, реакции, состояния и др.), Р - личность, S - ситуация, Д - деятельность,
С - транзитный смысл, ТТ - топотемпоральная сфера, ПС - паттерны связывания (работа).
Экстремальность и стресс
Обсуждая проблему экстремальности, нельзя оставить без внимания тот факт, что после введения Г. Селье понятия стресса как общего адаптационного синдрома в психологической литературе экстремальность явно или неявно связывается со стрессом. Так, например, Л. А. Китаев-Смык трактует стресс как неспецифическое физиологическое и психологическое проявление адаптационной активности при сильных, экстремальных для организма воздействиях . В одной из недавних работ стресс определяется как состояние индивида в экстремальных условиях, проявляющееся на физиологическом, биохимическом, психологическом, поведенческом уровнях . Однако для того чтобы ввести стресс в поле психологии, необходимо учитывать явление неспецифичности, на которое указывает как Л. А. Китаев-Смык, так и Ф. Е. Василюк. Последний, кроме того, говорит о критическом состоянии в широком смысле - об экстремальности, заданной такими четырьмя клетками матрицы, как стресс, фрустрация, конфликт, кризис. В этой связи представляет интерес исследование кризисных ситуаций, проведенное Н. С. Хрусталевой .
Дифференциация концептуального поля экстремальности
Основываясь на проведенном выше анализе, осуществим следующий теоретический шаг - к категориальному полю экстремальности, в которое включаются стресс, фрустрация, конфликт, кризис, добавим еще одно неспецифическое поле экстремальности. Это категориальное поле оформляется, тематизируется проблематизацией существования личности в неповседневном - экстремальном - модусе бытия в мире . Экстремальность открывается теперь не как отдельная, изолированная, дискретная, пространственно-временная ситуация, а как континуальное, свершающееся историческое бытие личности в многообразном, многомерном, мультикультурном, разнородном совместном мире.
Превращение события, ситуации из повседневного фактора в неповседневную экстремальную ситуацию высвечивает фундаментальный феномен личностного смысла, без учета которого невозможно психологически адекватно определить феномен стресса, экстремальности, травмы и утраты . Трактовка экстремальности с точки зрения модусов бытия и транзитной становящейся темпоральности существования человека позволяет нам выделить в экстремальности как форме неповседневности два фундаментальных модуса - трагическую экстремальность (негативную) и трансгрессивную, эвдемоническую (позитивную) экстремальность. Эти два модуса, как два горизонта бытия, окаймляют модус повседневного бытия личности. В свою очередь, трагическую экстремальность, трансгрессивную экстремальность и повседневность необходимо рассматривать как целостную констелляцию бытия личности. Таким образом, трагические, драматические, экстремальные переживания и трансгрессивные переживания перехода предела составляют две стороны экстремальности, которая сама как модус бытия личности констеллирована с повседневным модусом бытия.
С общепсихологической точки зрения экстремальная ситуация - это ситуация неповседневного темпорального опыта существования человека, выходящего за пределы его повседневного темпорального опыта существования. При этом необходимо учесть,
что экстремальность определяется во взаимопереходе повседневного и неповседневного модусов существования. Речь идет о двойном переходе - переходе повседневного (обычного, нормального, типичного, нормативного, хабитуального) в неповседневное (необычное, оригинальное, новое, аномальное, трансферентное) и неповседневного в повседневное. Таким образом, экстремальность - транзитный феномен. Он конституируется в промежуточной области между двумя переходами, дифференцирующими мир на до-мир, мир и пост-мир. Все эти три модуса мира имеют соответственно темпоральные горизонты «пре - в - пост», которые конституируют временные перспективы прошлого, настоящего и будущего в каждом модусе мира.
Экстремальность создается транзитным кругом, в который имплицирован феномен возвращения, создающего феномен возвращения субъекта из дальнего мира, времени и феномен возвращения опыта, темпоральности в актуальное присутствие человека. Кроме феномена возвращения в транзитный круг имплицирован феномен разлуки, создающий горе, ностальгию, грусть, тоску по оставленному родному дому, по утраченному. Отметим еще третий феномен экстазиса - выхода опыта, времени, бытия за собственные пределы, рамки, схемы, горизонты. Экстремальность сталкивает привычный, шаблонный, стереотипный опыт - фиксированные смыслы - с новым, оригинальным, нетипичным, трансгрессивным опытом и смыслами.
Уточним еще раз, что мы рассматриваем экстремальность не с точки зрения напряжения, эмоций, когниции, поведенческих реакций, подрыва здоровья и работоспособности, а в горизонте личности, понимаемой с точки зрения бытия личности как сингулярного человека в бытии в мире и времени.
Следовательно, общепсихологическое может иметь два разных, но связанных значения: с одной стороны - метапсихологии как общего, обобщенного знания психологической науки, а с другой - метапсихологического как онтологической реальности, в которой «психическое» открывается как «психическое бытие» в существе конкретного, живого, единичного, сингулярного человека в событии «со-бытия» с Другими.
Характеристики экстремальной ситуации
Перечислим общепсихологические характеристики экстремальной ситуации как ситуации существования личности в бытии в мире и времени, отличающиеся от тех, которые даются в контексте профессиональной деятельности, профилактики здоровья, психологии чрезвычайных ситуаций .
1. Экстремальная ситуация - это новая, неповседневная, изменившаяся реальность, в которую человек переходит из предшествующей (повседневности) и из которой он направлен на дальнейший переход. Экстремальная ситуация - транзитный феномен бытия человека, важными моментами которого являются «разлука - инобытие - встреча», «уход - инобытие - возвращение».
2. В этой неповседневной реальности существование человека происходит в горизонте экзистенциальной дилеммы жизни-смерти, вдвинутости бытия в небытие; в этой ситуации смысловая структура личности носит биполярный характер L-D-смысловой структуры, трансформирующей смысловую картину жизненного мира личности, переживание фундаментальной неуязвимости и символического бессмертия. Последний виток перехода открывает феномен рекурсивности, повторения, возвращения. Феномен возвращения бытия, темпоральности, опыта, сингулярного человека мы раскрываем в трех модусах: 1) компульсивного повторения, повторения небытия; 2) повторения воспроизведения, рекурсивности бытия; 3) повторения различий - трансформация бытия, феномен трансгрессии.
3. В связи с двойственной возможностью конструкции/деконструкции, заключенной в этой ситуации как двоякой ситуации возможности, она, с одной стороны, несет в себе опасность, угрозу, деструкцию или требует порой ответной деструкции в адрес других (доставляя страдания, трагедии, ужас смерти и т.д.), а с другой - взывает к стойкости, мужеству, человечности, духовности, заботе, помощи, к высшим трансгрессивным переживаниям и духовным устремлениям. До самого последнего момента, охваченный отчаянием, печатью смерти, даже утратив смысл, человек надеется и наполнен стремлением к жизни и волей к длительности.
4. Экстремальная ситуация разрывает целостность жизненного опыта, темпоральную связанность картины жизненного мира человека, в результате чего возникает фрагментация жизненного мира на до-мир (преинцидентальный), в-мир (инциденталь-ный), пост-мир (постинцидентальный); опыт фрагментируется на опыт до инцидента, в инциденте, после инцидента.
5. Личность человека, самоидентичность в экстремальности трансформируется, организуется экстремальная констелляция бытия личности в экстремальном жизненном мире. В экстремальной ситуации может происходить фрагментация, дупликация самоидентичности личности.
6. В этой ситуации отмечается непредсказуемость событий, неопределенность исхода и развития последствий, сложность понимания и интерпретации происходящего с человеком.
7. Экстремальная ситуация ограничивает возможности существования, самореализации, реализации потребностей и т. д. С одной стороны, она ограничивает обычные способы существования, с другой - человек забрасывается в новые, необычные способы жизни, чаще всего резко контрастирующие с предшествующим образом жизни.
8. Экстремальная ситуация ограничивает возможности выбора целей, действия, контроля ситуации, действий и т. д. Она может вовлечь человека в переживание утраты контроля и переживание беспомощности, безысходности и др. С другой стороны, она открывает также возможности, которые недоступны для человека в повседневной реальности. Двойственность возможностей, открывающихся человеку, крайне остро ставит перед ним проблему ответственности и вины, героического и жертвенности.
9. В экстремальной ситуации происходит трансформация смысловой структуры личности; человек пытается найти удовлетворительный смысл своей ситуации как для понимания, объяснения, интерпретации опыта, так и для своего существования - смысл для продолжения (дления) своего единственного события бытия. Человек может переживать смысловые конфликты, смысловые кризисы, смыслоутрату, с одной стороны, и осуществлять смысловую трансгрессию, открывать новые горизонты воплощения бытийных смыслов, ухватывать смысловую перспективу развития и роста личности - с другой.
10. В данной ситуации, вопреки вторжению небытия, в центре своего присутствия в мире человек испытывает стремление к возможности существования, волю к длительности. Темпоральность трансформируется двояко: с одной стороны, темпоральность человека фрагментируется, диссоциируется, разрывается связь времен и требуется темпоральное связывание, а с другой стороны, в экстремальности человек охвачен волей к длительности, созданием связи времен, темпоральным связыванием временных разрывов, темпоральных диссоциаций.
11. Экстремальная ситуация предельно высвечивает существо феномена заботы о бытии личности - поиска заботы и ее оказания (поддержки, соучастия).
12. Отмечается трансформация темпоральной структуры личности и ее жизненного
мира. В экстремальной ситуации трансформируется темпоральная структура картины жизненного мира. Несмотря на свою интенсивную погруженность в актуальный опыт (и вторжения, и избегания), человек крайне обеспокоен развитием будущего и будущего жизненного мира - возможных миров.
13. В экстремальной ситуации возникает (является условием возникновения) триадическая структура «расстройство - адаптация - рост», или в несколько ином ракурсе - «страдание - стойкость - трансгрессия». Так как экстремальная ситуация охарактеризована нами с точки зрения онтологии личности, она не является исчерпывающей, и поэтому к ней надо добавить отмеченные выше индивидуальные характеристики (характеристики био-социального индивида). Тогда мы сможем объединить вместе физические (биологические), социальные, душевные, духовные, экзистенциальные модусы человека для описания экстремальности.
14. В экстремальной ситуации человеческое существование открывается в этико-эстетическом измерении: в этой сфере смыслы личности творятся не только в инстанции истины, но и открываются в сфере добра и зла, красоты и безобразия, ответственности и безответственности, долга, долженствования и т. д. «Почему-смысл», «ради чего-смысл» переходят в «смысл для» - для бытия в жизни и времени.
Смысловая концепция экстремальности, травмы, утраты
Экстремальность как возможность
Поскольку экстремальность определяется как краевой, предельный феномен, она открывается и как онтологическая и темпоральная ситуация предельной возможности. Мы исходим из того, что всякую ситуацию необходимо раскрыть не как самозамкнутую
наличность - она не начинается и не завершается в самой себе, а возникает из горизонта потенциальности прошлого и будущего, т. е. заключенной в ней возможности. В экстремальности заключается двоякая возможность: возможность невозможности, открывающей возможность возможности. Отметим, что данное Ф. Е. Василюком определение критической ситуации как ситуации невозможности мы специально обсуждаем в другой работе . Для находящегося в экстремальной ситуации человека возможна невозможность и возможна возможность. При этом обе формы возможности взаимно переходят в ситуации, в которой пребывает человек. В ней открывается смысл не только жизни, но и смерти.
Экстремальность, следовательно, не есть абсурд, недоразумение, бессмысленность - в экстремальности «заключены» предельные и запредельные, трансгрессивные смыслы бытия, которые открываются человеку. Но смысл не значение, которое человек сознает, а фактичность существования, которое он осуществляет. Смысл личности - это возможность бытия и возможное бытие, которое необходимо осуществить в данное время в данном месте данному человеку.
Экстремальность, подводящая человека к пределу повседневности и забрасывающая его на ту сторону предела - в неповседневность, не может адекватно определяться безличными конструктами, такими как стресс, травма, утрата, к тому же все они требуют субъективации, персонализации, гуманизации. Травма должна обрести субъекта травмы, чтобы можно было сказать, чья это травма. Для этого травму и другие перечисленные понятия необходимо субъективировать и «привязать» к субъекту. Далее - открыть этого субъекта как осуществляющего определенную работу личности, сущее в человеческом облике. Ухватить его как конкретного сингулярного человека, который в собственном существовании, трагическом, драматическом, относится к собственному конкретному существованию в мире. В этом смысле экстремальная ситуация - это краевой феномен, в котором человек проявляет собственное существо; в нем образуются глубинные и вершинные потенциалы, личность становится восприимчивой к аутентичности бытия. Более того, в этой ситуации человек наиболее полно проявляет свои способности быть или не быть.
Онтология экстремальной ситуации
Напомним, что в нашей концепции проблематизируется существование как неповседневное, так и повседневное. Неповседневность в ракурсе экстремальности тема-тизируется как ситуация вторжения небытия в бытие, само существование человека и значимых Других становится проблематичным. В повседневности мы имеем ситуацию, в которой существование осуществляется в горизонте жизни. Здесь смерть «взята в скобки» (смерть отклоняется, подавляется, удерживается на дистанции и в своей событийности, и в своих радикалах самости - эпохе смерти). Переходная сфера между повседневностью и неповседневностью формирует в горизонте повседневности необыденную сферу, в которой сочетаются жизнецентрированность (фундаментальная неуязвимость) и протенциальность смерти.
Каждый модус существования, в свою очередь, связан с определенным модусом экстремальности (соответственно: негативная неповседневность - с экстремальностью трансординарной, катастрофической; позитивная неповседневность - с эвдемони-ческой; повседневность - с ординарной или некатастрофической) и имеет три модуса проявлений - верхний, средний и нижний.
В отличие от катастрофической ситуации, характерной для неповседневности, в которой смерть эксплицитна, в верхней неповседневности смерть имплицитна и сочета-
ется с фундаментальным переживанием неуязвимости и символического бессмертия. В этой особой реальности человек готов к скольжению из необыденной повседневности в неповседневность. Эта готовность подкреплена всевозможными предосторожностями, в том числе использованием экстремального мастерства, экстремальных стилей существования, экстремальной креативности, предельных потенций. Однако в данной ситуации, несмотря на различные предосторожности и напряжения ресурсов, человек продолжает существовать в L-смысловой структуре жизненного мира в условиях эпохи D-смыслов. Если в средней повседневности представлено поле стресса как реактивности жизни - событийности событий повседневности, то в верхней повседневности выделяются две сферы.
Первая из них - необыденность предельная, краевая, которая включает существование в особых экологических и технических системах, т. е. на краю научно-технических достижений цивилизации (протоэкстремальность), или краевой необыденности. В этой зоне протоэкстремальности риск, высокая цена ошибки, необходимость постоянного тестирования реальности сочетаются с повышенными предосторожностями, повышенной бдительностью. В этой сфере человек соблюдает гипербдительность к имплицитности смерти, протенциальности смерти (но без ее фактичности). Он также использует специфические, уникальные ресурсы, мастерство и глубинную вовлеченность «Я» в ситуацию. К этой сфере мы отнесли необыденный дистресс, который можно даже назвать треострессом, чтобы отличать его от обыденного дистресса.
Сфера существования в необычных технических и экологических реальностях, с которой связываются необыденный дистресс - треостресс и экстремальность повседневная, окаймлена двумя горизонтами: 1) потусторонним горизонтом - катастрофической экстремальностью неповседневного существования в эксплицитном горизонте «жизни-смерти»; смерть здесь эксплицитна, фундаментальная неуязвимость сменяется фундаментальной уязвимостью; 2) горизонт обыденного дистресса, связанный с факторами перегрузки, дефицита ресурсов; небытие здесь имплицитно, переживается фундаментальная неуязвимость, смерть отклоняется, т. е. она непротенциальна, в отличие от необычных реальностей, и не сопровождается постоянной гипербдительностью.
В последней ситуации обыденного дистресса (обыденной экстремальности) нераз-решение ситуации ставит под угрозу существование определенного способа жизни (но не самого существования) тотально - угроза бытия в данном случае не эксплицитна и не протенциальна, а имплицитна. В этой сфере событие носит так называемый характер трудных жизненных ситуаций (сложные задачи повышенной значимости и т.д.). Наконец, средняя повседневность открывается нам в стрессе, который доставляет либо удовольствие (эустресс), либо «напряжение» (понимаемое в различных содержательных критериях), которое еще не создает ни необыденную реальность (дистресс и трео-стресс), ни неповседневность (квадростресс).
Триада «страдание - стойкость - рост»
Экстремальность, которую мы трактуем с точки зрения «негативности - нейтральности - позитивности», конкретизируется на основе триады «страдание - стойкость - рост», или «расстройство - стойкость - трансформация». В терминах адаптации и развития данная триада приобретает следующие формы: «дезадаптация - адаптация - развитие».
Феномен травматического (шире - экстремального) роста (в том числе, посттрав-матического роста), а также травматической адаптации, стойкости не является сугубо
восстановительной работой, а предстает как трансцендентная, трансгрессивная работа. Таким образом, за пределами обычного существования простирается неповседневная реальность, в которой обнаруживается неповседневная триада: 1) «расстройство - восстановление»; 2) «воздействие - стойкость», мужество, в том числе стойкость к испытаниям судьбы; 3) «трансгрессия - рост», развитие, просветление и др. Придерживаясь этой линии рассуждения, подчеркнем, что жертва - мученик, герой - мужественно выдержавший испытание, мудрец - тот, кто достиг просветления, иллюминации, столкнувшись с трагическим, образуют три ипостаси человека в экстремальности.
Литература
1. Baider L., Sarell M. Coping with cancer among Holocaust survivors in Israil. An exploratory study // Journal of Human Stress. 1984. Vol. 10(3). P. 121-127.
2. Davidson S. Human reciprocity among the Jewish prisoners in the Nazi concentration camps. Jerusalem, 1980. Р. 555-572.
3. Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders. 3th ed. (DSM-III). American Psychiatric Association. Washington, 1980. Р. 404
4. Figley C. R. Traumatic Stress. The Role of The Family and Social Support System // Trauma and Its Wake / Ed. by C. R. Figley, Ph. D. New York, 1986. Vol. 2. Р. 39-54.
5. Krystal H. Massive psychic trauma. New York, 1968. Р. 369.
6. Lasarus R., Folkman S. Stress, appraisal and coping. New York, 1984. Р. 456.
7. McCaughey B. G. U. S. Coast Guard collision at sea // Journal of Human Stress. 1985. Vol. 11. Р. 42-46.
8. Mаgomed-Eminov M. Post-traumatic stress disorders as a loss of meaning of life // States of mind / Eds. D. Halpern, A. Voiskunsky. Oxford, 1997. Р. 238-250.
9. Schmolling P. Human reactions to the Nazi concentration camps: A summing up // Journal of Human Stress. 1984. Vol. 10. Р. 108-120.
10. Selye H. A. Stress in health and disease. Boston; London, 1976. Р. 1256.
11. Selye H. A. The stress of life. New York, 1956. Р. 516.
12. Van der Kolk B. A., van der Hart O., Marmar C. R. Dissociation and information processing in Posttraumatic Stress Disorder // Traumatic stress: The effect of overwhelming experience on mind, body and society / Eds. B. A. van der Kolk, A. C. McFarlane, L. Weisaet. New York; London, 1996. Р. 303-327.
13. Wilson J. P., Krauss G. Predicting PTSD among Vietnam veterans // Post-traumatic stress disorder and the war veteran patient / Ed. by W. E. Kelly. New York, 1985. Р. 102-147.
14. Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. СПб., 2001. 288 с.
15. Анциферова Л. И. Личность в трудных жизненных условиях: переосмысливание, преобразование ситуаций и психологическая защита // Психологический журнал. 1994. Т. 15, № 1. С. 3-18.
16. Бодров В. А. Психологический стресс: развитие, преодоление. М., 2006. С. 12.
17. Бурлачук Л. Ф, Коржова Е. Ю. Психология жизненных ситуаций. М., 1998. 263 с.
18. Василюк Ф. Е. Психология переживания. М., 1984. 200 с.
19. Выготский Л. С. Конкретная психология человека // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. 1986. № 1. С. 53-59.
20. Дикая Л. Г., Махнач А. В. Отношение человека к неблагоприятным жизненным событиям и факторы их формирования // Психологический журнал. 1996. Т. 17, № 3. С. 137-146.
21. Дьяченко М. И. и др. Готовность к деятельности в напряженных ситуациях: Психологический аспект. М., 1985. 206 с.
22. Кекелидзе З. И. Введение в психиатрию чрезвычайных ситуаций // Медицинская и судебная психология. М., 2004. 276 с.
23. Китаев-Смык Л. А. Психология стресса. М., 1983. С. 24.
24. Лебедев В. И. Личность в экстремальных условиях. М., 1989. 304 с.
25. Леонтьев А. Н. Избранные психологические произведения. М., 1983. 392 с.
26. Магомед-Эминов М. Ш. Исследование человека в экстремальной стрессовой жизненной ситуации: отчет по НИР. МГУ, факультет психологии. 1991. 187 с.
27. Магомед-Эминов М.Ш. Личность и экстремальная жизненная ситуация // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. 1996. №4. С. 26-35.
28. Магомед-Эминов М. Ш. Позитивная психология человека: От психологии субъекта к психологии бытия: В 2 т. М., 2007. Т. 1. 560 с.; Т. 2. 624 с.
29. Магомед-Эминов М. Ш. Программа НИР «Личность в экстремальной стрессовой жизненной ситуации». МГУ им. М. В. Ломоносова, ф-т психологии, каф. общей психологии. 1990. 62 с.
30. Магомед-Эминов М.Ш. Психология уцелевшего // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. 2005. № 3. С. 112-121.
31. Магомед-Эминов М.Ш. Синдром фронтовика // «Побратим». 1990. №4, 5.
32. Магомед-Эминов М.Ш. Трансформация личности. М., 1998. 496 с.
33. Магомед-Эминов М. Ш., Кадук Г. И., Квасова О. Г., Филатов А. Т. Новые аспекты психотерапии посттравматического стресса. Харьков, 1990. 143 с.
34. Марищук В. Л., Евдокимов В. И. Поведение и саморегуляция человека в условиях стресса. СПб., 2001. 260 с.
35. Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М., 1997. 190 с.
36. Тарабрина Н. В. Практикум по психологии посттравматического стресса. СПб., 2001. 239 с.
37. Федеральный закон №68-ФЗ «О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера» от 21 декабря 1994 г. иИ,Ь: http://mchs.altai-republic.ru/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=191 (дата обращения - 20.11.2009).
38. Хрусталева Н. С. Психология кризисных ситуаций: Учеб.-метод. пособие. СПб., 2006. 184 с.
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 14. ПСИХОЛОГИЯ. 2005. № 3
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
М. Ш. Магомед-Эминов ПСИХОЛОГИЯ УЦЕЛЕВШЕГО
В этой работе предлагается психологический анализ психической травмы и соответственно психологии уцелевшего в онтологическом горизонте трансформации бытия личности в условиях небытия, т.е. существования человека за пределами повседневного опыта, когда смерть непосредственно или опосредованно открывается как феномен жизни. Тем самым мы хотим сдвинуть акцент с медицинской (расстройства), биологической (стрессология) и когнитивно-аффективной (функционализм) точек зрения на упускаемое этими подходами человеческое измерение.
Эта работа обобщает результаты исследований психической травмы, проведенных в лаборатории "Личность и стресс" ф-та психологии МГУ. В ней использованы данные, полученные при оказании психологической помощи 830 уцелевшим. Однако из-за невозможности в рамках одной статьи хоть сколько-нибудь полно изложить научную аргументацию нашего анализа, а также привести статистические выкладки, мы включили в текст лишь то, что создает наиболее общее представление о психологии уцелевшего.
Модусы человеческого существования. Мы будем исходить из общетеоретического постулата, что психологическая проблематика уцелевшего определяется трансформацией личности в ординарном и трансординарном модусах существования (Магомед-Эми-нов, 1998). Бытие личности, человеческую реальность, мир человеческого существования мы разделяем на модус повседневности, или ординарности, и модус неповседневности, или трансординарности. Повседневность интерпретируем в горизонте парадигмы жизни, а неповседневность - в горизонте парадигмы жизни-смерти (Магомед-Эминов, 1996). Существование в повседневном мире означает не только жизнь в условиях отклонения смерти и переживания символического бессмертия, но и феномен преодоленной смерти. Так происходит с уцелевшим - человеком, пережившим предельный, трансцендентный опыт. Неповседневность, или трансординарная реальность - это существование, когда небытие (Ничто) вторгается в основание бытия и влечет за собой не только жизнепадение, но и жизневосхождение, не только
психотравматизацию, но и рост личности, не только деструкцию, но и конструкцию. Как в модусе повседневности, так и в модусе неповседневности человек может стать как ничтожеством, так и святым: проблема ответственности не снимается ни в одном из жизненных миров человека.
С нашей точки зрения, вторжение небытия - это не "червяк в основании бытия" (Сартр, 2003) и не "ужас, приоткрывающий уничтожающее Ничто" (Хайдеггер, 1997), а реальный опыт, который может открываться или, наоборот, отклоняться (дезавуироваться) в трансординарности. "Мужество быть", которое страстно отстаивает П. Тиллих (1995), объединяя онтологическое и этическое значение в одном понятии, мы понимаем в гуманистическом, а не в религиозном смысле, не только как мужество быть или женственность быть, а как экзистенциальную позицию человека - быть вопреки небытию, до последнего вздоха.
В фундаментальной онтологии М. Хайдеггера (1997) Dasein ("вот-бытие") интерпретируется как "бытие-в-мире", в средней повседневности, как несобственное бытие. А собственное, аутентичное бытие у него - это "бытие-к-смерти". Критериев различения повседневного и неповседневного бытия у М. Хайдеггера нет, ибо для него Dasein всегда "уже присутствие", будучи при этом "еще не". Для нас как повседневность, так и неповседневность, несмотря на открытость или неоткрытость смерти, в своем существе есть "бытие-к-жизни". Здесь мы отмежевываемся и от экономического принципа З. Фрейда (Freud, 1955), который тоже обосновывает жизнь как "бытие-к-смерти", и от пессимизма А. Шопенгауэра (1999), который выдвигал на первый план волю к жизни как сущность всего, а потом сам же подверг ее отрицанию в "бытии-к-смерти" и нирване. Разумеется, существование человека в модусе трансординарности требует решимости, стойкости, воли. Трудно подобрать термины для обозначения такого тотального состояния личности, встречающей Ничто и преодолевающей его, если фортуна улыбнется.
В психологических исследованиях психической травмы господствует натуралистическая парадигма с всеобъясняющим биологическим гомеостатическим принципом стресса и психоаналитическим термином "защита/преодоление". Прежде чем сделать следующий шаг, сформулируем фундаментальный методологический тезис, на котором явно или неявно основывается вся наша работа.
Психологические феномены надо рассматривать в двух горизонтах - психоонтологическом, где феномен интерпретируется в тематическом поле трансформации бытия личности, и психоонти-ческом - феномен интерпретируется в единстве телесного, душевного, духовного и экзистенциального модусов человека. Из всех
следствий, вытекающих из этого тезиса, отметим только два: во-первых, человеческую личность надо рассматривать во множестве миров - жизненных, интерсубъектных (Гуссерль, 1999); во-вторых - человеческую личность надо рассматривать в разных горизонтах, масштабах и форматах, на разных уровнях. При этом необходимо ясно представлять горизонт феномена, который мы усматриваем и удерживаем, не путая его с прочими равноисходны-ми гранями феномена. Обоснование этих идей см.: Гуссерль, 1999; Джеймс, 1991; Хайдеггер, 1997; Шютц, 2004.
Проблема классификации психологических коллизий. Развивая метапсихологический подход к психической травме и психологии уцелевшего, дадим предварительную классификацию человеческих проблем1. Разделим психологическую проблематику человека на два широких класса - интрапсихическую и интерпсихическую. К интрапсихическому полюсу отнесем всю психологическую проблематику, порожденную (а) психическим конфликтом разного происхождения (структурным, мотивационным, когнитивным, ценностным и т.д.) и (б) депривацией и фрустрацией, т.е. состоянием неудовлетверенности базисных потребностей в связи с возникновением препятствий (внутренних/внешних) на пути их реализации и/или недостижением жизненно важных целей и проектов2. Интерпсихический полюс вводится очевидным тезисом: не все человеческие проблемы являются трансформацией инфантильных психических конфликтов и фрустраций. У взрослого человека существуют зрелые проблемы, которые не всегда вызваны по формуле:
1 С того момента, как для обозначения психической травмы Д. Эрикшейн (Erichsen, 1882) ввел понятие "железнодорожный спинной мозг", а Г. Оппенгейм (Oppenheim, 1889) - "травматический невроз", и далее появились термины "реакции испуга", "снарядный шок", "батальное истощение", "концентрационный синдром", "синдром заключенного", "синдром узника", "синдром бедствия", "синдром легионера", "вьетнамский синдром" и, наконец, ПТСР, - стало очевидным, что психологические последствия психической травмы отличаются от классической психопатологии. 3. Фрейд (Freud, 1955), отдавая в этом отчет, пытался различить психоневрозы и травматические неврозы в терминах нарциссизма и разрушения защиты от раздражений. Однако здесь значение трансформации личности, в том числе трансформации смысла, остается за пределами анализа.
2 Важно заметить, что интерпсихические и интрапсихические аспекты личности не дихотомичны, а взаимосвязаны и взаимодополнимы как два полюса одного целостного процесса. Поэтому здесь мы условно, для целей классификации, разделяем два реально слитных процесса. Классическая психоаналитическая концепция построена на психическом конфликте, но есть и другие концепции. Так, в теории объектных отношений (Mahler, 1968), в эпигенетической концепции (Эриксон, 1996), в теории Д. Винникота (2004), в теории селф-анализа Х. Кохута (2003) придается значение депривации отношений любви (к объекту, объекта к Я, к себе). Кстати, гуманистическая концепция К. Роджерса (1994) также исходит из идеи специфического конфликта, создающего, например, неконгруэнтность личности.
ситуационный триггер (фрустрация) регрессивно активирует патологическую предиспозицию (преморбидную установку). Интерпсихическая проблематика включает три крупныж блока: психоадап-тологию, психотравматологию и психотанатологию.
Психоадаптология формируется из проблематики, связанной с процессами приспособления к требованиям окружающего мира, с состоянием адаптированности, нарушением и восстановлением приспособления. Стрессовые расстройства и расстройства адаптации являются двумя специальными видами проблем, входящих в эту категорию. Психотравматология включает в себя психологические коллизии человека, вызванные опытом смерти и угрозы смерти. В этот проблематический круг входят уже известные нам ПТСР, ОСР и другие посттравматические стрессовые синдромы: синдром смыслоутратности (Магомед-Эминов, 1998; Magomed-Eminov, 1997), аффективно-агрессивный синдром (Магомед-Эми-нов и др., 2004). Психотанатология образуется из переживания утраты и составляет область психологии горя. Утрата и травма связаны, более того, в широком смысле слово "утрата" можно было бы включить в понятие травмы, но в узком смысле целесообразно их различать. Те проблемы, когда травма в узком смысле и утрата пересекаются, мы назовем травматической утратой. В сфере психотанатологии целесообразно также различать утрату близкого человека (по: Bowlby, 1961; Freud, 1955; Lindemann, 1944; Parkes, 1996; и др.) и умирание (все, что с ним связано) (KublerRoss, 1969).
Вся эта классификация - эмпирическая, основанная на пси-хоонтическом подходе, при котором мы пытаемся искать сущностные качества наличныгх явлений. Но есть еще два тематических горизонта интерпретации человеческих проблем - метапатологи-ческий и онтологический. В метапатологическом горизонте патологические проблемы человека рассматриваются в связи с ценностными, духовныши конфликтами, фрустрацией метаценностей, утратой смысла и т.д. Здесь есть тематические сферы, которые образуются и метапатологией (Маслоу, 1999), и экзистенциальной патологией (Франкл, 1990), и смыгсловыш конфликтом, и смысловой фиксацией (Magomed-Eminov, 1997). Онтологический горизонт вообще трактует человеческую проблематику не как патологию, а как бремя человеческого существования - то, что характеризует структуру человеческого бытия.
Чтобы внести ясность в наше понимание и уберечься от ложных трактовок, еще раз укажем: даже определение детерминации травмы требует интеракционных, а еще лучше - транзакционных моделей, интерпретирующих взаимодействие личностных и ситуационных детерминант. Это касается также психического конфлик-
та и фрустрации. Ведь внешняя преграда может препятствовать удовлетворению "внутреннего" базисного влечения, например, потребности в любви.
Последствия психической травмы. Из представленной классификации выделим психотравматологию и поставим вопрос о дальнейшей классификации психологических последствий трансординарного опыта, с которым сталкивается человек. Эти последствия мы подразделяем на негативные, нейтральные и позитивные. К негативным относим: а) посттравматические стрессовые синдромы (ОСР, ПТСР, синдром смыслоутратности, аффективно-агрессивный синдром и др.); б) собственно психопатологические состояния и реакции; в) соматические патологии (ранения, повреждения, контузии, черепно-мозговые травмы и др.); г) разнообразные их сочетания и вариации. К нейтральным - все адаптационно-тран-зиторные реакции, социально-психологические последствия травмы (СППТ), отдельные симптомы. Позитивные последствия - это посттравматические трансформации личности (в том числе рост и развитие).
Организация жизни. Исходя из основного постулата онтологического анализа личности, человека необходимо рассматривать в его жизненном мире. Жизненный процесс, поток членится на определенные этапы, стадии, сферы пространственно-темпоральной структурой человеческого существования. Это членение может быть хронологическим, календарным ("это было тогда-то") или феноменологическим - основанным на становлении жизненных событий. Такое жизненное событие, как травма темпорально структурирует жизненный мир уцелевшего на "до-мир", "в-мир" и "пост-мир". Жизненный путь уцелевшего можно рассмотреть в разных горизонтах, но важно увидеть его целостно в трех мирах плюс то, что происходит с ним после возвращения. Возвращение - это важнейший феномен, который является для уцелевшего встречей с грядущим и разлукой с бывшим. Именно одновременное действие этих двух факторов определяет интернализацию, осмысление прошлого, интеграцию в жизнь и связанную с этим адаптацию, развитие.
Не углубляясь в механизмы трансформации самоидентичности уцелевшего, которую мы считаем важнейшим этиологическим фактором ПТС-реакций, попытаемся оценить, в какой степени уцелевшему удается быть хозяином своей жизни, самоосуществляться, обустраивать, т.е. организовывать свою жизнь. Организация жизни определяется различными переменными, но здесь мы рассмотрим ее с точки зрения эмпирической оценки по пяти параметрам: экстенсивность, интенсивность, устойчивость, удовлетворенность, самореализованность. Все эти характеристики услов-
ны, но важны для уцелевшего, вернувшегося домой после трагедии, беды.
Экстенсивность жизни понимается как широта отношений с миром, открытость новому опыту, многообразие жизненных сфер человека.
Жизнь как жизнедеятельность в пересечении своих фундаментальных аспектов - собственно деятельности и общения - расчленяется на разные жизненные сферы, в которых и живет человек. Существует даже некая социокультурная матрица, принятая в определенной культуре и задающая образцы социально желательного образа жизни. Когда говорят об адаптации индивида к окружающей действительности, то обычно имеют в виду его приспособление к определенным сферам жизни в подобной социокультурной матрице и задачу социально-психологической реабилитации чаще всего видят в адаптации индивида к определенным жизненным сферам.
Утрата индивидом сфер функционирования личности считается в DSM-ГV необходимым признаком ПТСР. Поэтому параметр экстенсивности жизни указывает на полноту представленности определенных сфер в жизни человека. Выпадение той или иной сферы указывает не только на дисфункцию личности, но и на незадействованность личностных ресурсов, нереализованность некоторых побуждений, стремлений, проектов. При этом надо учитывать, что жизнь не противостоит человеку как нечто внешнее, к чему он должен приспособиться. Это вереница жизненных ситуаций, в которых человек должен решать задачи выживания, поддержания существования, развития.
Интенсивность, в отличие от экстенсивности, вводящей горизонтальное измерение жизни, указывает на ее вертикальное измерение, касается глубинно-вертикальной организации мотивов, а также интенсивности вкладывания жизненной энергии в определенную сферу. Экстенсивность, имеющая оборотной стороной отчуждение, и интенсивность, связанная с активностью и глубиной вовлечения в жизненные сферы, должны иметь разные отношения с полнотой самореализации человека, которая осуществляется не в глубинах личности, а в решении жизненных задач, и придает жизни осмысленность, дает переживание ее полноты и насыщенности. В этом смысле можно говорить о витальности человеческого существования.
Для оценки состояния уцелевшего нужно учитывать еще переменную стабильности/нестабильности жизни. С одной стороны, устойчивость существования в определенной жизненной сфере очень важна для самоосуществления человека и чувства удовлетворенности жизнью, но с другой - способность преодолевать в жизни все то, что уже нежизненно, также имеет немаловажное значение. Здесь речь идет уже о становлении жизни, которому Ницше придавал большое значение: жизнь как преодоление жизни. Воля власти, по Ф. Ницше (2003), предполагает как сохранение жизни, так и ее становление, рост.
Все эти переменные в единстве характеризуют эффективную организованность жизни человека (в нашем случае - уцелевшего). По этому фактору в первый год после возвращения уцелевших можно разделить на 5 групп.
Первой группе свойственна дезорганизация, нестабильность организации жизни. Основная жизненная энергия и ресурсы личности "прикованы" аномальным опытом, жизненная ориентация негативна и компульсивно фиксирована негативным прошлым. Оно отбрасывает тень на все происходящее в сегодняшней жизни. Все стороны жизни, будь то работа, учеба, семья, отношения с друзьями, поведение в общественных местах, контакты и связи, разрушаются или становятся неэффективными. Жизнь приобретает черты фрагментированности не только из-за разрыва связи между нынешним и прежним, но и из-за незадействованности важных сфер жизни, их выпадения из жизнедеятельности. Фундаментальные стороны личности как бы зависают в бездействии, что может привести к стагнации внутренних потенциалов и ресурсов - психостазису личности.
Пример: "Я сижу дома и ничем не занимаюсь. Я ни к чему не годен, никому я не нужен. Я попытался несколько раз познакомиться вначале после возвращения домой с девушкой, потом бросил... Я подумал, а что если она увидит шрам на теле и узнает, кто я. Мне тяжело сидеть дома, но выходить еще тяжелее". Другой ветеран во время интервью вначале вообще молчал, не обращая никакого внимания на психолога. Оказалось, что он слушал, но не реагировал, ибо был весь охвачен своим состоянием и отгораживался от происходящего.
Для второй группы характерна неустойчивость, непоследовательность организации жизни. Непостоянство жизненных отношений приводит к частой смене занятий, мест работы, знакомых, друзей, к неустойчивости брака, непостоянству в любви и др. Это "полосатая" жизнь: периоды устроенности, хорошего самочувствия перемежаются периодами хаоса, беспорядка.
Пример: "Никакие занятия меня долго не привлекают. Найду что-то по душе... Как будто вначале все для меня интересно, даже я начинаю увлекаться. Проходит некоторое время, и все становится мне скучно. Что я делал, перестает меня увлекать. Я нахожу какую-нибудь причину, бросаю это дело или делаю это просто так". "Вначале знакомлюсь с женщиной, она мне очень нравится, даже думаю - вот она лучше всех... Постепенно она мне надоедает... Хочу найти что-нибудь свежее".
В третьей группе наблюдается "суженность ", частичность организации жизни, сочетающаяся с инфантилизацией/примитиви-зацией личности. Низкие экстенсивность и интенсивность жизни. По качеству это жизнь непритязательная, не ориентированная на достижения. Пример: ветеран работает сторожем в театре, ника-
Рис. 1. Уровни трансформации личности применительно к адаптивным и неадаптивным изменениям
ких интересов, кроме механического выполнения функции, у него нет. Ко всему равнодушен, не стремится заняться чем-нибудь другим.
Четвертая группа демонстрирует стабильность организации жизни и устойчивость, уравновешенность психической организации человека. Люди эффективно решают встающие перед ними жизненные задачи. Говорят, что в первые месяцы после возвращения прошлое еще давало о себе знать, но они главным образом были заняты организацией своей жизни.
В пятой группе обнаруживается становление, стремление к более высокому уровню жизни. Люди овладели новыми сферами жизни и добились достаточно высоких стандартов качества. Это сочеталось с развитием самоуправления и самоорганизации. Отличаются самостоятельностью, инициативностью, предприимчивостью, решительностью. Не только сами повышают свой жизненный уровень, но и помогают другим стать на ноги, чтобы дать им возможность далее самостоятельно следовать по своему жизненному пути (т.е. у них целеустремленность и решительность сочетается с неинструментальным отношением к другим). При наличии разных жизненных ориентаций все эти люди характеризуются позитивным отношением к жизни.
Адаптация. Рассмотрим уровни трансформации личности применительно к адаптивным и неадаптивным изменениям (рис. 1). Одна сторона адаптации состоит в приспособлении индивида к требованиям окружающей реальности, другая - в направленности
на изменение окружающей среды согласно своим требованиям3. 3. Фрейд (Freud, 1955) и Ш. Ференци (2000) говорили об аллоплас-тических и аутопластических изменениях, имея в виду два указанных аспекта. Однако существует и третий тип изменений, связанных с адаптацией, - постадаптация, не сводимая ни к приспособлению к реальности, ни к приспособлению реальности к себе. Постадаптация имеет два аспекта. Один из них назовем адаптоге-незом. Это постадаптация, предполагающая нарушение адаптации, но направленная на созидание нового уровня адаптации, выходящего за пределы прежнего. Другой вид постадаптации назовем трансадаптацией. Он связан с самореализацией, самоутверждением, трансценденцией личности. Человек выходит за пределы адаптации, созидая, конструируя новую реальность, актуализируя потенциальные способности своей личности. Постадаптация указывает на прогрессивное развитие личности и ее жизнедеятельности. Однако существует и другое, противоположно направленное изменение - регрессивное.
Регрессия, как мы ее понимаем, включает в себя кроме возврата психической организации личности на преодоленный в процессе развития уровень ("регрессия" у Фрейда и "ретрогрессия" в терминах Левина) еще и травмотрансформацию личности, приводящую к ее примитивизации (упрощению и уплощению жизни), а также инфантилизацию. Примитивизация и инфантилизация - два вида посттравматической регрессии личности. Примитивизацией личности являются: 1) одностороннее развитие одной субличности за счет ее других составляющих, в результате чего она приобретает доминирующее значение; при этом сверхразвитость одной черты сочетается с деформацией других; 2) недоразвитие, задержка развития отдельной части личности, приводящая к выпадению из структуры определенного важного компонента.
Уместно выделить регрессивную адаптацию, соответствующую регрессии личности, отграничивая ее от двух уже введенных: собственно адаптации, которую можно обозначить как норматив-
3 Х. Гартманн (2002), один из представителей Эго-психологии, строит свою теорию почти полностью на понятии адаптации. В психологии личности это понятие пользуется дурной славой и связано с образом "приспособленца", "хамелеона", т.е. беспринципного человека. Чтобы в области персонологии снять с понятия адаптации тень, отбрасываемую на нее представлением о "приспособленце", нужно, во-первых, устранить из этого понятия значение восстановления биологического равновесия, во-вторых, ограничить сферу использования слова процессами интеграции в определенный микросоциум, в-третьих, трактовать его в терминах саморегуляции как феномена человеческого Я. Очевидно, что после возвращения уцелевший должен заново приспособиться к социуму. Конечно, адаптацией все не ограничивается, он должен овладеть новым опытом, войти в новые сферы социума, развиваться, расти.
ную адаптацию, и постадаптации, распадающейся, в свою очередь, на процессы создания нового статус-кво (адаптогенез) и на выстраивание новых внутренней и внешней реальностей, синхронизирующихся друг с другом (трансадаптацию). В этой сфере существуют симулякры современных философов - Дерриды и Делеза.
Внимательный анализ феномена регрессивной адаптации показывает, что для полноты картины требуется ввести еще одно понятие - дезадаптацию. Регрессивная адаптация - это определенная форма адаптации, например при неврозе. Однако невроз как особая форма существования личности все-таки отличается от повседневного существования, которому релевантно понятие нормативной адаптации. Регрессивная адаптация имеет свою оборотную сторону - неудачу адаптации, т.е. дезадаптацию. Действительно, изменения, у которых отмечается регрессивная дезадаптация, могут формировать асоциальную и антисоциальную установки, которые объясняют не только синдром отчуждения, но и деформации мотивационной структуры, в которой ведущее значение приобретает деструктивная мотивация. Побуждаемый оппозиционной негативной направленностью личности, человек дезадаптируется от социума, по крайней мере от той части, которой требуют нормативная адаптация и трансценденция.
Если мы применим параметр адаптации для описания межгрупповых различий, то увидим следующее. Уцелевшие из первой группы характеризуются острой дезадаптацией; для второй группы наилучшим образом подходит понятие адаптационного колебания, или адаптация/дезадаптации,г4; третьей группе свойственна низкая адаптация5.
Травматический стресс. Для оценки состояния уцелевшего относительно травматического стресса мы воспользуемся схемой типа фрейдовского катексиса-антикатексиса, но не в экономическом ключе, а в содержательном, регулятивном плане. Здесь соотношение будет строиться по формуле: травматический стресс - преодоление травматического стресса. Острота переживания травматического стресса и степень его преодоления позволяют оценить различия по 5 группам.
4 Адаптация/дезадаптация - это комбинированная характеристика, подчеркивающая попеременную смену состояний адаптации на дезадаптацию и наоборот. Неуравновешенность состояния адаптации здесь, в целом, объясняется неуравновешенностью психической организации личности, в которой разные части не составляют синергетического единства.
5 Низкая адаптация выделена как особая градация из-за того, что хотя индивид осуществляет адаптивное отношение с окружением, но у него существует много дезадаптивных сфер личности.
Представителям первой группы свойственны острые стрессовые состояния, у одних обнаруживается утрата самоконтроля, а у других - сверхконтроль. Во второй группе наблюдаются хронические стрессовые состояния: период обострения сменяется периодом ремиссии, имеется амбивалентность самоконтроля, защитные механизмы не справляются с редукцией напряжения, а эффективные механизмы саморегуляции не сформированы. Люди из третьей группы выстроили сильную защитную систему от стресса: овладели своим состоянием путем отклонения травматического опыта, а не окончательностью устранения болезненного переживания, т.е. за счет репрессивной системы. Для четвертой группы характерно преодоление стресса.
Преодоление стресса по сути надо отличать от защиты от него. Преодоление основывается на целедвигательных механизмах регуляции, а защита - на целетормозящих механизмах защитной мотивации. Преодоление стрессового состояния большинство авторов сводит к копингу (совладанию), понимая под этим восстановление нарушенного стрессом гомеостатического состояния и, следовательно, устранение психического напряжения. Трактовка преодоления как сохранения гоме-остазиса, действительно, легко подводится под понятие механизмов защиты Эго, достаточно лишь только сделать акцент на устранении аффективного состояния, исключив из термина значение психической репрезентации влечения. Не углубляясь в проблематику, мы будем разграничивать преодоление, которое строится на основе защитных механизмов и преодоление, организованное как регулятивная система разрешения жизненной проблемы. В одном случае мы имеем дело с автоматизированными, стереотипными реакциями, устранением напряжения, а в другом - с целенаправленными действиями по разрешению проблемы, создающей стресс. Защитное преодоление пытается устранить следствия, симптомы без разрешения конфликта и ликвидации стрессора, преодоление в собственном смысле направлено на разрешение проблемы и устранение причин ее вызывающих.
Стоит заострить внимание на том, что Г. Селье не просто ввел в научный обиход понятие стресса как стимульно-реактивную схему, а предложил биологическую модель общего адаптационного синдрома, объясняющую развитие адаптивного ответа организма на чужеродный, опасный фактор-стрессор (Selye, 1956, 1976). Адаптивная модель была сформулирована на основе концепции гомеостазиса У. Кеннона, и в дальнейших психологических исследованиях процессы восстановления равновесия стали трактоваться как совладание-копинг (Lazarus, Folkman, 1984). В когнитивной модели Р. Лазаруса и его сотрудников копинг вначале отождествлялся с психологическим понятием "защита".
Так как стресс в психологическом плане имеет своей оборотной стороной жизненную задачу, которую человек должен решить, то деятельность по решению задачи не может быть полностью сведена к реакциям совладания, что является редуцированной, упрощенной моделью мотивации. Если даже оставаться в рамках идей Г. Селье, то надо различать адаптивный и неадаптивный копинг. Кстати, в когнитивной
теории Лазарус и Фолкман выделяют проблемно фокусированный и эмоционально фокусированный виды копинга.
Пятой группе свойственно возрождение от стресса. Возрождение здесь отмечается развитием и ростом личности, вызванными внешним травматическим событием. В данном случае потрясение от столкновения с жизненной трагедией становится источником духовного самоутверждения и самоосуществления незадействован-ных высших потенциалов личности. Возрождение от стресса предполагает не только освобождение от него, но и "рождение" новой личности. Человек обретает мудрое отношение к жизни. Для этого не обязательно стать стариком (как это операционализировано в эпигенетической теории Э. Эриксона, 1996). Эндогенной мудрости, развивающейся в старости, мы противопоставляем экзогенную мудрость, развитие которой не имеет возрастных границ и является ответом личности на трагедии, драмы и жизненные коллизии, потрясающие основы ее существования. Мудрость потрясенного существования дает человеку возможность быть мудрым в жизни, а не в ее конце.
Посттравматические стрессовые реакции и синдромы. ПТСР
является ключевым понятием, используемым для описания психологических последствий психической травмы (подробнее об этом см.: Магомед-Эминов, 1996). Критерии ПТСР были определены при обследовании вьетнамских ветеранов в американской диагностической номенклатуре DSM-Ш-R в 1980 г. Хотя это понятие представляется нам крайне важным, но приходится признать, что все психологические коллизии нельзя анализировать через его призму. Преодоление однобокости подхода, абсолютизирующего роль ПТСР, - одна из задач нашей работы. Данную задачу мы решаем, разделяя психологические последствия травматического стресса на негативные, нейтральные и позитивные (см. выше). С этой позиции выделяются пять групп уцелевших.
Первая группа - те, у кого диагностируются ОСР и разные виды ПТСР (острые, хронические, отсроченные). Вторая - те, у кого отмечаются нетипичные посттравматические стрессовые синдромы (отчуждения, смыслоутратности, аффективно-агрессивный и др.). Третья группа отличается деструктивными или примитивными реакциями: индивид реагирует на актуальную ситуацию через призму прошлого стрессового опыта, и его реакции носят компульсивный, автоматизированный характер в соответствии со стилями выживания. Эти три труппы характеризуются негативными последствиями. Четвертая группа состоит из тех, кто не имеет травматических расстройств или неадекватных стилей реагирования, но обнаруживает адаптационно-транзиторные реакции. Это нейтральные последствия. У пятой группы обнаруживаются позитивные последствия - посттравматическое развитие и стресс-син-
дром роста, т.е. особые формы психического развития личности, вызванного травматическим стрессом и потрясением. Стресс как бы "пробуждает" спящий потенциал человека и ставит перед ним вопросы, требующие для своего эффективного разрешения включения в широкие жизненные перспективы и связи с другими людьми.
Отчуждение и интеграция. Отчуждение в различных формах - отличительная черта психологии уцелевшего. На различных выборках мы обнаруживали значение фактора отчуждения и как важного признака ПТСР, и как особого синдрома, вызванного психической травмой. Полярно противоположная характеристика - приобщение, интеграция в микросоциум, окружающий мир - определяется как позицией самого уцелевшего, так и эффективной социальной поддержкой (это верно и по отношению к феномену отчуждения). С точки зрения соотношения между этими двумя оппозициями опишем пять групп уцелевших.
Первая группа отличается острым отчуждением, изоляцией, расстройством общения, наблюдается анапсиоз - психическое оцепенение, интимофобия, острая реакция непонимания. Во второй группе обнаруживается отчуждение в более мягких формах:. Бывает, что отчуждение сменяется актуализацией аффилятивных, интеграционных тенденций. (Ветеранские компании испытывают на себе влияние этой амбивалентности: люди сходятся, встречаются, дружелюбны, потом начинаются ссоры, и они расходятся. Через некоторое время все повторяется снова.) В состоянии отчуждения поверхностное общение в той или иной форме сохраняется. Для третьей группы характерны негативизм, эгоизм, индивидуализм. Негативизм может иметь различные формы: активную, пассивную, инфантильную. В активной форме индивид агрессивен, ищет ситуации силового решения проблем. В пассивной форме отмечается примитивизация жизни, при инфантилизме - симбиотическая регрессия в отношениях с родными6. В четвертую группу попадают те, кто преодолевает тенденцию отчуждения и стремится к интеграции в микросоциум. Различаясь мотивами приобщения, эти люди схожи в общей направленности к установлению контактов, общению, взаимодействию. Для пятой группы характерна более широкая просоциальная мотивация, стремление к включению индивидуальной деятельности в дальние социальные миры.
6 Третья группа, по сути, состоит из двух крупных подгрупп (возможно, это даже отдельные группы). Одну из них можно обозначить как негативизм и оппози-ционизм (чему соответствуют так называемые антисоциальные и асоциальные установки), другую - как социальный примитивизм и инфантилизм.
Структура жизненного мира. Каждой группе соответствуют также некоторые общие признаки жизненной ситуации, структуры жизненного мира.
В первой группе жизненные ситуации имеют признаки хаотичности, диффузности, дезорганизованности. Во второй группе отмечается фрагментированность реальности: жизненный мир разобщен, диссоциирован и разорван. В третьей группе жизненная ситуация представлена в двух формах: а) враждебная реальность: индивид воспринимает окружение в целом или частично как опасную для себя силу и соответственно проявляет по отношению к нему враждебность, злость, агрессию; б) примитивная реальность: уцелевший ориентирован на простые, обыденные, примитивные жизненные реалии. Люди из четвертой группы живут в обычной реальности нормативной, повседневной социальной жизни. Жизненную ситуацию пятой группы можно назвать постповседневностью. Это реальность, требующая от человека включения глубинных потенциалов, личностных экстремумов.
Трансформация жизни. Необходимо разобраться в особенностях постаномальной жизни уцелевшего и найти некие динамические инварианты, задающие основные направления изменения жизненных содержаний. Анализ материалов подсказывает существование трех базисных жизнетрансформаций уцелевшего, которые мы условно обозначим как жизневозрождение, жизненисхождение и жизневозвышение. Этот тезис перекликается с "философией жизни" Ницше, где восхождение и нисхождение считаются двумя основными ориентациями процесса становления жизни.
Жизневозрождение (жизневосстановление) соответствует обычному, привычному уровню жизни, социальной нише. Именно этот уровень жизни имеют в виду, когда говорят о необходимости "обустройства своей жизни". Это осуществление жизненного процесса на тех содержаниях, которые человек на время оставил и к которым теперь вернулся. Подобное возрождение можно назвать и жизнеукоренением: человеку надо не только обратно включиться в социальную систему жизни, но и выстроить свой уникальный жизненный путь в социальном пространстве, эффективно интегрироваться в свою жизнь, чтобы она обрела черты определенной полноты, благополучия.
Жизненисхождение - такая форма жизнетрансформации, когда жизнь приобретает черты неукорененности, беспочвенности. Уцелевший блуждает по поверхности без глубоких связей с основаниями жизни, ведет бездомное существование, скитаясь от одного жизненного пристанища к другому. Бывает и так, что некоторые прячутся от жизни, а другие борются с ней. Все это
приводит, в конце концов, к жизнеугасанию при жизни, даже в расцвете сил, т.е. к стагнации жизни. Используя пространственную метафору, жизненисхождение можно разместить на плоскости жизненных низов, в подземелье, на дне. Применима также метафора движения - регрессия, нисхождение, спуск, падение, упадок и др.
С жизневосхождением ассоциируются процессы жизненного роста, прогресс, подъем, небо и другие "горние" мотивы (Бердяев). Здесь становление трансформируется в трансценденцию жизни. Личность самоактуализируется, выходит за пределы наличного бытия, чтобы расширить, продвинуть свою жизнь в новые продуктивные области. Трансценденция не отрывает человека от жизненных корней, а создает новое основание жизни для развития пробудившихся фундаменталий - экстремальных сфер личности.
Трансформация личности. Наконец, мы достигли того этапа, на котором предметом анализа становятся формы посттравматического развития личности. Развитие личности, обусловленное экстремальным опытом, назовем постэкстремальным и подвергнем дальнейшей дифференциации в соответствии с рассмотренными выше тремя формами жизнетрансформации. Три вида развития личности, согласующиеся с тремя формами жизнетрансформа-ции, обозначим как суперномальное, нормальное и субномальное развитие (рис. 2).
Специфику применяемой нами терминологии разъясним на примере феномена острого горя, вызванного личностным потрясением - утратой. Последствия горя могут быть субномальными, нормальными и суперномальными. Образно говоря, это значит, что от горя и страдания один может символически умереть, второй - быстро вернуться к нормальному состоянию, а третий - развить высшие уровни своей личности. Итак: субномальное развитие связано с аномальным горем, нормальное развитие - с нормальным горем и суперномальное развитие - с трансценденцией горя, ростом личности после утраты.
Понятие "нормальное развитие" может показаться кому-то неудачным, хотя имплицитно признается в большинстве теорий личности. В психологии аномального бытия личности многие вещи наполняются предельно ясным содержанием, и нормальность никому не покажется неуместной. Человек, живущий в аномалии, т.е. в ситуации выживания, вполне четко представляет себе нормальную жизнь, которая для него является высокой ценностью, хотя для многих находящихся "по эту сторону" жизни она является банальностью. Существуют разные "нормальности". Это наглядно подтверждается тем, о чем в свое время точно сказал В. Франкл: аномальное поведение в аномальной ситуации - нор-
2 ВМУ, психология, № 3
Рис. 2. Соответствие форм жизнетрансформации и видов развития личности
мально. На войне нормально убивать. Но для того чтобы убийство стало нормой для гражданского человека, он должен измениться, стать другим (иным) хотя бы на период войны. Но на время другим не станешь. Вернувшись, чтобы жить вполне обычной, так называемой нормальной жизнью, снова надо меняться. И "нормальность" войны, и "нормальность" мира требуют развития личности. Автоматически человек не шагнет из одного жизненного мира в другой. За вход надо платить трансформацией личности.
Субномальное развитие приводит к уменьшению полноты и самодостаточности личности, ослаблению ее единства, создает дезинтеграцию личности, диффузию Эго-идентичности. Три основных направления субномального развития - инфантилизм, примитивизация и дезорганизация личности.
Говоря об инфантилизме личности, необходимо его отличить от собственно инфантильного, т.е. детского поведения. Инфантилизм личности - это незрелость, недоразвитость взрослого человека, которая может быть результатом задержки развития или регрессии личности. Регрессивное развитие личности затрагивает мотивационную сферу, систему Я, межличностные отношения, смысловую сферу, нарциссическую систему и др. В результате инфантильного регрессивного развития поведение уцелевшего в отношениях с родителями носит амбивалентный характер: симбиоз (привязанность, страх остаться без родителей) удивительно сочетается с отчуждением (показывают, что в родителях не нуждаются, пытаются отделиться).
Заключение. Развивая здесь психологию уцелевшего, мы хотели обозначить наиболее важные вопросы, не претендуя при этом ни на полноту их освещения, ни на окончательность выводов. Однако подчеркнем еще раз, что психологические коллизии уцелевшего не являются исключительно негативными, а самоактуализация - не удел избранных: самые простые люди не умозрительно, а предельно зримо сталкиваются в неповседневности с действительно великими истинами жизни.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Винникот Д.В. Семья и развитие личности. Мать и дитя. Екатеринбург, 2004.
Гартманн X. Эго-психология и проблема адаптации. М., 2002. Гуссерль Э. Идеи чистой феноменологии и феноменологической философии. М., 1999.
Джеймс У Многообразие религиозного опыта. М., 1991. Кохут X. Анализ самости. М., 2003.
Магомед-Эминов М.Ш. Личность и экстремальная жизненная ситуация // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 1996. № 4. Магомед-Эминов М.Ш. Трансформация личности. М., 1998. Магомед-Эминов М.Ш. и др. Новые аспекты психотерапии посттравматического стресса: Методические рекомендации. М., 2004. Маслоу А. Мотивация и личность. СПб., 1999. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 2003. Роджерс К. Становление личности. М., 1994. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. М., 2003. Тиллих П. Избранное. Теология культуры. М., 1995. Ференци Ж Теория и практика психоанализа. М., 2000. Ффранкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990. Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997.
Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Шопенгауэр А. Собр. соч.: В 6 т. Т. 1. М., 1999. Шютц А. Избранное. М., 2004.
Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М., 1996. Bowlby J. Processes of mourning // Intern. J. Psycho-Anal. 1961. Vol. 42. Erichsen J.E. On concussion of the spine: Nervous shok and other obscure injuries of the nervous system in their clinical and medicolegal aspects. London, 1882.
Freud S. Beyond the pleasure principle // Strachey. Vol. 18. London, 1955.
Kubler-Ross E. On death and dying. N.Y., 1969. Lazarus R., Folkman S. Stress, appraisal and coping. N.Y., 1984. Lindemann E. Symptomatology and management of acute grief // Amer. J. of Psychiatry. 1944. Vol. 101.
Magomed-Eminov M. Post-traumatic stress disorders as a loss of the meaning of life // States of mind / Ed. by D. Halpern, A. Voiskynsky. Oxford, 1997.
Mahler M.S. On Human Symbiosis and the Vicissitudes of Individuation. Vol. 1. Infantil Psychosis. N.Y., 1968.
Oppenheim H. Die traumatischen Neurosen. Berlin, 1889. Parkes C.M. Bereavement: Studies of grief in adult life. 3rd ed. London, 1996.
В заключение анализа тенденции вторжения скажем, что страх потери самоконтроля является одним из основных побудительных мотивов избегания уцелевшим психологической реабилитации. Другой важный мотив определяется собственно избегательной тенденцией, входящей в критерии посттравматического стрессового расстройства.
Тенденция избегания. Избегание воспоминания травматического опыта, являющееся выражением негативной фиксации на травме, имеет много различных форм проявления. Избегание может носить характер полного избегания, когда человек старается вообще не касаться болезненного опыта, или частичного избегания – он отклоняет определенные фрагменты произошедшего. Фрагментированность воспоминаний, характерная для уцелевшего, - черта, которая в немалой степени определяется влиянием избегательной мотивации на процессы воспроизведения опыта.
Избегание проявляется в следующих основных формах: 1) избегание мыслей, чувств и впечатлений, связанных с травмой; 2) избегание занятий и ситуаций, способствующих оживлению воспоминания; 3) неспособность припомнить травматические эпизоды (психическая амнезия); 4) потеря интересов; 5) отчуждение от других; 6) потеря способности любить и др.
Центральной детерминантой избегания опыта является защита Я с помощью механизма психического сжатия личности, создающего то, что мы уже выше назвали анапсиозом. Психическое сжатие состоит не только из процесса выведения болезненного опыта из своего Я, но включает в себя выстраивание двойного защитного барьера – против внешней и внутренней стимуляции. Полный синдром анапсиоза включает в себя следующие проявления: 1) дубликацию Я; 2) дереализацию; 3) психическое оцепенение; 4) эмоциональную анестезию; 5) агедонию – неспособность получать удовольствие; 6) асексуальность; 7) социальные страхи; 8) изоляцию, отчуждение; 9) снижение интенсивности мотивации; 10) утрату ориентации на будущее; 11) алекситимию.
Психическое сжатие не только защищает уцелевшего от болезненного воздействия прошлого опыта, но и притупляет его боязнь вновь оказаться жертвой какого-либо катаклизма. Дело в том, что созданное психическим сжатием ощущение безопасности построено на отклонении страха, который путем защитных механизмов загоняется вглубь личности, на время предохраняя Я от переживания беспокойства.
1.4 Личность и травматический стресс
Не умаляя значения выделения в DSM клинической формы PTSD, отметим возникшую в литературе вслед за этим тенденцию узкоклинической трактовки личностных проблем уцелевшего. Многообразие проявлений бытия личности в экстремалии (экстремальной жизненной ситуации) стали сводить лишь к негативным характеристикам, представленным в виде некого описательного перечня психических реакций, и рассматривать в отрыве от функционирования личности и проблем человеческого Я. Как только выясняется, что некто является уцелевшим, ему тут же "навешивают" ярлык "ПТСР" – явного или скрытого, и пытаются "втиснуть" человеческую трагедию в формализованный симптоматический перечень. Игнорирование личности проявляется не только в описательном характере трактовок, но и в сведении PTSD, по сути, к аффективно-паническим реакциям, трактуемым в рамках расстройства страха (anxiety disorders).
Объяснение психической травмы и ПТСС без учета личности является не то что бы затруднительным, но, как мы думаем, вообще невозможным. В качестве доказательства приведем следующий аргумент: травматический характер определенного события зависит от того смысла, который оно имеет для личности, т.е. от личностного смысла стрессора. Действительно, одно и то же событие, будучи травмирующим для одного, не задевает другого, т.е. существуют индивидуальные различия личности по восприимчивости к воздействию данного, конкретного стрессора. Поэтому без процессов личности (детерминирующих образование смысла) мы не можем адекватно определить не только интенсивность стресса, но даже сам факт стрессового воздействия события. Однако роль личности в понимании травматического стресса не ограничивается выполнением функции смыслового опосредствования: травматический стресс трансформирует буквально все психические структуры и процессы личности вплоть до ядерных глубинных образований и самого Я человека (Магомед-Эминов и др., 1990, Магомед-Эминов, 1996).
Более того, травмотрансформации подвергаются не только глубинные слои личности, но и ее наиболее "вершинные" смысловые содержания. Дело в том, что любая сверхординарная ситуация как особая форма существования человека инициирует смыслотворчество личности, исход которого двойственен: с одной стороны, смысловые новообразования создают смысловую ткань для существования в новой реальности, в которой пребывает человек, с другой – новые смыслы закладывают основы того, что мы обозначим смысловым удвоением. То, что создает кажущийся прогресс в аномальной реальности, в повседневности, в мире возвращения, оборачивается регрессом. Смысловой опыт, обретенный человеком в аномалии, становится теперь для него обузой, тяжелым жизненным грузом, который отторгается им как нечто чуждое и чужеродное. "Не надо было воевать, - с горечью сказал ветеран Чечни, - много полегло парней, много было пролито крови и все это ни за что". Так создается почва для смыслового конфликта, выполняющего роль этиологического фактора ПТСР (Magomed-Eminov, 1997). Происходит то, что можно назвать смысловым очуждением: человек сам же для самого себя вот с этим смыслом становится чужим. Обратим внимание на нетождественность понятий очуждения и отчуждения.
Смысловой конфликт – это противоречие между смыслами или смысловыми структурами, не связывающимися в процессе своего соотнесения в иерархизованное единство в пределах одной личностной целостности. Можно задаться вопросом: как возможно пересечение смыслов? Забегая вперед, отметим, что пересечение смыслов связано со смысловым становлением личности, происходящим на основе иерархизации ее смысловой системы. Отношения между смыслами в иерархии могут быть не только синергическими, гармоническими, но и оппозиционными. Как мы уже сказали выше, в основе смыслового конфликта часто лежит смысловое удвоение (или даже смысловая фрагментация) личности. Дело в том, что существование личности в условиях трансординарности формирует новый смысловой центр личности, не совпадающий с предшествующим, но и не отменяющий его. Между тем, два смысловых центра поляризуют вокруг себя смысловые содержания, которые при пересечении друг с другом вступают в конфликтные отношения взаимного обессмысливания, создавая то, что можно на-
звать смыслоутратностью.
Теперь, показав значение личности для понимания психологической травмы и посттравматических стрессовых синдромов, сделаем предметом нашего анализа саму личность со стороны ее трансформации в условиях экстремального трансординарного существования. При решении этой задачи мы будем исходить из общепсихологического подхода к изучению личности в экстремальной жизненной ситуации, отдельные положения которого уже были нами изложены. (Магомед-Эминов и др., 1990, Магомед-Эминов, 1996). Этот подход в дальнейшем мы будем также называть психотрансформативным подходом. Стоит пояснить, что поставленная в работе задача связана с общим теоретическим положением данного подхода о том, что психологические коллизии уцелевшего детерминированы трансформацией его личности, коренящейся в экстремальной ситуации существования.
Нетривиальность выдвинутого положения очевидна, хотя на первый взгляд проблема звучит как будто просто: проблемный круг, обычно трактуемый в рамках стрессологии и психопатологии, мы рассматриваем в рамках общей теории личности. Но этот подход кардинально меняет теоретическую ситуацию в области стрессологии: феномены, обычно регистрируемые в виде психических реакций, находят свое выражение в качестве проявлений функционирования личности, т.е. манифестаций личности.
Развивая подобный взгляд, мы пытаемся преодолеть научный разрыв между психологией личности и психологией экстремального стресса, которого, кстати, не существует в действительности. Проще говоря, мы предлагаем "внедрить" психологию личности в область стрессологии, а стресс "поднять" до уровня личности. Первая часть этой фразы говорит о необходимости изучения обычно игнорируемого в психологии вопроса – бытия личности в аномалии, а вторая – о возможности раскрытия стресса как особого психологического состояния личности, а именно, ее потрясения. Конечно, дело заключается не в том, чтобы подобрать более подходящий термин для обозначения пиковых состояний, а в раскрытии метаморфоз, трансформаций, претерпеваемых личностью под давлением бремени человеческого существования, независимо от того, происходят ли они в модусе ординарности или в модусе сверхординарности. Переводя понятие стресса в плоскость человеческих драм, трагедий, потрясений мы не должны забывать о том, что всякое травматическое событие вызывает также нарцистический стресс.
Основные научные положения, сформулированные автором на основании проведенных исследований:
- Впервые вводится и систематически разрабатывается понятие работы личности, в которой осуществляются многообразные культурно-исторические отношения человека с миром, реализующиеся в его многообразных деятельностях, что позволяет дать полноценное определение психологической трансформации личности и в структурном плане, и в плане существования. Введение работы личности как основополагающего понятия деятельностно-смыслового подхода развивает динамическую парадигму культурно-деятельностной психологии.
- Создана концепция конструктивной работы личности, в которой выделяются четыре типа конструирования: дескриптивное, генерализующее, нарративное, культурно-историческое, что проясняет механизмы производства и присвоения, воспроизведения, развития культурно-исторического жизненного опыта личности.
- Вводится модель трансформационной онтологии личности и выделяются два фундаментальных модуса (способа) бытия личности: повседневный и неповседневный модусы бытия личности, которые взаимопереходят в бытийно-темпоральной работе личности. Существование личности определяется в единстве бытия и небытия, смысла бытия (L-смыслов) и смысла небытия (D-смыслов). Онтологическая трансформация личности рассматривается с точки зрения бытийно-темпоральной, культурно-исторической работы личности.
- Разработана системно-динамическая модель мотивации, в которой мотивационная сфера личности дифференцируется на мотивационные образования (структуры, процессы, факторы) и мотивационную работу, конструирующую эти образования. Выделены четыре стадии мотивации: инициация, селекция, реализация, постреализация, в соответствии с которыми мотивационная работа разделяется на работу инициации, работу селекции, работу реализации, работу постреализации, определяя два горизонта: премотивации и постмотивации.
- В смысловой системе личности различаются смысловые образования (структуры, системы, формы) и смысловая работа, в которой они конструируются. Показано, что мотивационная и смысловая работа имеют горизонтальное и вертикальное измерение.
- Впервые разработан общепсихологический подход к феномену экстремальности, в котором экстремальность понимается с точки зрения трансформации бытия личности в неповседневном, предельном модусе существования, соотносительном повседневному модусу бытия личности. Показано, что феномен экстремальности имеет не только негативный аспект страдания, расстройства, дистресса, как это обычно рассматривается в психологии, но и позитивный аспект - стойкости, мужества, испытания. Обоснована и эмпирически проверена модель трансформации личности в экстремальной ситуации с точки зрения ее позитивных, негативных и нейтральных последствий.
- Предложена новая трактовка травмы и утраты как конструктивных феноменов, производящихся в культурно-исторической работе. Смысловая концепция травмы, утраты и горя открывает возможность для становления и развития нового научного и практического направления - экстремальной психологии и психологической помощи.
- Разработан новый подход к проблеме экзистенциальной темпоральности - концепция сферической темпоральности и темпоральной трактовки личности, дифференцирующий абстрактную, дискретную темпоральность и конкретную, континуальную многомерную темпоральность существования личности. Создана концепция транзитного субъекта, позволяющая ухватить личность в движении, переходе и становлении.
- Впервые прямо ставится и систематически прорабатывается разделение психологической помощи и психотерапевтической практики. Психологическая помощь трактуется с точки зрения принципа заботы, то есть культурно-истори-ческой работы человека по формированию культуры заботы о других и о себе.
- Новый психодиагностический инструментарий, основанный на качественных, идиографических принципах исследования, разработан и апробирован в ситуациях экстремального модуса существования человека (возвращения уцелевшего, травмы, утраты, переходных состояниях).
- Получены новые эмпирические данные, характеризующие законно-мерности и взаимосвязи различных аспектов личности, способствующие уточ-нению понятий экстремальность, психическая травма, утрата, горе, работа лич-ности, нарративная работа личности, смысловой конфликт, посттрав-матический рост. Все эти феномены интерпретируются в рамках культурно-деятельностной психологии, расширяя рамки ее экологической валидности.
1.Магомед-Эминов, М.Ш. Трехфакторная модель когнитивной структуры мотивации достижения / М.Ш. Магомед-Эминов // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. - 1984. - №1. - С. 57-59 (0,2 п.л.).
2.Магомед-Эминов, М.Ш. Анализ когнитивного подхода в зарубежных теориях мотивации / М.Ш. Магомед-Эминов, И.А. Васильев // Вопросы психологии. – 1986. - №5. – С. 161-168 (0,5 п.л. - авт. вклад 0,25 п.л.).
3.Магомед-Эминов, М.Ш. Личность и экстремальная жизненная ситуация / М.Ш. Магомед-Эминов // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. - 1996. - №4. - С. 26-35 (0,5 п.л.).
4.Магомед-Эминов, М.Ш. Психология уцелевшего / М.Ш. Магомед-Эминов // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. - 2005. - №3. - С. 3-19 (1,1 п.л.).
5.Магомед-Эминов, М.Ш. Триада расстройство, стойкость, рост как последствие экстремальной ситуации / М.Ш. Магомед-Эминов // Акмеология. - 2009. - №1. - С. 53-63 (0,9 п.л.).
6.Магомед-Эминов, М.Ш. Феномен посттравматического роста / М.Ш. Магомед-Эминов // Вестник Тамбовского университета. Гуманитарные науки. - 2009. – Вып.3 (71). - С. 111-117 (0,7 п.л.).
7.Магомед-Эминов, М.Ш. Трансформация самоидентичности личности при горе / М.Ш. Магомед-Эминов // Развитие личности. - 2009. - №1. - С. 110-120 (0,5 п.л.).
8.Магомед-Эминов, М.Ш. Определение экстремальной ситуации / М.Ш. Магомед-Эминов // Российский психологический журнал. - 2009. - №2. - С. 17-24 (0,9 п.л.).
9.Магомед-Эминов, М.Ш. Повседневный и неповседневный жизненные миры личности / М.Ш. Магомед-Эминов // Вестник университета. Государственный Университет Управления. – 2009. - №4. С. 67-70 (0,5 п.л.).
Монографии и учебные пособия:
10.Магомед-Эминов, М.Ш. Новые аспекты психотерапии посттравматического стресса. Методические рекомендации. Украинский институт усовершенствования врачей / М.Ш. Магомед-Эминов, Г.И. Кадук, А.Т. Филатов, О.Г. Квасова. – Харьков, 1989. - 36 с. (2 п.л. - авт. вклад 1 п.л.).
11.Магомед-Эминов, М.Ш. Мотивация и контроль за действием / М.Ш. Магомед-Эминов, И.А. Васильев. – М.: МГУ, 1991. - 144 с. (9,0 п.л. - авт. вклад 4.5п.л.).
12.Магомед-Эминов, М.Ш. Трансформация личности / М.Ш. Магомед-Эминов. – М.: Психоаналитическая ассоциация, 1998. – 496 с. (15,5 п.л.).
13.Магомед-Эминов, М.Ш. Новые аспекты психотерапии посттравматического стресса. Методические рекомендации / М.Ш. Магомед-Эминов, Г.И. Кадук, А.Т. Филатов, О.Г. Квасова.- М.: АНОУМО «Инсайт, 2004. - 2-е изд, дополн. и исправл. – 200 с. (5,0 п.л. - авт. вклад 2.5.п.л.).
14.Магомед-Эминов, М.Ш. Экстремальная психология. Т.2. / М.Ш. Магомед-Эминов. – М.: Психоаналитическая ассоциация, 2006. – 576 с. (20,0 п.л.).
15.Магомед-Эминов, М.Ш. Психология психической травмы. От «железнодорожного спинного мозга» к «травматическому неврозу» / М.Ш. Магомед-Эминов. – М.: Психоаналитическая ассоциация, 2006. – 200 с. (7,0 п.л.).
16.Магомед-Эминов, М.Ш. Позитивная психология. Т. 1 / М.Ш. Магомед-Эминов. – М.: Психоаналитическая ассоциация, 2007. – 560 с. (37,0 п.л.).
17.Магомед-Эминов, М.Ш. Позитивная психология. Т. 2 / М.Ш. Магомед-Эминов. – М.: Психоаналитическая ассоциация, 2007. – 624 с. (37,0 п.л.).
18.Магомед-Эминов, М.Ш. Феномен экстремальности / М.Ш. Магомед-Эминов. – М.: Психоаналитическая ассоциация, 2008. – 218 с. (5,0 п.л.).
19.Магомед-Эминов, М.Ш. Внутренняя работа: конструирование временной формы / М.Ш. Магомед-Эминов. – М.: Психоаналитическая ассоциация, 2008. – 218 с. (5,0 п.л.).
Научные публикации в других изданиях:
20.Магомед-Эминов, М.Ш. Влияние разных типов каузального приписывания на поведение: социально-психологические факторы повышения эффективности идеологической деятельности / М.Ш. Магомед-Эминов // Материалы научно-практической конференции. - Ростов-на-Дону, 1982. С. 66-68 (0,15 п.л.).
21.Магомед-Эминов, М.Ш. Мотивация общения / М.Ш. Магомед-Эминов // Печатные материалы Луриевских чтений. - М.: МГУ, 1985. – С. 63-97 (0,7 п.л.).
22.Магомед-Эминов, М.Ш. Мотивация и мотив / М.Ш. Магомед-Эминов // Психолого-педагогические проблемы мотивации учебно-трудовой деятельности. Печатные материалы научно-практической конференции. – Новосибирск, 1985. - С. ЗЗ-35 (0,15 п.л.).
23.Магомед-Эминов, М.Ш. Мотивационная регуляция поведения / М.Ш. Магомед-Эминов // Эмоционально-волевая регуляции поведения и деятельности. II всесоюзный семинар молодых ученых. - Симферополь, 1986. - С. 58-59 (0,1 п.л.).
24.Магомед-Эминов, М.Ш. Психодиагностика мотивации. Объект и методы / М.Ш. Магомед-Эминов // Общая психодиагностика / под ред. А.А.Бодалева, В.В.Столина. - М.: МГУ, 1987. - С. 155-162 (0,4 п.л.)
25.Магомед-Эминов, М.Ш. Когнитивные теории мотивации / М.Ш. Магомед-Эминов // Печатные материалы московской конференции по проблемам мотивации. - М., 1987. – С.117-118 (0,1 п.л.).
26.Магомед-Эминов, М.Ш. Проективный тест Х. Хекхаузена / М.Ш. Магомед-Эминов // Практикум по психодиагностике / под ред. А.А.Бодалева, В.В.Столина. - М.: МГУ, 1988. – С. 47-58 (0,6 п.л.).
27.Магомед-Эминов, М.Ш. Тест мотивации достижения / М.Ш. Магомед-Эминов // Практикум по психодиагностике / под ред. А.А.Бодалева, В.В.Столина. - М.: МГУ, 1988. – С. 36-47 (0,5 п.л.).
28.Магомед-Эминов, М.Ш. Тест мотивации афиллиации / М.Ш. Магомед-Эминов // Практикум по психодиагностике / под ред. А.А.Бодалева, В.В.Столина. - М.: МГУ, 1988. – С. 58-67 (0,5 п.л.).
29.Магомед-Эминов, М.Ш. Измерение мотивации достижения / М.Ш. Магомед-Эминов // Практикум по психодиагностике / под ред. А.А.Бодалева, В.В.Столина. - М.: МГУ, 1988. – С. 163-170 (0,4 п.л.).
30.Магомед-Эминов, М.Ш. Интенсификация клиент-центрированной психотерапии / М.Ш. Магомед-Эминов // Материалы 6 Межд. симпозиума по психотерапии. - София, 1988. С. 115-117 (0,15 п.л.).
31.Магомед-Эминов, М.Ш. Психологически-ориентированная психотерапия / М.Ш. Магомед-Эминов // Материалы 1-ой региональной школы-семинара. - Вологда, 1989. – С. 36-48 (0,1 п.л.).
32.Магомед-Эминов, М.Ш. Никто не забыт / М.Ш. Магомед-Эминов // Материалы всесоюзной конференции Союза ветеранов Афганистана. - М.: Издательство Московской Патриархии, 1989. – С. 9-28 (0,1 п.л.).
33.Магомед-Эминов, М.Ш. Синдром фронтовика / М.Ш. Магомед-Эминов // Побратим. - М.: Воениздат, 1989. – С. 3 (0,3 п.л.).
34.Магомед-Эминов, М.Ш. В поисках душевного равновесия / М.Ш. Магомед-Эминов // Побратим. - М.: Воениздат, 1989. – С. 3 (0,2 п.л.).
35.Магомед-Эминов, М.Ш. Практикум по психодиагностике / М.Ш. Магомед-Эминов // Психодиагностические материалы. - М.:МГУ, 1988. С. 66-102 (1,85 п.л.).
36.Магомед-Эминов, М.Ш. Психодиагностика мотивации и саморегуляции / М.Ш. Магомед-Эминов // Практикум по психодиагностике / под ред. А.А.Бодалева, В.В.Столина. - М.: МГУ, 1990. – С. 82-106 (1,25 п.л.).
37.Магомед-Эминов, М.Ш. Актуальные вопросы современной психотерапии / М.Ш. Магомед-Эминов // Новое в психотерапии и немедикаментозном лечении больных на курорте / под ред. Г.И.Кадука. - Харьков, 1990. – С. 62-73 (0,4 п.л.).
38.Магомед-Эминов, М.Ш. Личность в экстремальной стрессовой жизненной ситуации / М.Ш. Магомед-Эминов, О.Г. Квасова // Общая психология. Сборник программ дисциплин специализации. - М.:МГУ, 1992. - С. 91-92 (0,1 п.л., авт. вклад 0,05 п.л.).
39.Магомед-Эминов, М.Ш. Личность и аномалия / М.Ш. Магомед-Эминов // Материалы конференции. - Минск: БГУ, 1996. – С. 115-118 (0,1 п.л.).
40.Магомед-Эминов, М.Ш. Предисловие / М.Ш. Магомед-Эминов // Р.Аппигнанези, О.Зарате. Психоанализ в иллюстрациях. Пер. с англ. / под ред. М.Ш. Магомед-Эминова.- М.: Психоаналитическая ассоциация, 1996. – С. 5-8 (0,2 п.л.).
41.Магомед-Эминов, М.Ш. Личность и трансформация / М.Ш. Магомед-Эминов // Материалы научной конференции, посвященной 30-летию факультета психологи МГУ им. М.В.Ломоносова. - Вестн.Моск.Ун-та, сер. 14, Психология, 1997. – С. 66-69 (0,5 п.л.).
42.Magomed-Eminov, M. Post-traumatic Stress Disorders as a Loss of the Meaning of Life. / Magomed-Eminov, M. // States of Mind. Ed.D.Halpern A.Voiskunsky. - Oxford Univ. Press., 1997. - P. 238-250 (1,2 п.л.).
43.Магомед-Эминов, М.Ш. Посттравматический стресс / М.Ш. Магомед-Эминов // Общая психология. Сборник программ дисциплин специализации. – М.: Российское психологическое общество, 1998. – С. 70-73 (0,2 п.л.).
44.Магомед-Эминов, М.Ш. Глубинная психология / М.Ш. Магомед-Эминов // Общая психология. Сборник программ дисциплин специализации. – М.: Российское психологическое общество, 1998. – С. 73-78 (0,3 п.л.).
45.Магомед-Эминов, М.Ш. Личность в экстремальной стрессовой жизненной ситуации. Психодиагностика посттравматического стресса / М.Ш. Магомед-Эминов, О.Г. Квасова, В.С. Клевцов, Е.И. Максимов, В.Б. Березкина-Орлова // Общая психология. Сборник программ дисциплин специализации. – М.: Российское психологическое общество, 1998. – С. 129-130 (0,2 п.л.- авт. вклад 0,1 п.л.).
46.Магомед-Эминов, М.Ш. Расстройство общения при психической травме / М.Ш. Магомед-Эминов // Международная конференция «Общение 2000: проблемы и перспективы развития».- М., 2000. С. 78-82 (0,15 п.л.).
47.Магомед-Эминов, М.Ш. Психопатология смысла / М.Ш. Магомед-Эминов // «Проблема беженцев и вынужденных переселенцев: материалы круглого стола. М., 2000. С. 29-45 (1 п.л.)
48.Магомед-Эминов, М.Ш. Психопатология смысла / М.Ш. Магомед-Эминов // Психологи о мигрантах и миграции в России. Информационно-аналитический бюллетень №2. - М.: Российское общество Красного креста, 2001. - С.44-63 (0,95).
49.Магомед-Эминов, М.Ш. Психодинамика общения / М.Ш. Магомед-Эминов // Психология и ее приложения. Том 9, вып.3 / под ред. Д.Б. Богоявленской, Т.Ю. Базарова, Е.А. Климова. - М.: АНО «УМО «Инсайт», 2002. – С. 11-13 (0,2 п.л.).
50.Магомед-Эминов, М.Ш. Нарцистический стресс / М.Ш. Магомед-Эминов // Международная конференция, посвященная памяти А.Р.Лурия. - М.: Инсайт, 2002. - С. 84-85 (0,1 п.л.).
51.Магомед-Эминов, М.Ш. Проблема психической травмы и конфликта в психоанализе / М.Ш. Магомед-Эминов // Всероссийская научно-практическая конференция памяти профессора А.И.Белкина 24-26 мая 2004 г. - М.: Русское психоаналитическое общество, 2004. – С. 47-51 (0,15 п.л.).
52.Магомед-Эминов, М.Ш. Предыстория концептуализации феномена ПТСР (посттравматического стрессового расстройства) / М.Ш. Магомед-Эминов // Психология состояний. Хрестоматия / под ред. А.О. Прохорова. - М., СПб.: ПЕРСЭ, Речь, 2004. – С. 168-174 (0,4 п.ч.).
53.Магомед-Эминов, М.Ш. Мотивационные детерминанты стресса / М.Ш. Магомед-Эминов // Психология состояний. Хрестоматия / под ред. А.О. Прохорова. - М., СПб.: ПЕРСЭ, Речь, 2004. – С. 78-83 (0,25 п.ч.).
54.Магомед-Эминов, М.Ш. Новые аспекты психотерапии посттравматического стресса / М.Ш. Магомед-Эминов, Г.И. Кадук, О.Г. Квасова, А.Т. Филатов // 2-е изд, исправл. Методические рекомендации. – М.: АНО УМО «Инсайт», 2004. – 112 с. (5,6 п.л. - авт. вклад 2.8 п.л.).
55.Магомед-Эминов, М.Ш. Понятие психотравмотерапии / М.Ш. Магомед-Эминов // Вызовы эпохи в аспекте психологической и психотерапевтической науки: материалы конференции. – Казань, 2004. – С. 28-31 (0,25 п.л.).
56.Магомед-Эминов, М.Ш. Теория и практика оказания психологической помощи: современное состояние проблемы психологии уцелевшего / М.Ш. Магомед-Эминов // Психологическая помощь / под ред. М.Ш. Магомед-Эминова. – М.: ПАРФ, 2004. – С. 5-33 (0,7 п.л.).
57.Магомед-Эминов, М.Ш. Психодиагностика мотивации. Объект и методы / М.Ш. Магомед-Эминов // Общая психодиагностика / под ред. А.А. Бодалева, В.В. Столина. – СПб.: Речь, 2004. – С. 219-231 (0,7 п.л.).
58.Магомед-Эминов, М.Ш. Измерение мотивации достижения / М.Ш. Магомед-Эминов // Общая психодиагностика / под ред. А.А. Бодалева, В.В. Столина. – СПб.: Речь, 2004. – С. 231-242 (0,6 п.л.).
59.Магомед-Эминов, М.Ш. Психотерапия горя: трансформационный подход. / М.Ш. Магомед-Эминов // Актуальные проблемы прикладной психологии: материалы конференции. – /Калуга, 2005. – С. 148-149 (0,2 п.л.).
60.Магомед-Эминов, М.Ш. Метапсихология мужского и женского в психоаналитической теории и практике / М.Ш. Магомед-Эминов // Мужчина и женщина в современном изменяющемся мире: психоаналитические концепции: материалы всероссийской психоаналитической конференции / под ред. А.Н. Харитонова, А.В. Литвинова. – М.: Русское психоаналитическое общество, 2005. – С. 57-59 (0,15 п.л.).
61.Магомед-Эминов, М.Ш. Теоретические аспекты психологической помощи / М.Ш. Магомед-Эминов // Здоровье нации – основа процветания России: материалы Конгресса Всероссийского форума / под ред. Л.А. Бокерия. – М.: НЦССХ им. А.Н. Бакулева РАМН, 2005. – С. 104-105 (0,2 п.л.).
62.Магомед-Эминов, М.Ш. Психотерапия горя: трансформационный подход / М.Ш. Магомед-Эминов // Актуальные проблемы прикладной психологии / под ред. Е.Н Богданова, А.В. Ершова. – Калуга: Издательство «Эйдос», 2006. – С. 149-152 (0,2 п.л.).
63.Магомед-Эминов, М.Ш. Психологический феномен безопасности / М.Ш. Магомед-Эминов // Психология перед вызовом будущего: материалы конференции / под ред. Ю.П. Зинченко. – М.: Факультет психологии МГУ им. М.В. Ломоносова, 2006. – С. 457-459 (0,2 п.л.).
64.Магомед-Эминов, М.Ш. Проект «Кризисная интервенция»: исследование последствий и психологическая помощь после взрыва / М.Ш. Магомед-Эминов, Е.В. Баженова, О.Г. Квасова, О.О. Савина, И.П. Приходько // Здоровье нации – основа процветания России: материалы научно-практического Конгресса III Всероссийского форума т.3, ч.1. – М.: НЦССХ им. А.Н. Бакулева РАМН, 2007. – С. 101-103 (0,2 п.л. - авт. вклад 0,1 п.л.).
65.Магомед-Эминов, М.Ш. Смерть и воскресение субъекта / М.Ш. Магомед-Эминов // Личность и бытие. Субъектный подход: материалы конференции / под ред. А.Л. Журавлева, В.В. Знакова, З.И. Рябикиной. – М.: Институт психологии РАН, 2008. – С. 269-272 (0,2 п.л.).
66.Магомед-Эминов, М.Ш. «Бытийное» мышление человека / М.Ш. Магомед-Эминов // Современная психология мышления: смысл в познании: материалы конференции / под ред. Ю.П. Зинченко, А.Е. Войскунского, Т.В. Корниловой. – М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 2008. – С. 30-33 (0,2 п.л.).
